На окручивание закрылков обороны санитар-кордона у налётчиков и меткарей ушло не более пары-тройки каких ребята-наваливаний. До идущих центром немецких штабов только лишь пошли доходить вести о случившейся над девизией накатистой лихости, а налётчики и меткари уже шли на приступ к основа-броням, оставив позади своих увальней, жахалок, дрын-наставленников и опута-девиц для полного овладения лакомо ласкаемым обережно кордоном. Крепко взятая под закрылки дивизия неосторожно выставила незащищённым техник-одеждою требующий сноровистой меткости и ладна подхода напружинный зад… Тут робя-центры, повалистые сибиряки из терпеньем проверенных и подвалили в как раз под ту саму пизду!..
– Ебанька-Станька!.. Давай… Ка-ра-ш..шо!!! – смеялась над всем от души на задней буфере танка пластаемая звеньевая колоны и борт-офицер Тиер Штрассе. – Говорить было им мудакам – пушистый пиздец понюхал нам след! А ибуцца ж типерь и они со своими командами!.. Ванька… другь будом… еби!!!
– Неуважительно всё ж… так это… о командовании своём… – сопел в две ноздри над ей Иван Задэрихвыщенко, хохлак-увалень, влюбляясь у жизни своей налету в прекрасную немку и даму, похоже, его ночезвёздного хохлацкого сердца. – Тиерка, в коленях спустись чутку, да жопою дай, ласка будь, до моего вострука поплотней… Скоро уж, чую, нас настигнет первый завет…
Рядом совсем с Тиер Штрассе ебли юную красавицу-лётчицу танка Зольду коренастый зауральский ласкун Антимир и протяжный в занапрасную улыбистый тувин Оглобля Рост. Зольда Либке прошла с Тиер Штрассе вместе пол Белоруссии, спала лишь с командиркой своей в одном танке и ела часто из её мягких ладоней или с красиво торчащих обострённо в разные стороны упругих грудей. Теперь оттопыриваться двумя сторонами на раз пред глазами своей небесно-возлюбленной и затаённой ревнивицы доставляло юнофурийному нраву Зольды особый истяг… Тиер Штрассе касалась иё разлетающихся локонов губами лишь изредка и делала ужасно-прекрасные глаза на лице от напора Ивана, от вечных Зольды измен и любви, и от приступов всё сокрушающих чувств сразу ко всем в одновременье…
Соседним танком ебли оккупанта Гарфилда Гретхена, расположившегося на верхотуре у башни спиной и ничком. Были заняты: Айя Пролюбова – Волооконская девственница, Светлоглаза Орфеида-Даль – новаторка из Заполярья, Ла Ньян Дзэт – секрет-наблюдательница от Лиги Людей. Ебать получалось с лихвой – немецкий егерь-летник, танковый пилот-командир, выдался полностью сам и лишь налево-право раздавал девкам свой хуй на терзание, как на приветствие – с иго уже по второму разу пульсом билось, текло по их ртам развесистое молоко…
~*~
Есть на мал-Осоловешах двурядный клин – сосенковый борок в две протяжные полосы за юго-запад околицей.
В том двурядье встрял раком и теперь во всю гузку таранился степняками Калмыкии промежтанковый батальон тягачей немецки подтянутых и полесски на дырки проверенных.
Внуки златоресничного Будды, кроха-свора обособленного образования “Звезда Человечества”, наддавала глубокий напор в глубины германских стройно-белокурых механиц и затягивала в тихари инженеров, да тягач-мехарей.
– С Тибета привет! – ни с того говорил, как всегда, лама Егор Дери-Бана промышленной офицерке Лайзе Мерседес, стыкаясь с ней в прохладной весенней тени на полушубке иё переливистом, наброшенном прямо на отсталый от прошлой зимы большой снежный сугроб у сосны. – Глобальное потепление крыши мира грозит утопить нас с тобой уже полностью в настающей безбрежной любви… Ты как – ещё держишься?!...
– Не всегда… – отвечала ему четырёхкратная случайная внучка известного немецкого конструктора, как звезда всегерманского счастья, охватывая обнажёнными щиколотками буддиста-попа за мохнатые тёплые ляжки, впуская на недр глубину своих его входистый противовес. – Я сама уже многое в состоянии становлюсь растопить из-за нашей с тобой беззастенчивости! Наддай горячей!!! Брошу всё и на снег про-ис..с-ст-е..ку-у-у…
~*~
Да с самих Осоловёшек налетели робяты просто охочие – пособить! Но тех с обеих сторон-соучастниц боле самих попереебли по недаразумению в окорот-недосмотру…
Иван Васильевич в переделке участвовал рулевым краснознамённо-алого фланга девичьей укромки от севера: и со всем ему присущим аккуратным вниманием глядел в перделку типерь до отважной дойчланд-казы Ден’Либер Шнитке, ответственного канц-секретаря всей дивизии, танковой полевой наводчице на досуге и фее музыкальных опер мирного времени всей Северо-Восточной Европы.
Ден’Либер обладала выбритой в струнку промежностью и талантом любить на весу. От этого удовольствия Иван Василич уже битый час-другой стоял среди поля прогнутым дугою конём, стояка нагоняя то в перед, то в зад, а то и в лихо навдруг опрокинувшийся рот своей новой немецкой военно-полевой пассии. Выгнутая ласточкой Шнитке молча сосала иму то рот, то залупу, то разрыв гимнастёрки на извечь-загорелом плече и тонкими стройными струйками из выбритых губок аккуратно оформляла каждый свой лёгкий нечайно-надлёт…
~*~
Так сдержалось ретивое отступление доброй памяти танково-немецкой дивизии “Вольный Рейна Привет!”, которую шукали с несколько жарких дён всем Германии главнокомандованием и нашли опосля в крайне растрёпанном и понеприбранном состоянии брошенной на перепутке одном с надрывающейся sos-радиостанцией и с горьким внутренним сожалением об откате уже в леса невидим-бригад провожающих партизан…
А были ведь и другие тактико-сердобольные, куда как не менее важные направления.
~*~
Теплушку вагонную взять из жизни железно-сталелитейных дорог. О ту весну как наги́бало немецко командование древнюю силу и прознало нечаянно себе ту уж дуже могучую теплушечью сласть… Да как стало с..сибе оборудовать на каждого третьего даже какого-нибудь обер-младшего офицера из живого тепла дикий вагон в насквозь-дощат эшелон…
~*~
Или ту ж, на память приходит, знаменитую Ди Пи-пи, “Der Prostituten Post-Stalker”, почту воинствующих германских блядей, беспощадных в пламенных чувствах и столь же нещадных в своих безотказных либер-проистечениях… Как никогда немецкая армия той весной нуждалась в половой связи оскучавших тылов и страждущих передовых! А тут и встревал в разгорячённый связной стык-промеж партизанско-партейный перец-катализатор серьёзного обострения огневых вопросов всеобщей любви…
~*~
А то и сам фронтовой перекат по белёсо-Полесью вспомнить не грех… Ведь на стычке у трёх тех автономных краёв – Советской с Немецкой Армий и Разгул-Партизанщины – случались вещи порой перехватывающи и через последний у чаши безсмеха вершок!..
Опленение
Третий год обучения в медицинской реальной гимнасии показался для Оленьки Детляр пролетевшим за миг. Приютивший её областной городок обходился с ней ласково, вежливо и занимательно, как и обычно случалось с ним. А преддипломный курс был насыщен делами невпроворот, да и короток.
И потому оказалась в том весеннем кружащем голову озеленении Оленька уже врачом незначительной категории и полностью высвобожденной до осеннего поступления в институт человеческой птицей.
С месяц держали ещё подружки её по училищу – забавлялись в стенах ставшего домом родным общежития, ходили по паркам и улицам, строя милые мордочки населению, да ночь напролёт читали Есенина неизвестно зачем.
Но Оленьке про себя уж давно куда более мил был Иван Сергеич Тургенев, потому как чем-то собой напоминал он её далёкого батьку-отца, дом и матушку с младшим братиком Снеженем. И в очередной как-то раз сердечно сжавшись над «Асенькой», не вынесла больше Оленька – отложила бумаги страницы к себе на постель и на следующий день была уж в пути по дороге домой.
Исполненные заново вернувшейся из промышленной командировки жизнью Аистовы Полёты теперь неожиданно для себя разрастались в район, и молодой специалист в большой был цене. Считала Оленька, что у мамы, да папеньки в самый раз ей случится пожить-поработать в жаркий летний межобразовательный срок.
* * *
А запредь до того две весны учудили Митрий Солдат с его жинкой Красой, да и донечкой тож…
Было так. На спор пошёл всей горячей поре уже вслед Солдат Митрий Лукич умыкнуть у Прекрасной Армии под носом к себе на совхозные трудодни организационно образцовых работников пронемецкого воинства.
Был деревенский портняжка всю свою жизнь Митрий Солдат, охотник по малому, да спокойн-рыболов. Имел жену-умницу, Красу Беззаветовну, которая доводилась ему одинаково супругой и матушкой. Матушкой же доводилась она и их голубоглазой взрослой уж дочери, которая звалась Лада-Краса. Все втроём они жили мирно вполне и всегда, пока в тот как раз переполох не подвело под хвоста Митрию подпруги шлею.