«Какую роль заставляют играть членов этой палаты, которые наивно обсуждают вопрос о сохранении страны, в то время как по приказу правительства там начинают производить работы, рассчитанные на длительный срок, в то время как представитель министерства в Алжире, командующие там генералы, да и члены королевской фамилии основывают в Алжире предприятия, рассчитанные на будущее?»
Колонизация Алжира и в самом деле набирает все более быстрые темпы. С каждым годом увеличивается число поселенцев в Алжире. В 1838 году оно достигло уже 25 тысяч. На землях, отнятых у арабов, основываются плантации и фермы. Возникают акционерные компании. Французская буржуазия входит во вкус владения колонией. Она тоже за свободную торговлю и за экономические связи между Алжиром и Францией. Но совсем не в том виде, о котором пишет Абд-аль-Кадир в своем письме королю. По мнению генерала Бюжо, эти экономические отношения должны выглядеть так:
«В силу счастливого совпадения, которое, быть может, пока не оценили, Алжир еще в течение длительного времени будет нуждаться в готовой продукции, производимой во Франции, и в то же время в изобилии поставлять необходимое для промышленности метрополии сырье. Но прежде чем колонисты смогут производить в этой стране масло, шелк, табак, хлопок, пробку и т. д., прежде чем арабы смогут поставлять нам находящие широкий спрос масло, кожи, семена, скот, воск, шерсть и другие продукты, поступающие из внутренних районов Алжира, необходимо силой установить наше господство и поддерживать его путем проведения соответствующей политики».
Готовясь к расширению своих владений, французские власти убеждают Абд-аль-Кадира в том, что согласно Тафнскому договору они имеют право на обладание обширной территорией, расположенной в сопредельных районах провинций Алжир и Константина. Начинается спор об истолковании статьи договора, ограничивающей французские владения на востоке страны: идет ли в ней речь о землях «дальше» ручья Кадар — французский вариант — или, как утверждает эмир, «выше» его. Колонизаторам спор этот нужен лишь для того, чтобы попытаться принудить эмира к важной уступке, либо, если это не удастся, обвинить его в нарушении мирного договора и под этим предлогом возобновить войну. Абд-аль-Кадир относится к спору о словах серьезно и искренне. Видимо, ожидая того же от противной стороны, он простодушно предлагает решить его таким образом:
«Выберите по своему усмотрению двадцать арабов, и пусть они объяснят значение арабского слова «фаук». Если хоть один из них скажет, что это слово может означать «дальше», я приму ваше истолкование договора. Владейте тогда всей территорией между вади Кадар и провинцией Константина. Если же все они решат, что слово, которое вы переводите «дальше», в действительности означает «выше», примите мое предложение: пусть граница ваших владений проходит по гребню нагорья, которое вздымается над вади Кадар».
Никто, конечно, этого предложения всерьез не принял. Французские власти начинают намеренно нарушать Тафнский договор, чтобы спровоцировать эмира на войну. Вопреки условиям договора арабам запрещают покупать оружие в портовых городах. Арабские племена, желающие переселиться на земли алжирского государства, насильно задерживаются. Представитель эмира, посланный в город Алжир для вербовки европейских механиков, берется под арест и высылается во Францию. Наконец генерал-губернатор Вале предлагает консулу эмира итальянцу Гаварини отказаться от выполнения своих обязанностей и требует, чтобы Абд-аль-Кадир назначил консулом араба. Эмир со сдержанным достоинством отвечает:
«Во-первых, мы не можем найти араба, который выполнил бы обязанности консула так, чтобы удовлетворить обе стороны, отстаивая взаимные их интересы. Гаварини — умный и скромный человек, который и нам и вам приносит только пользу. Во-вторых, Франция не имеет никакого права требовать от нас назначения консула против нашего желания. Нам судить, что лучше для нас. Если вы пожелаете послать к нам консулом араба, пусть будет так. Мы не будем возражать. Почему же вы вмешиваетесь в выбор нашего консула? Разве мы позволяем себе это? Ваш образ действия нарушает простые принципы чести, которые должны лежать в основе наших отношений».
Французская сторона была с этим не согласна. Она основывала свои отношения с алжирским государством на иных принципах, вытекающих из потребностей колонизации и не принятых в отношениях между цивилизованными странами. Поборник «быстрой колонизации» Бодишон пишет в книге «Размышления об Алжире»:
«Не важно, если в своем политическом поведении Франция выйдет иногда за рамки общепринятой морали. Главное, чтобы она создала прочную колонию и в дальнейшем приобщила варварские страны к европейской колонизации. Когда какое-нибудь начинание должно принести пользу человечеству, то самый короткий путь к нему является лучшим путем. Совершенно бесспорно, что путь террора — самый короткий».
В другой книге Бодишон продолжает свои размышления:
«Не нарушая законов морали и международной юриспруденции, мы можем бороться против наших африканских врагов порохом и железом, а также голодом, внутренними распрями, войнами между арабами и кабилами, между племенами побережья и племенами, живущими в Сахаре. Мы можем для этой цели использовать алкоголь, подкуп и дезорганизацию. А ведь нет ничего легче этого».
И впрямь, что может быть легче этого? Богатой и могущественной Франции это ничего не стоит. Даже утраты чести, следовать которой здесь просто неуместно. У буржуазии свое классовое понятие о чести. Главный нравственный вопрос «что такое хорошо и что такое плохо?» решается для нее всегда однозначно: хорошо то, что приносит доход, плохо то, что дохода не приносит. Колонизация выгодна, значит, она хороша, и любые средства для ее осуществления оправданны.
Тут уж Абд-аль-Кадир ничего не мог поделать. Он мог с малыми силами и в необычайно короткие сроки добиться поразительных успехов на поле битвы и в государственном строительстве. Он мог, хотя и с большим трудом и только до известных пределов, преодолевать дремучую косность и замшелую патриархальность своих соотечественников. Но он был совершенно бессилен побудить колонизаторов поступать в Алжире согласно простейшим нормам человеческой нравственности. Здесь перед ним была стена, облицованная прописными истинами буржуазной морали, которые не имели никаких дочек соприкосновения с народными представлениями о добре и зле, воспринятыми Абд-аль-Кадиром. Об эту стену разбивались все его попытки склонить французское правительство к осознанию своей ответственности за судьбу алжирского народа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});