Юлий Оганисьян
Абд-аль-Кадир
Сын Марабута
Под властью янычар
У древних греков горы, протянувшиеся вдоль средиземноморского побережья Северной Африки, обозначали край света. Здесь, по их поверьям, обитал великан Атлас, на плечах которого покоился небесный свод. Его дети-атланты согласно этим поверьям и составили племена, населявшие Северную Африку. Это были сильные и воинственные племена, называвшие себя «мазиг», что означает «свободные люди». Начиная с глубокой древности, они вели бесчисленные войны с чужеземцами, которые покушались на их независимость.
Северная Африка, богатая и чрезвычайно удобно расположенная на торговых путях, всегда была вожделенной добычей для завоевателей. Еще во втором тысячелетии до нашей эры ее безуспешно пытались подчинить себе египетские фараоны. Более преуспели в утверждении своего господства финикийцы. В конце IX века до н. э. они основали на североафриканском побережье колонию Карфаген, которая несколько столетий спустя превратилась в могущественное государство. Карфаген стремился покорить внутренние районы Северной Африки. Но ему не удалось преодолеть сопротивление Нумидии, государства, возглавлявшегося местными правителями и достигшего своего наивысшего расцвета в начале II века до н. э., в период правления Масиниссы. Оба эти государства пали под ударами римлян, которых в V веке н. э. сменили вандалы, в свою очередь, через столетие покоренные византийцами.
Каждый из завоевателей привносил в Северную Африку свои общественные порядки, культуру, традиции. Каждый оставил свои следы, многие из которых сохраняются и поныне. Но лишь арабы, обосновавшиеся в Северной Африке в итоге двух крупных вторжений (VII и XI века), преобразовали ее глубоко и необратимо. Берберы — коренное население — были в большинстве арабизированы. Местные культы растворились в исламе. Формы социального устройства, язык и культура арабов стали господствующими в Магрибе (в буквальном переводе с арабского — «Запад»), как часто называют региональную совокупность североафриканских стран.
К началу XVI века в бурной истории Северной Африки назрел новый перелом. К этому времени золотой век арабских завоевателей отошел уже в область преданий. От громадного Арабского халифата, простиравшегося некогда от Инда до Пиренеев и от Кавказских гор до Нильских порогов, остались лишь жалкие осколки. На востоке арабские владения одно за другим были поглощены Османской империей. На западе стремительно росло могущество католической Испании, которая в 1492 году захватом Гранады завершила реконкист и изготовилась для новых «крестовых походов» на мусульманские страны.
Магриб оказался между двух огней. И не только в переносном смысле. На западе пылали костры святой инквизиции, в которых тысячами гибли испанские мавры. Не многим лучше обращались со своими арабскими единоверцами и турки вторгшиеся в Египет.
Над Северной Африкой вновь нависла угроза нашествия чужеземцев. Соблазн для захватчиков был велик: страны Магриба, управляемые отпрысками одряхлевших династий, были совершенно обессилены внутренними распрями. «Вся страна, — доносил из Магриба испанский агент, — в таком состоянии, что кажется, сам господь хочет отдать ее их величествам». Шейхства, султанаты, княжества, союзы племен — десятки их, больших и малых, самостоятельных и вассальных, мозаично пестрой каймой обрамляли северную часть Африки, Египта до Марокко. Повсюду царил дух вражды и соперничества. Кочевые племена бедуинов постоянно нападали на оседлые поселения земледельцев. Города с трудом отбивались от нашествий разбойников. Монархи боролись с самовластьем крупных феодалов. Феодалы враждовали друг с другом и соперничали с горожанами. И все это буйное коловращение политической жизни Магриба было пронизано густой сетью дворцовых интриг, династических заговоров, межплеменных распрей.
Своеобразная обстановка сложилась в портовых городах. Корсар и работорговец стали здесь столь же типичными фигурами, как купец и ремесленник. Процветание портов Магриба находилось в прямой зависимости от морского разбоя, торговли невольниками, а также от солидных сумм, вносимых в качестве выкупа за пленников. Правители Туниса, Бужи, Алжира, Орана и других североафриканских городов снаряжали целые пиратские флотилии, которые грабили корабли христиан и даже нападали на европейские порты. Средиземное море оказалось во власти магрибских пиратов.
«Плавая зимой и весной, они бороздят море с востока на запад, насмехаясь над нашими кораблями, экипажи которых тем временем пируют в портах», — писал бенедиктинский монах Хаэдо, побывавший в плену у алжирских пиратов. — Зная, что заваленные всякой всячиной галеры христиан при встрече с их легкими, тщательно очищенными от ракушек и водорослей галиотами не могут и мечтать о какой-либо погоне за ними или помешать им грабить и воровать, как им заблагорассудится, они обычно дразнят их, развертываясь перед ними и показывая им корму».
Но не одной лишь корыстью можно объяснить действия корсаров. Магрибские пираты того времени участвовали в «священной войне», которую мусульманская Африка вела против христиан. Мавры и мориски (обращенные в христианство иберийские мусульмане), которых изгоняла из Испании католическая церковь, составляли основную ударную силу североафриканского корсарства.
В 1505 году после опустошительного нападения магрибских пиратов на испанское побережье король Фердинанд Католик направляет морскую армаду к североафриканскому побережью. За несколько лет испанцы захватывают почти все крупные порты Магриба. Мусульманское господство в Северной Африке оказывается на грани катастрофы.
В этот драматический момент магрибские пираты и выступают в необычной для рыцарей удачи роли исторических деятелей.
История своенравна в выделке своих героев. Для нее не существует готовых образцов. Всякий материал — не только библейская глина или языческая бронза — идет в дело. Четырех братьев с острова Лесбос, что в Эгейском море, — Аруджа, Хайраддина, Элиаса и Исхака — летописцы из числа стряпчих проводят обычно в своих скрижалях по разряду незаконнорожденных детей истории. Ни происхождение — их отец был горшечником, — ни деяния — с отроческих лет они занимались морским разбоем — не позволяют причислить их к канонически узаконенному лику хрестоматийных героев.
История о том и не заботилась. Безразличная к родословной, равно как и к моральному облику братьев-корсаров, она прихотливо вплела авантюрную судьбу беспутных сыновей горшечника и сложную вязь политических событий переломной для Северной Африки эпохи начала XVI века.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});