воздух в конвертер — потому что никакими мехами потребные три или четыре атмосферы не накачать. Я же не просто так из первого чугуна, в домне выплавленного, отлил цилиндры для воздушного насоса, а когда паровая машина все же заработала, то удалось и «цирк с конями» прекратить, и закачку воздуха в домну сделать действительно непрерывной.
Потом я уже чугунную машину сделал, немного побольше — она получилась уже под сорок сил мощностью и весила чуть меньше тонны. Эту — вторую — я приспособил для кручения токарных станков. Совсем хреновых, но уж всяко лучше, чем любой из существующих. А когда есть токарный станок, то становится очень просто выточить валки для, например, прокатного стана. Не такого, как по телевизору показывали, а совсем уж примитивного: на вертикальной раме их несколько рядом друг с другом ставится и железяка через одну пару валков за раз и пропускается — именно такие сейчас в «развитых странах» и использовались. Чтобы железяка не просто так каталась туда-сюда, ее нагреть надо — и поднялись рядом со «станом» две длиннющие нагревательные печи. Они уголек тратили со страшной силой — но из стана выходили очень полезные железяки. Например, стальной пруток, который вполне годится в качестве арматуры для железобетона — без которого хрен бы я чего построил в Одоеве. И вообще где бы то ни было…
Ну а когда я прикинул предстоящие поступления неплохого металла, мне пришла в голову светлая мысль о том, что металлопрокат бывает разный. И что на стане можно не только проволоку-катанку гнать, но и рельсы например. То есть рельсы я и раньше уже наделать успел, у меня теперь по рельсам катались разливочные ковши от домны до конвертера и в литейных цех, но там всех путей было метров сто. А если проложить рельсы от нового завода до города, а потом и дальше пути кинуть…
Игнатьев в очередной раз пережил повышение оклада жалования, на этот раз до пятисот рублей в месяц, и приступил к покупке всех поместий по дороге от Черни до Липецка. Конечно, дело это не быстрое, да и не дешевое…
В конце лета, когда в Верхнем Студенце уже завершалось строительство первой домны, Карнеев прислал мне бумаги о праве собственности на Нижний Студенец. С оговоренным условием об уплате в казну шести тысяч в год в течение трех лет — а вот тот момент, что «если завод не заработает, все обратно взад вертать», там не упоминался. Видно не зря полковник Дорофеев в этой деревне три месяца просидел, по несколько раз в неделю наведываясь на стройку. Вероятно, он действительно был неплохим специалистом — если не по металлургии, то уж по общим хозяйственным вопросам, поэтому именно с его подачи (мы с полковником этот вопрос несколько раз обсуждали) мне было предоставлено право «выкупать для казенных нужд за свой счет» землю и крестьян-однодворцев, чье село лежало как раз между Студенцами. Формулировка такая использовалась не просто так: «для казенных нужд» означало, что хозяина никто спрашивать не будет и цену установит казна. То есть Канкрин, который за казенную копейку любого сожрет и не заметит. Понятно, что платить предстояло мне, а не казне, и с ценами было не все так сладко — но вот отказаться продать мне то, что я пожелаю купить, эти мужики не могли.
Ну да ладно, мне пока и того, что есть, хватит. С учетом полученного (правда за деньги) небольшого участка на Северском Донце, в том месте, где позже появился город Донецк (и не тот, который Юзовка или Сталино). Сейчас там находилась казачья «бродячая станица» со странным названием «Гундоровская», а территория вроде как относилась к землям Войска Донского, так что по моему поводу был издан специальный рескрипт царя о том, что этот участок, размером в пятьсот десятин, выделяется в особую «казенную собственность» и передается в пользование мне «в пользование ради развития производств железных». Станица была «бродячей» потому что за лет десять она уже четыре раза переносилась с места на место, и каждое новое оказывалось ничуть не лучше предыдущих и в половодье все равно ее затапливало. Не знаю, насколько казакам понравилось то, что у них еще кусок земли отрезают, но никаких гадостей от них я не почувствовал. Да и то, земля была паршивенькая, урожаями совершенно не баловала — к тому же и пахать ее было сущее мучение. Но я там ничего пахать и не собирался. Мне вообще не до того было…
Интерлюдия с ретроспективой
В которой некоторые посторонние люди все же делают что-то, приносящее пользу Герою.
Николай Павлович оторвался от открывающихся за окном видов и повернулся к сдавленно хихикающему полковнику Дорофееву:
— Николай Сергеевич, позвольте поинтересоваться: что это вас так рассмешило?
— Да вот, Алёна Александровна опять в своем репертуаре, — полковник протянул Императору газету, которую он перед тем внимательно читал. — Она местную газету редактирует, ну и сама заметки пишет, весьма, я бы сказал, забавные иногда. То есть почти всегда забавные, я даже слышал, что многие в городе газету сию выписывают исключительно ради того, чтобы почитать очередной её опус. Ну а вчерашний выпуск мне особенно понравился…
Николай взял протянутый листок, вверху которого большими и какими-то вычурными, на его взгляд, буквами красовалось название «Известия» и чуть ниже буквами помельче пояснялось «Одоевского и Черненского советов». Совсем мелкими буквами и обычным шрифтом была приписка «Цена газеты полкопейки, по подписке на год 1 рубль». А заглавная статья называлась (причем здесь шрифт был какой-то непривычно-рубленый) «Визит Императора». Николай давненько не сталкивался с тем, что в газете о его визите писали заранее, поэтому он с интересом довольно небольшую заметку почитал:
«Сообщаютъ, что къ нам заѣдетъ Государь Императоръ с целью осмотра заводовъ. Въ связи съ этим приказываю: челобитныхъ Государю въ руки не совать, съ прошениями къ нему не приставать, автографы не выпрашивать, а будетъ кто, то я свой автографъ пропишу таковому. Если у кого къ Императору просьбы, сдавайте ихъ в письменном виде въ Канцелярию вашего Совета, все таковыя прошения Императору передадутъ.
Съ работы на улицы ради встрѣчи с Императоромъ не убегать, на улицахъ не толпиться. Всехъ замеченныхъ в этомъ отправлю въ рекруты. Включая мѣщанъ и дворянъ. Особъ женскаго полу отправлю на Кавказъ, въ Магаданъ и продамъ туркамъ въ рабство.
Если Императоръ возжелаетъ кого-либо спросить о чемъ угодно, отвечать безъ лукавства, подробно, исчерпывающе, но кратко: минута времени Его Императорскаго Величества дороже золота, что