когда одна нога твари высунулась наружу и с неожиданной силой оттолкнула жестянку, они водворили ее на место и туго завернули крышку.
– Как только попадем на корабль, я ее для надежности запаяю, – сказал Фардер Корам.
– Но разве завод в ней не кончится?
– В обычном механизме кончается. Но я тебе говорю, в этих пружину заводит дух, пришпиленный к концу. Чем больше она ерзает, тем туже заводится, и тем она сильнее. Уберем-ка ее с глаз долой…
Он завернул жестянку во фланель, чтобы приглушить беспрерывное жужжание, и засунул под койку.
Совсем стемнело, и Лира видела в окне, как приближаются огни Колби. В тяжелом воздухе сгущался туман, и к тому времени, когда они причалили у Коптильного рынка, очертания всех вещей стали расплывчатыми. Мрак потерял плотность, и жемчужно-серая пелена окутала склады, подъемные краны, деревянные киоски и гранитные многотрубные здания, давшие название рынку, где днем и ночью в ароматном дубовом дыму коптилась рыба. Трубы добавляли густоты промозглому воздуху, и казалось, сама булыжная мостовая испускает приятный запах копченой сельди, макрели и пикши.
Лира в клеенчатой зюйдвестке с большим капюшоном, закрывавшим ее светлые волосы, шла между Фардером Корамом и рулевым. Все три деймона были начеку: заглядывали впереди за углы, озирались, прислушивались, не раздадутся ли где чужие шаги.
Но никого вокруг не было. Граждане Колби сидели по домам и попивали можжевеловую перед гудящими печками. По дороге к доку им не встретилось ни одного прохожего, и первым, кого они увидели, был Тони Коста, охранявший ворота.
– Слава богу, вы здесь, – впустив их, сказал он. – Только что узнали, что убит Джек Верхувен и потоплена его лодка, а о вас ничего не слыхать. Джон Фаа уже на борту, ждет не дождется отплытия.
Судно показалось Лире громадным: рулевая рубка, толстая труба посередине, высокий полубак, толстая грузовая стрела над люком, обтянутым парусиной; желтый свет в иллюминаторах и на мостике, белый на верхушке мачты. На палубе три или четыре человека возились с какими-то предметами, которых она не могла разглядеть.
Она взбежала по деревянным сходням впереди Фардера Корама и возбужденно огляделась. Пантелеймон сделался обезьяной и сразу вскарабкался на грузовую стрелу, но она попросила его спуститься. Фардер Корам позвал их внутрь – или вниз, как говорят на больших судах.
Спустились по лестнице – по трапу – в маленький салон, где Джон Фаа тихо разговаривал с Николасом Рокби, который командовал судном. Джон Фаа ничего не делал второпях. Лира ожидала, что он поздоровается с ней, но он продолжал говорить о приливе и проводке судна и, только закончив, повернулся к вошедшим.
– Добрый вечер, друзья, – сказал он. – Джек Верхувен погиб, бедняга, – вы, наверно, слышали. А его ребят захватили.
– У нас тоже новости, – отозвался Фардер Корам и рассказал об их встрече с летучими духами.
Джон Фаа покачал большой головой, но не стал их упрекать.
– Где теперь это создание? – спросил он.
Фардер Корам выложил жестянку на стол. В ней зажужжало так яростно, что она сама поползла по дереву.
– Я слышал об этих заводных дьяволах, но никогда их не видел, – сказал Джон Фаа. – Их нельзя укротить, и остановить нельзя, это я знаю. Нагрузить свинцом и бросить в океан тоже бесполезно, потому что банка проржавеет, этот дьявол выберется и достанет девочку, где бы она ни была. Нет, будем держать его здесь и сохранять бдительность.
Лире, единственной женщине на борту (после долгих размышлений Джон Фаа все-таки решил не брать женщин), предоставили отдельную каюту. Не роскошную, надо сказать: чуть больше чулана, с койкой и круглым окошком – иллюминатором. Она засунула свои немногочисленные пожитки в ящик под койкой и выбежала наверх, к поручням – посмотреть, как исчезает позади Англия. Правда, Англия к этому времени почти уже скрылась в тумане.
Но впечатлений и без этого хватало: вода, бегущая навстречу, движение воздуха, бодрые огни корабля среди мрака, гул судовой машины, запахи соли, рыбы и угольного спирта. В скором времени, когда судно закачалось на волнах Германского океана, к этому добавилось новое ощущение. Лиру позвали перекусить, но тут оказалось, что есть ей совсем не хочется. В конце концов она решила, что лучше всего лечь – хотя бы ради Пантелеймона, который явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Так началось ее путешествие на Север.
Часть 2. Больвангар
Глава десятая. Консул и медведь
Джон Фаа и остальные вожди решили плыть к Троллезунду, главному порту Лапландии. У ведьм было в городе консульство, а Джон Фаа знал, что без их помощи или хотя бы дружественного нейтралитета выручить детей из плена будет невозможно.
На второй день, когда морская болезнь немного отпустила Лиру, он изложил ей и Фардеру Кораму свою идею. Ярко светило солнце, нос судна разрезал зеленые волны, и они убегали назад в белой пене. На палубе, под ветром, посреди оживленного, искрящегося моря Лиру почти совсем не тошнило; а теперь и Пантелеймон, открывший для себя радости морской жизни, превращался то в чайку, то в качурку и носился над самой водой, чуть не задевая гребни волн. Восторг его сообщился Лире, и некогда уже было предаваться противной неморяцкой хвори.
Джон Фаа, Фардер Корам и еще двое или трое сидели на юте под солнцем и обсуждали, что делать дальше.
– Фардер Корам знает лапландских ведьм, – сказал Джон Фаа. – И если я не ошибаюсь, они ему обязаны.
– Верно, Джон, – сказал Фардер Корам. – Дело было сорок лет назад, но для ведьмы это ничто. Некоторые из них живут во много раз дольше.
– Чем же они вам обязаны, Фардер Корам? – спросил Адам Стефански, командир боевого отряда.
– Я спас ведьме жизнь, – объяснил Фардер Корам. – Она упала с неба, ее преследовала большая красная птица, каких я не видел. Она упала раненая в болото, и я стал ее искать. Она уже тонула, я поднял ее на борт, а птицу застрелил. К моему сожалению, птица упала в трясину – она была большая, как выпь, и огненно-красная.
– Ого, – удивленно произнес кто-то.
– Подняв ведьму в лодку, – продолжал Фардер Корам, – я испытал, наверное, самое большое потрясение в жизни: у этой молодой женщины не было деймона.
Прозвучало это так, как если бы он сказал: «У нее не было головы». Сама мысль об этом была отвратительна. Мужчин передернуло, их деймоны кто встрепенулся, кто ощетинился, кто хрипло каркнул, и люди стали их успокаивать. Пантелеймон прижался к груди Лиры, их сердца бились в такт.
– По крайней мере, – продолжал Фардер Корам, – так мне показалось. Поскольку упала она с неба, я заподозрил в ней ведьму. Выглядела она как молодая женщина, только похудее и, пожалуй, красивее большинства, но, не увидев деймона, я ужаснулся.
– Так у них деймонов нет, у ведьм? – сказал