нарушают закон.
Землянин даже кулаки сжал:
— Понимаешь, мое государство за двадцать лет старательно, по всем направлениям, ничего не упуская, привило мне стойкое отвращение к лицензиям.
Тацуми расширил глаза:
— Но лицензирование — это же для качества?
— Так! Стойте! — скомандовала снайпер в розовом. — Зачем тут эта посторонняя философия?
— Мне не интересно рассказывать и слушать, как булькает кровь, как сладко и противно пахнут брызги на лице! — почти зарычал Енот. — Я хочу, морозя спину в темной подворотне, чуть не обделываясь при виде патруля, набираясь решимости шагнуть навстречу очередной цели — я даже не называю их людьми! — так вот, чтобы меня в этот момент грело что-то. Во имя чего я тут клацаю зубами от холода и страха, во имя чего превратился в ходячую мясорубку — я хочу знать!
Землянин опустил сжатые кулаки на столешницу:
— Вот победит революция, и что дальше?
Все посмотрели на Акаме, та чуть порозовела от очевидного смущения:
— Я бы хотела поплыть куда-нибудь на корабле… Все вместе…
Енот забулькал, засмеялся неприятно:
— …И взойдем на борт, и получим визу, и увидим Афины и Мону Лизу… Только продолжение у стихов фиговое… Мы в пустые щи не макаем лапоть… Нам смеяться стыдно, а страшно плакать…
— Нафиг такие стремные стихи, — потребовала золотоволосая. — Давай дальше, что там про лицензии?
Землянин успокоил дыхание, разжал кулаки:
— Чтобы поднять качество строительной и проектной работы, мало просто заставить людей купить красивые слова на гербовой бумаге. Надо выявить причины ошибок, надо учить ошибавшихся, надо проверять, чего знают. У нас из всего этого только деньги за красивые бумажки собрали.
Снова сжал кулаки:
— А с другой стороны, здешнее государство “быстро, решительно” сделало из меня патентованного убийцу — я больше даже не обращаю внимания на погоду, на лес, птиц, небо! Только на цель, путь отхода, помехи… Для меня люди на дороге — помехи. Как булыжники. Ни рубануть, ни обежать, ни перепрыгнуть!
— Но ты же делаешь это для того, чтобы построить новое государство, — вступил Тацуми. — Твое. Лучшее, чем оба бывших!
- “Солдат презирает колониста. Но ведь солдат затем и воевал, чтобы на отвоеванных землях утвердился колонист”… Зачем я опять это сказал, зачем сделал шаг в понимание! Зачем привязываюсь?
Енот подскочил; ножны длинного боевого клинка стукнули о полировку:
— Мне же страшно сюда приходить! Я не хочу узнавать: вчера Шерри, сегодня Булат, кто, сука, следующий? Челси? Чего ты так пытаешься меня привязать? Для тебя же лучше, если я останусь номером в списке!
Надежда грустно улыбнулась:
— Я все же генерал… Моя задача устроить все так, чтобы в бой шли не два против двух, а десять против двух — тогда и победа гарантирована, и потери меньше. Не только начальству — бойцам самим выгодно иметь перевес в силах, это же их шанс выжить. Но этот перевес надо откуда-то взять. Лишних рук на войне не бывает, и это забота именно генерала… Да, я вижу, как тебя смешит мое звание. Видимо, тут неточность перевода. У нас генерал — “тайсе” — командир самостоятельного отряда. Расскажи, что такое генерал у вас?
— Тоже командир. Только отряд побольше. Не подразделение, а соединение всех родов войск. Минимальное соединение, способное вести бой самостоятельно, у нас дивизия. Это десять-двенадцать тысяч человек…
— Сколько-сколько?! — Вскричал Тацуми. — Да у нас в селе всего пятьсот человек!
— Батальон.
— Чего?
— Батальон у нас примерно столько. Следующий уровень, три батальона — полк. Два полка с обеспечением — бригада. Уровень полков и бригад у нас называется “часть”. Сильнее, чем подразделение, но все же часть целого.
Енот снова сел на кожаный диванчик, снова подвернул ножны, чтобы не брякали о столешницу:
— А вот уже три полка плюс артиллерия, плюс танки, еще “сами не летаем, другим не даем”, плюс “двойной оклад — тройная смерть”, еще хлебозавод, прачечная, рембат, госпиталь, отделение полевой почты, автоколонна для подвоза горючего и снарядов — этим вот у нас командует генерал.
— Двойной оклад… Танки… — задвигался Тацуми. — Кто все эти люди? Как столько народу можно доставить к месту боя? Чем эту орду кормят? Нафига их вообще столько надо? Да я вообще не верю, это ты нам заливаешь, как тогда с рукояткой!
— Запад! — вдруг сообразила Ривер. — Они так воюют! Лаббок, помнишь? С тех пор, как откололись от нас, они все придумывают военные машины, обучают множество солдат, у них есть это все. Большие отряды, правда, не настолько, как ты говоришь. Но проблемы те же. Лагеря, снабжение, дороги. Вот почему Огре настаивал, чтобы его называли капитаном, а не генералом. Капитан у вас чем командует?
— Ротой. Обычно в роте сотня. Самая большая рота, которую я помню — понтонно-мостовая, двести человек… Да, примерно по численности, как стража Центрального региона… — Енот посмотрел на загнутые пальцы, как будто мог сосчитать на них две сотни. — Ну, до тех пор, пока туда не понабрали отребья ради массы… Ты что же, знала Огре?
— Я же до дезертирства была принята при дворе, встречались… Даже ваш язык могла бы выучить, Огре ухаживал за мной.
— И?
— Не понравился. — Надежда воткнула окурок в пепельницу, как кинжал в тело.
— А кто понравился?
— Личное дело!
— В мои-то личные дела ты лезешь своим бесконечным сватовством. Давай откровенность за откровенность, как с именами…
— Чего это ты задумал? — генералу Ривер внезапно стало жарко. Енот поднялся:
— Ну не все же тебе меня женить. Лаббок, иди-ка сюда…
— А? — удивился зеленоволосый. — При чем тут я-а-а… Ой… Пусти, офигел!
Енот взял обоих дезертиров за уши, притянул друг к другу, почти столкнул головами:
— Надежда, ты мою интуицию хвалила? Слушай, чего скажу. У вас нет никакого: “потом”. У одного тебя есть и у одной тебя есть. А у вас вместе — нет никакого потом, только сейчас. Хватит уже от самих себя бегать, убьют и вспомнить нечего будет… Акаме!
— А?!
— Бери какие там есть у нее дела на сегодня. Пошли, займемся, помогу тебе отчеты писать.
— А?… — красноглазая так и не вышла из ступора. Леона и Тацуми переглянулись:
— Мы-то думали, Енот про новые дела расскажет, на макете посмотрим.
— Я три мешка репы извел на домики! — нахмурился зеленоглазый.
Отошедшая от ступора заместительница командира смачно захрустела крайним домиком:
— Да ладно, сейчас вот и насмотримся. А потом все съедим, в полном соответствии с принципами конспирации.
Тут очнулась и Мейн. Переглянулась с Тацуми — розовые глаза полукровки в зеленые лесовика — задрала носик:
— Фу-фу, паршивая романтика!
* * *
Романтика — море, солнце, пальмы, белый песок, девушки в открытых костюмах.