class="p1">Не хочу говорить,
что почувствовал, когда увидел ее, когда осознал, что Сара умерла. Шок, удар. Но не нужно об этом сейчас, это собьет меня с мысли, я долго не смогу ни о чем другом думать и писать.
Я догадался: Катарина хотела узнать, что стряслось с Сарой, потому и приехала в отель вслед за нею. Она хорошая сестра и сердечный человек. Катарина не сказала мне о смерти, но нужды и не было: к тому моменту, когда нам удалось поговорить, когда она сказала, что они с Сарой сестры, я уже все знал.
У всех друг от друга тайны… Катарина скрывала от меня гибель Сары. А моим секретом было то, что я видел мертвую Сару в отеле.
Мы с Бобом зашли в лифт, а она уже была там. Повернулась ко мне лицом, не сводила взгляда. Одна из стен лифта зеркальная; Боб, глядя на свое отражение, стал приглаживать волосы. Сару он не замечал, и я, вообразив на краткий миг, что девушка опять приехала на отдых, понял: передо мной призрак.
Уехав из отеля, Сара не продолжает жить где-то там, где я ее никогда не увижу. Она появилась передо мной, и это могло означать лишь то, что и означало: среди живущих ее нет.
Время снова стало длинным, минуты расширились до размера часов. Как это было дико! Боб занес руку над головой — и стоял так. А Сара буравила меня взглядом. Она стала другой. Чудно прозвучало, согласен. Конечно, стала, она же умерла! Однако произошедшая перемена заключалась не только в этом.
Я рассказывал, какая она была. Девушка-луч. Девушка-солнце.
Теперь Сара стала темная. Не злобная, во всяком случае, не как Снежная Королева. Но темная. Сложно объяснить, и все-таки попробую.
Помните, я случайно услышал разговор Сары и Милана? Он рассказывал, что некая сила изводит их семью: напоминает о давней измене отца, не дает спать, заставляя будильники срабатывать, подкидывает лезвия в одежду. В стакане матери-аллергика оказывается вода с лимоном; по ночам приходят сообщения от Омара, умершего в детстве лучшего друга Милана.
Как нечто в отеле генерировало горе, тоску, вину, боль, заставляя людей испытывать эти чувства, так и от нынешней Сары, которая прежде излучала добро и свет, ныне тянуло мраком и безысходностью.
«Нечего тебе здесь делать, — сказала она. — Уезжай, калека».
Пока была жива, Сара не сказала мне ни слова. Когда умерла, стала гнать прочь. Но я в тот миг думал не об этом, а о том, что нормальный порядок вещей нарушен. Картина мира сорвалась с гвоздя, на котором висела.
Погибнув за пределами «Бриллиантового берега», Сара по неведомой причине появилась здесь. Что вытянуло ее из вечности, из мира мертвых? Почему она и остальные люди (их тени, призраки) оказались пойманными в ловушку?
Не знаю. Скажу честно, не понимаю, кто или что стоит за происходящим. Даже сейчас, когда решил записать в мысленный дневник события последних дней, я не понимаю этого до конца, есть лишь ряд догадок и подозрений.
Возможно, всему виной пространственно-временная аномалия. Вы помните, я писал про периодически наступающую в отеле «сдвинутость» времени, когда часы то тянутся, как карамель, то проносятся со сверхзвуковой скоростью? Может, время здесь по какой-то причине искривлено настолько, что года накладываются друг на друга слоями, наподобие коржей в торте?
Или это чья-то злая воля? Явно нечеловеческая, у человека не хватит сил, но чья? Кто удерживает тех, кому давно пора проститься с миром живых?
Обитатели «Бриллиантового берега» напоминают меня самого. Они тоже заперты: я заперт в неподвижном теле, а они — в здании отеля. Я болен, а что с ними? Почему они не уходят?
Как много вопросительных знаков. Как мало ответов.
Сейчас, когда я вкратце рассказал обо всем, о чем собирался, поделился подозрениями, настало время перейти к главному событию: к тому, как я чуть не утонул.
И тому, что случилось потом.
Глава вторая
Скажу правду: я боюсь. Отель меня пугает. Некоторые хмыкнут: зачем тебе держаться за жизнь, парень? Что в твоей жизни хорошего, за что стоило бы уцепиться, спасая себя?
Но хорошего много. Со стороны может показаться, что чья угодно жизнь слишком дурна, тяжела и нелепа, чтобы ею дорожить. Кого-то беспросветная нищета заедает, другой болен или уродлив собою, третий не способен найти себе применения, мечется и совершает трагические ошибки, четвертый одинок и так далее.
А спросите, готовы ли они умереть? Избавить себя от мучений, обрести покой? Думаю, ясно, что каждый из них ответит.
Вот и я так. Люблю свою жизнь. Люблю маму, наши с ней долгие разговоры; свою комнату, наш красивый дом, где все устроено так, чтобы мне было удобно; люблю книги и фильмы, мои мысленные дневники. А прямо сейчас у меня есть море, солнце, огромное небо. Есть Боб, к которому я привязался. Я не готов отказаться от всего этого!
Но дело не в смерти как таковой. Умереть — это еще ничего. Все умирают, никто не может жить вечно.
Дело в посмертии, в том, что будет после. Когда я вижу тени людей, которые жили нормальной жизнью, радовались и страдали, добивались целей, верили и надеялись, а потом, закончив земной путь, продолжают существовать здесь, в плену «Бриллиантового берега», меня бьет дрожь.
Я слушал рассказ Катарины про Милана и Пауля, видел показанный ею билет, который Катарина умудрилась забрать из прошлого, и вспоминал про Снежную Королеву, Сару, старушку в белом и ее спутника, про толстяка в ресторане и ночного незнакомца, что посещает наш с Бобом номер, про многих других, угодивших в капкан отеля.
Какая жуть, какая несправедливость — попасть после смерти сюда, блуждать по отелю, подчиняться цели… Какой? Чьей? Наверняка недоброй!
Нет, нет.
Поэтому я отчаянно трушу, чего уж там. Жмусь к Бобу, как котенок (фигурально выражаясь, вы понимаете). Прошу его не оставлять меня одного, не затворять двери спальни. Боюсь остаться в темноте и лежать без сна, но и заснуть страшно тоже, ведь никогда не знаешь, кто окажется рядом, когда проснешься.
Хотите одно признание? Вернее, еще одно: я только что признавался, что напуган до дрожи, а до этого — много в чем еще. Помните, я упоминал о своей особенности или способности, обещал рассказать о ней подробнее, когда придет время? Оно пришло. И вот признание: я не всегда нахожусь в оболочке недвижимого, неподвластного мне тела.
Могу ходить и даже бегать. И даже летать. И даже сквозь стены.
Нет, я не сошел с ума. Речь о том, что я передвигаюсь, когда мозг отключается.