Машины охватил призрачный огонь, непрерывные взрывы выбивали крупные куски из их керамической брони, и из пробоин уже сочилась омерзительная черная жидкость.
— Видишь! — взревел Скарссен. — Они истекают кровью!
— Этого недостаточно, — ответил Ариман. — И не важно, сколько гарпунов ты в них загонишь!
— Посмотрим! — крикнул Скарссен и ничком рухнул на землю, уклоняясь от ревущей стены света, накрывшей их убежище.
Раскаленная шипящая волна с громким хлопком высосала из воздуха большую часть кислорода.
— Идет Шторм! — закричал Судьбостроитель. — Буря подает нам знак!
Магнус в одиночку противостоял гигантским машинам. Его плащ из перьев колыхался за спиной, подобно орлиным крыльям. Все его существо переполняла энергия, и в какой-то момент показалось, что он сравнялся ростом с титанами. Его распущенные волосы поднялись огненной гривой, а по рукам пробегали огоньки. Примарх Тысячи Сынов слегка отвел руку назад и выпустил струю голубоватого пламени прямо в грудь ближайшему титану.
Колоссальная машина была великолепным произведением военной науки давно забытых веков, и мастерство ее создателей вызывало восхищение, но такому невероятно мощному удару она противостоять не могла. Корпус взорвался, ребра, изготовленные из неизвестного материала, разбились, словно фарфоровые, и осыпались почерневшими осколками. Величественная голова сорвалась с шеи и рухнула на скалы.
Боевая машина упала и рассыпалась на части, ударившись о скалы, где стояла на страже дольше, чем мог представить себе человек. Обвалившиеся фрагменты подняли тучи пыли, скрывшие второго титана.
На некоторое время над полем боя повисла тишина, словно никто не решался поверить, что титан мертв. Но тишина продлилась недолго.
Спустя пару мгновений Космические Волки огласили долину триумфальным волчьим воем, однако Ариман не ощутил радости.
— Ужасно видеть гибель такого колоссального создания, — произнес он.
— Ты жалеешь о нем? — спросил Судьбостроитель. — Разве охотник не испытывает радость в момент убийства?
— Я не испытываю ничего, кроме сожаления, — ответил Ариман.
Охтхере Судьбостроитель посмотрел на него с искренним замешательством, его печаль в момент великой победы задела чувства жреца.
— Это существо погубило твоих воинов. Отмщение требовало его смерти. Можно уважать своего врага, но скорбеть о нем бессмысленно.
— Может, и так, но с его уничтожением мы утратили многие секреты.
— А нужны ли нам эти секреты? — усомнился Скарссен. — Уж лучше уничтожить это создание вместе с его секретами, чем вникать в колдовство чужаков.
Дым, вызванный разрушением гигантской машины, начал рассеиваться, и из-за клубящихся туч послышался нарастающий протяжный вой, в котором одновременно звучали горе и ярость. Вскоре показался второй титан. Он был ранен и истекал черной блестящей жидкостью, но, как всякий раненый хищник, оставался чрезвычайно опасным.
Рука гиганта, державшая копье, легко повернулась, и дуло направилось точно в грудь Магнусу. Ариман заметил, что отражение очередного удара потребовало от примарха немалого напряжения. Его лицо сильно побледнело, огненно-медный блеск сменился потускневшей бронзой. Магнус опустился на одно колено, словно приносил присягу могущественному божеству войны.
Гигант шагнул, и под его ногами опять задрожала земля. Он нагнул голову и стал изучать ничтожное существо, которое осмелилось дать ему отпор. Из обрубка руки вылетали искры и клубы дыма. Обгоревшие крылья обвисли и едва виднелись над плечами; как будто разбитый ангел смерти пришел освободить Агхору от последних признаков жизни.
Но на кончике орудия стал разгораться огонь, и послышался свист втягиваемого воздуха.
А потом сверкнуло ослепительное копье, и огонь смел Магнуса с лица земли.
Тысяча Сынов закричали.
Их примарха окутало пламя миллионов звезд. Не важно, что он был одним из двадцати шедевров искусства генетики, выдающимся воином со сверхчеловеческими способностями. Такой атаки не мог перенести никто. Невероятно мощный всплеск жидкого огня превратил в стекло даже часть самой Горы.
Всепоглощающий ужас отвратил Аримана от Исчислений; в его душе смешались горе, гнев и ненависть. Титан обрушил на Магнуса смертельную волну огня, и Ариман понимал, что более ужасного зрелища он не видел в своей жизни и больше никогда не увидит.
Утизаар рядом с ним обеими руками схватился за голову. Ариман, даже охваченный горем, не мог ему не сочувствовать; насколько мучительнее переживал гибель отца телепат?
Мгновения проходили в абсолютной тишине. Казалось, весь мир замер, не в силах поверить в случившееся. Повержен один из любимых сынов Императора. Непостижимо. Какая сила способна положить конец жизни примарха? Какой бы упрямой ни была реальность, она никак не могла опровергнуть многочисленные легенды, не могла сломить непоколебимую веру в его бессмертие.
Все оказалось выдумкой, и Ариман чувствовал, как рушится его мир.
Тысяча Сынов закричали.
Космические Волки завыли.
Вокс взорвался атавистическими воплями ярости.
— За мной! — крикнул Скарссен.
И Волки ринулись в атаку.
Они перелетели через гряду камней и побежали к титану, стреляя из болтеров и на ходу заряжая ракетные установки. Атаку возглавила шеренга терминаторов — волна несокрушимой ярости, способная смести с лица земли любого врага, кроме того, что противостоял им сегодня. Ариман и Утизаар бежали вместе со всеми, зная, что пехоте недопустимо обнаруживать свое положение перед столь грозной и мощной боевой машиной. Титан всегда царил на поле битвы, эта смертоносная машина уничтожала пеших солдат, едва ли даже замечая их присутствие.
Но в этом сражении, как ни в одном другом, Ариман испытывал потребность пойти на крайний риск и испытать свою жизненную силу в проявлении благородного героизма. Исчисления помогали воинам сосредоточиться, предохраняли разум от слишком сильных эмоций и от губительных оплошностей, которые могли бы привести к смерти. Военные действия были более жестокими, чем в любую другую эпоху развития человечества, и никто из воинов не был гарантирован от получения ран. Исчисления помогали Тысяче Сынов объективно оценивать вероятность такого исхода и позволяли сражаться, невзирая на опасность.
Поступать иначе было бы бессмысленно, и Ариман всегда удивлялся, что смертным хватает храбрости, чтобы хотя бы просто выйти на поле боя. И вот сейчас он сам оказался в таком положении: отчаяние и пример Космических Волков заставили его ринуться в бой без защиты эмоциональной отрешенности.