клинок, которым она вырезала на сердце несчастного Брендана прихотливые узоры. Воображение любого человека, даже влюбленного мужчины, требует пищи, и девушка стала подбрасывать в тлеющий огонек его страсти одну лучинку за другой. Неплотно задернутый полог, отделяющий ее половину шатра от половины Брендана, «случайно» забытый на подлокотнике походного кресла чулок, чуть больше свечей, чтобы силуэт обнаженной фигуры четче рисовался на легкой ткани занавески.
И она добилась своего. Немолодой вояка, которому доводилось сжимать в своих объятьях женщин разного сорта — от обозных маркитанток до светских красавиц, — сгорал от любви, как мальчишка. Не в силах утолить свою страсть, Брендан бесился и срывал свою злость на подчиненных, гоняя их до седьмого пота, заставляя раз за разом отрабатывать один и тот же маневр. Солдаты превращались в механических болванчиков, только и умеющих что рубить, колоть, уклоняться, перестраивать ряды, стрелять, перезаряжать и снова стрелять, а офицеры — в озлобленных, взмыленных, как жеребцы, держиморд, которые только и делали, что муштровали своих солдат. Неизбежно должен был настать момент, когда либо взбесившийся главнокомандующий утолит сжигающий его пламень, либо армия взбунтуется.
Брендан почувствовал это и решил объясниться с Тианин. Он выбрал для этого дождливый день, отменив ради столь важного дела ежедневную муштру и другие учения. Несмотря на хмурое небо, с которого то и дело срывалась морось, в лагере дымили костры, пахло солдатским кулешом, и не слышно было ругани капралов и офицерских приказов. Главнокомандующий велел подать в шатер вина и жареного мяса. Рядовой Штольц прислуживал военачальнику за столом, делая вид, что ничего не понимает. Брендан был молчалив и угрюм. Он даже не бросал украдкой нескромных взглядов на туго обтянутые кожаными штанами бедра своего денщика, который, как назло, все утро вертелся у него перед глазами.
— Послушай, Тианин! — не выдержал старый вояка. — Брось ты эту возню! Садись!
— Слушаюсь, командир! — нежным голосом откликнулась девушка.
— Не командир я тебе… Зови меня по имени…
— Да, Брендан, — еще нежнее пропела она. — Только позволь мне сначала переодеться.
Главнокомандующий только угрюмо кивнул. Тианин метнулась на свою половину, а когда вернулась, то предстала перед влюбленным в полном блеске своей красоты. Взглянув на нее, Брендан забыл обо всем на свете. Словно посреди пасмурного дня из-за туч выглянуло солнце. Старый солдат поневоле поднялся и низко поклонился полукровке, в которой сейчас не осталось ничего ни от рядового Штольца, ни от чистой принцессы. С этого мига главнокомандующий знал только одну королеву — королеву своего сердца Тианин Прекраснейшую, и только ей он готов был служить, забыв о долге, чести и присяге. Он положил на алтарь новоявленной богини все свои заслуги, доброе имя и спокойную старость, вовлекаясь в опасный круговорот борьбы за власть.
— Жду твоих приказаний, моя королева! — проговорил Брендан.
— Называя меня королевой, — медленно произнесла девушка, — ты хочешь лишь польстить мне, рассчитывая на мою благосклонность…
— Нет, моя повелительница! — горячо, словно прыщавый юнец, воскликнул стареющий воин. — Только ты моя королева, и больше никто!
— Тогда на колено, воин! — приказала полукровка, протягивая ему руку.
Главнокомандующий грузно опустился на одно колено и припал губами к перстню на ее руке. Поцеловать нежнейший шелк девичьих пальцев он не посмел, но и это мимолетное прикосновение к холодной грани алмаза на перстне Прекраснейшей полыхнуло огнем в его чреслах. Брендан застонал и распростерся ниц. Тианин наклонилась и похлопала униженного собственной страстью вояку по спине.
— Вставай-вставай, милый, — проговорила она, и в ее интонации проскользнули нотки, присущие голосу Мизарди. — Вдруг кто войдет? Покуда мы не будем готовы, все должно оставаться по-прежнему.
Старый солдат грузно поднялся. Девушка жестом велела ему сесть в кресло и сама разлила по кубкам вино.
— Выпьем за нашу грядущую победу! — произнесла она.
Глухо звякнули столкнувшиеся кубки.
— Прости, моя королева, — покаянно произнес Брендан, — что я не сразу разглядел сияние твоего истинного величия…
— Пустое, милый, — отмахнулась полукровка, нарезая сочное мясо огромными ломтями. — Ты все правильно делал. И, самое главное, превратил армию в послушный механизм, достойный моего трона.
— Трона? — жалобно переспросил главнокомандующий, в душе которого еще не совсем остыла борьба между любовью и долгом. — Тебе стоит лишь пожелать, моя королева, и я завоюю для тебя любое из окрестных царств!
— Придет время — завоюешь, — кивнула она, — но для начала я должна стать королевой этого государства.
— Воля твоя, о Прекраснейшая, но как быть с Иоахимом и его дочерью?
— Ты, должно быть, забыл, старый плут, что сейчас я дочь полоумного королька, который только и делает, что возится со своими солдатиками. Так считает двор, так считает народ, так считает армия. Чего ж тебе еще?
— Да, но… Мудрый Рудгер, он…
— Мудрый Рудгер подменил чистую принцессу самозванкой, — усмехнулась Тианин. — А это государственная измена, не так ли, мой милый Брендан?
— Истинная правда, моя королева!
— Он же способствовал исчезновению настоящей наследницы трона. Вернувшись, мы восстановим справедливость, а старого интригана накажем, как государственного изменника.
— Это чрезвычайно мудро, моя королева!
— Да, мудрости мне не занимать, — скромно согласилась она, — но все равно не мешает опереться на надежное мужское плечо. А такую опору слабой девушке может дать только замужество…
Глава тринадцатая. Пора в дорогу
В гномьем городе Узборе незваных гостей привечали как самых долгожданных. Глава Цеха городских Старейшин Блум поселил их в собственном доме. И не только потому, что хотел оказать гостям честь: из всех городских строений в его палатах были самые высокие потолки. Хуже оказалось с мебелью. Самые просторные ложа гостеприимных гномов оказались коротки даже для девушки, не говоря уже о ее молодом спутнике. Пришлось узборским мастерам срочно изготовить для них специальные кровати и кресла. Столы, за которыми пировали жители подземной страны, переделывать не пришлось: они были хоть невысокими, но широкими, ибо гномы любили поесть и выпить. Неудивительно, что пребывание юных путешественников в Узборе превратилось в череду беспрерывных пиров и самых разнообразных увеселений.
Чем они заслужили такой прием, гости не понимали, но спрашивать не решались. Зачем обижать недоверием хозяев, которые столь щедры и не требуют ничего взамен? Чтобы хоть как-то отплатить добрым гномам за гостеприимство, Клаус и Клауди вспоминали все песни, все сказки своей страны, какие только знали. Жители Узбора собирались целыми толпами, чтобы послушать их, ибо замкнутые в своем подземном мирке гномы давно уже не слышали ничего нового из большого мира наверху. В ответ хозяева пели гостям свои песни и рассказывали свои сказки. И в песнях, и в сказках гномы грезили лишь об одном — о драгоценных камнях и грудах золота, погребенных в