в котором они играют. Я имею в виду – давайте начистоту! Если оставить огромные части поля без внимания из-за нелепой одержимости позиционированием, вас поймают. Если у вас слабые, медлительные защитники, вы будете посрамлены.
Футбол – это та игра, в которой, если ваша команда играет очень плохо, вы начинаете смеяться над проигрышем. Вы и правда можете наслаждаться ожиданием следующего трагического поражения. И нет ничего другого, что бы могло дать мне такую способность. Способность, которая служит абсолютно блестящей, прекрасной цели. Это театр эмоций, а не мечтаний.
Самая большая радость быть футбольным болельщиком заключается в том, что в конечном счете нет никакой радости. Наоборот, все может стать только хуже. Много лет назад, когда «Вест Хэм» вылетел во второй дивизион, я помню, как их болельщики пели эту славную песню: «Que sera sera, что будет, то будет, мы едем в Бе-е-е-рнли, que sera sera»[125]. Юмор был просто фантастический.
И где она, радость современного футбола? Да это сплошная гребаная боль, и когда ты действительно что-то выигрываешь, длится это совсем недолго. Пабы закрываются слишком рано, и все кончено. Все расходятся по домам, а ты остаешься стоять там – ва-а-а-а-а-ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! Все равно что пытаться играть в приложениях на айпаде. Настолько неудовлетворительно, что и правда лучше пусть зовется «сокером». Разочарование гарантировано, и нужно постоянно вкладывать деньги, чтобы чего-нибудь достичь.
Правильный футбол – это когда ты видишь, что команда наслаждается собой, полностью погружена в игру, со стопроцентной самоотдачей. И тогда не имеет значения, окончится матч победой, поражением или ничьей. В точности как концерт – что-то выигрываешь, что-то теряешь. Но когда видишь опущенные головы, медлительность, неспособность сделать рывок или создать новую интересную идею – это не впечатляет. Убивает всяческую страсть.
Оказавшись теперь далеко от Финсбери-парка, я не могу уследить, когда будет следующая наша игра. Каждое субботнее утро на рассвете я звоню Рэмбо, тоже живущему в Америке, за двадцать минут до игры, в панике, пытаясь выяснить, будет ли матч по спутниковому телевидению. И если бы я отказал себе в пытке смотреть, как рушится «Арсенал», я бы все равно очень, очень разозлился.
Я определенно не из тех, кто по возвращении в Лондон наблюдает игру из этих лож для знаменитостей. Меня никогда туда не приглашали, да я и не хочу этого. Мне доставляет гораздо большее удовольствие смотреть футбол в пабе с настоящими людьми, настоящими футбольными болельщиками, прислушиваясь к их добродушным поддразниваниям. Футбол подходит для этого просто фантастически. Слушать остроумные реплики людей, юмор – это блестяще, истинно в британском духе.
Но заплатить в наши дни 75 фунтов за билет, чтобы попасть на стадион «Арсенала»? Да за эти деньги они должны предоставить тебе возможность заняться сексом со всеми женами футболистов! Я бы предпочел отправиться в местечко поменьше, вроде того, где играет «Торки Юнайтед»[126]. Сколько там стоит? 20 фунтов? Это цена массажа – и, если повезет, возможно, «кульминации».
Глава 4. Вперед в преисподнюю
Sex Pistols – тема давно избитая, но большинство из тех, кто писал о нас, не отличались особой точностью. Каждый считал своим долгом высказаться о том, кем мы были или кем не были, и теперь все это зашло слишком далеко, но никто из нас четверых, ныне здравствующих, не заинтересован что-либо опровергать. Если люди настолько глупы, чтобы верить чужим версиям нашей истории, то туда им и дорога. Нам нет никакого смысла вмешиваться. И пусть наша работа говорит сама за себя.
Мы выстрелили, и выстрелили очень быстро и сильно. Мы стали, я думаю, самой мощной группой в мире. От этого очень трудно оправиться и перестроиться, поскольку это было так динамично, что пересекло все мыслимые границы и распахнуло людям разум. К несчастью для большинства, двери открывались и закрывались, снова и снова – а-а-а, отсылка к песне PiL[127].
«Пистолзы» были удивительным объединением людей, которые сразу же не понравились друг другу и относились к своим товарищам по группе с большим подозрением, но каким-то неведомым образом сумели сделать так, чтобы это сработало к лучшему. Настоящий поезд с сорванными тормозами, поезд идей и мыслей.
Все эти идеи вертелись в моей голове годами, но у меня никогда не существовало какого-то формата, чтобы собрать их воедино и представить миру. Так что возникшая с появлением «Пистолзов» возможность оказалась просто фантастической! Все это было не зря. Дремавший вулкан извергся, и все вышло наружу.
Совершенно очевидно, что слова песни «Anarchy In The U.K.» удивительны для двадцатилетнего парня. И я говорю об этом вовсе не с каким-то высокомерием. Просто мне никогда не предоставлялось возможности отойти в сторонку и понаблюдать за тем, что я делал в то время, – все было так суматошно и быстро. Постоянно что-то происходило, мой мозг взрывался от всевозможных проблем. И когда я сейчас слушаю эту или любую другую из первых песен, то реально поражаюсь тому, что придумал эти строки. Они исходят откуда-то из глубины меня, и они искренни.
Жизнь в Британии в то время очень напоминала 1940-е гг., мы словно застряли в том далеком десятилетии, со всеми перебоями с энергоснабжением, отключениями электричества и несобранными мусорными мешками на улицах. Страна все еще несла бремя огромного послевоенного долга. В отличие от Германии, которая впоследствии отстроилась, победившая Британия поимела одни гребанные проблемы. Урок, который необходимо запомнить. Война приносит экономическую катастрофу, но она же – источник благосостояния производителей оружия и корпораций. Огромную прибыль от войн получает нефтяная индустрия – вот кто реально оказывается в выгоде. А мы должны быть верноподданным пушечным мясом.
Когда моя тетя собиралась приехать к нам из Канады, то, прочтя в прессе сообщения о нехватке продовольствия, она предложила послать нам посылки с продуктами. Я никогда этого не забуду. Мама и папа были в ярости. «Нет! Никогда! Никогда! Нам не нужны подачки!»
И это определенно вдохновляло на революционные мысли. Я замечал, как все становилось хуже и хуже, и это стало настоящим топливом для того, что мы делали, – ощущение потери энергии. Все эти потребности и возможности целого поколения молодежи просто-напросто игнорировались. Как бы депрессивно это ни выглядело, как бы тяжело ни было это все пережить, все, кого я знал, оказались в одной лодке. И не могли ничего с этим поделать. Это было топливом, которое запустило двигатель того, что стало панком.
Первыми строчками песни «Я – антихрист / Я – анархист» я вовсе не пытался выставить себя каким-то пугалом. Я никогда и не думал об этом. Хотя нет, постойте, нет, нет, нет, где-то в глубине души мне казалось, что меня сочтут