и Лео захихикал.
– А ты единственная графиня на борту, Ханна, – ответил он, прежде чем отбежать в сторону и начать осматривать первый класс.
Если кто-то прислонялся к перилам, он извинялся и ждал, пока ему освободят место: он ни в коем случае не хотел менять запланированный порядок тщательного изучения корабля, на котором нам предстояло провести еще две недели.
Я следовала за ним, как его верный спутник. В первый раз я видела его счастливым.
Телеграмма от компании «Гамбург – Америка Лайн»
Среда, 17 мая
– Я здесь уже несколько часов, – сказал Лео, прислонившись спиной к одной из железных колонн на террасе.
– Смотри, я принесла тебе печенье. Я должна была оставить его до вечера.
– В машинное отделение!
– Что? Лео, мне ведь запретили туда ходить!
Несколько пар прохаживались по прогулочной палубе, выясняя, где что находится. Здесь был салон красоты, небольшой магазинчик, продающий сувениры с корабля, открытки и шелковые платки. Я не думала, что кто-то захочет истратить на что-то подобное десять рейхсмарок, которые нам разрешили вывезти из Германии.
Мы спустились на шесть уровней вниз, а затем прошли по длинному коридору, который закончился тяжелой железной дверью. Когда Лео открыл ее, раздался оглушительный шум, а от запаха горелой смазки меня затошнило. Прислонись я к стене, я бы испортила свое сине-белое платье в полоску. Но мне не хотелось расстраивать маму.
Лео с любопытством разглядывал сложный механизм, который приводил в движение гиганта, на котором мы плыли. Была бы его воля, он бы часами наблюдал за поршнями, движущимися вперед и назад с точным, неизменным ритмом. Но неожиданно Лео покинул свой наблюдательный пост.
– Давай вернемся к остальным! – крикнул он мне, и его голос поглотил шум двигателей. И он пустился бежать.
У Лео уже появилось несколько друзей на «Сент-Луисе». Казалось, он уже пробыл на борту несколько месяцев. Мы поднялись на четвертую палубу, где находилась группа мальчишек, которые нетерпеливо ждали нас – точнее, Лео.
Высокий мальчик с глупым выражением лица встал, когда Лео подошел к ним. Он был в надвинутой на глаза кепке, а его щеки разрумянились от холодного воздуха.
– Эдмунд, ты простудишься! – крикнула его мать, сидевшая под одним из палубных навесов, закутавшись в толстое коричневое одеяло.
Эдмунд не обратил на нее никакого внимания, только топал ногой, как ребенок, который вот-вот закатит истерику.
Там были еще два мальчика. Как сказал мне младший, представившийся Вальтером, они приходились друг другу братьями. Его старший брат Курт, впрочем, проигнорировал меня. Они оба были одеты в шляпы и казавшиеся огромными куртки, как и их обувь и чулки, свободно болтающиеся у лодыжек. Я догадалась, что родители купили им одежду для путешествия на несколько размеров больше, чтобы она прослужила несколько месяцев на Кубе и, вероятно, там, куда они направятся после.
– Так ты и есть знаменитая Ханна, та самая «немецкая девушка», – лукаво заметил Вальтер. Я поняла, что он был моим ровесником или, может быть, немного старше.
Я сделала вид, что не услышала его. Лео попытался завязать разговор, начав описывать корабль: его воронку, мостик, мачту, которая была самой высокой частью корабля, разницу между левым и правым бортом. Он говорил о капитане так, будто тот был его близким другом, с которым он советовался каждый вечер насчет того, какие решения следует принять, а на следующее утро первым делом претворить их в жизнь.
Я знала, что рано или поздно кто-нибудь обязательно упомянет «немецкую девушку». Эта жалкая обложка, судя по всему, будет преследовать меня всю жизнь. Да, я была немецкой девушкой – и что с того? Мне хотелось сказать ему: «Может, я и немка, но я вне закона, как и ты».
– А ты знаешь, что на корабле есть бассейн? – спросил Курт, то и дело стараясь убрать кепку с глаза. – Когда мы дойдем до середины Атлантики, будет не так холодно, и они откроют его. Вы взяли с собой купальные костюмы?
Глуповатый мальчик предложил пойти поиграть на прогулочной палубе, но Лео его не слушал. Мы все были просто свитой самого популярного пассажира на «Сент-Луисе». Именно он все контролировал и отдавал приказы. Ему не хватало только белой фуражки с черным козырьком, как у капитана. И поэтому мы все проигнорировали предложение Вальтера.
В действительности мы только и делали, что перебегали с одного места на другое, но Лео все равно смог хорошо изучить корабль. Он уже запомнил лабиринты, ведущие к каютам, бальным залам, спортзалу и к капитанским рубкам, где команда собиралась вместе, чтобы поиграть в карты и покурить. Лео без ограничений забирался в самые невообразимые места. И никто его не останавливал.
Дети образовали группы по возрасту. Самые маленькие оставались под присмотром. Девочкам и в голову не пришло бы составить компанию мальчикам, и я подумала, что они, должно быть, смотрели на меня косо, потому что я входила в компанию Лео. Вальтер оказался более неуклюжим из братьев: с момента нашего знакомства он падал, терял шапку и отставал так часто, что мы уже хотели бросить его. И тут он столкнулся с одной из чванливых девчонок, притворяющихся подростками.
– Смотри, куда идешь, если не хочешь неприятностей, – сказала самая высокая из них. На ней были смешная матросская шапочка и темные очки, которые норовили сползти с ее носа. – А ты, что ты делаешь с этой бандой головорезов? Почему бы тебе не остаться здесь, с нами? Фрау Розенталь будет недовольна, если узнает, что ты ходишь с этими мальчишками.
На мгновение я остановилась, не потому что мне хотелось дружелюбно ответить этим девушкам, которые воспитывались с единственной целью удачного замужества, а потому что устала от всей этой беготни. Лео сможет найти меня позже.
Фамилия девушки в темных очках была Саймонс. Ее семья владела несколькими магазинами в Берлине. Чтобы не потерять свое состояние, они передали право собственности на свой бизнес «чистому» немцу, который состоял с ними в родстве. Однако в итоге они, как и мы, в последний момент бежали на Кубу.
Мама была знакома с Иоганной Саймонс, матриархом семьи. Однажды они вместе ездили в Париж за покупками, и после этого мне пришлось пару часов, показавшихся вечностью, дружелюбно болтать с их дочерью Инес в чайном кафе «Адлона», пока наши матери обсуждали шторы, фасоны и цвета сезона. С тех пор Инес подросла, и я ее