Читать интересную книгу Всё, что нужно для счастья (СИ) - Стасина Евгения

- Тогда дайте номер и мы поговорим с ней лично. Соня бы явно не отказалась пообщаться с матерью.

И вправду. Если этой Оксане не жаль меня, то пусть хоть о ребёнке подумает! Видно же, что она её любит — обнимала так, что я не на шутку разволновалась — не задушила бы.

- Я... — заметив, что Максим уже достал свой мобильный, женщина растерянно трёт переносицу. - Я не могу. Правда, не могу, как бы мне не хотелось помочь Сонечке... Но если её мать решила, что так будет лучше, лезть я не вправе.

Как это? Давлюсь тестом, и теперь отчаянно пытаюсь откашляться в заботливо протянутую мужем салфетку. Это ведь единственный шанс! Не устраивать же нам обыск, чтобы найти этот чёртов контакт?

- Что значит не можете? Оксана, мы ехали двое суток. На машине, потому что у Васи на руках нет ни одного документа, позволяющего провозить Соню в поезде. Что будет, если нас остановит полиция? Мы ей никто...

- Как? Вы же...— она вскидывает голову и вперяется своими тусклыми голубыми глазами в мужское лицо, но так и не решается продолжить.

- Отец? — обращаю её внимание на себя и, смяв салфетку, отодвигаю в сторону остывшее угощение. - Это ещё бабка надвое сказала.

Точнее, Верка, а её слово для Макса почти ничего не стоит. И для окружающих тоже.

- Даже если мы проведём тест и он подтвердит, что Сонька его дочь, официально установить отцовство можно лишь через суд. А вы знаете, что это значит? Что до тех пор, пока Веру будут искать, а я буду собирать бумажки для оформления временной опеки, девочка отправится в детский дом. Одна, Оксана. Не знаю, как в Москве, а у нас он мало похож на санаторий. Оксан, — беру её за руку, без труда замечая грызущие женщину сомнения, и изо всех сил стараюсь говорить мягче. - Я понимаю, что вы обещали Вере, но на кону стоит Сонькино спокойствие.

И моё. Боже, да, в большей степени моё! Потому что увидеть, как Соньку сажают в машину хмурые соцработники я боюсь куда сильнее, чем угрызений совести за приобретённый ей гастрит! А она его приобретёт, вот увидите, если кое-кто не развяжет язык.

Не дышу, пока Максим нетерпеливо отстукивает пальцами по стенке горячей чашки, и взглядом заклинаю Оксану сжалиться. Только она с виду милая, а вместо сердца камень: высвобождается из моих холодных ладоней и упрямо качает головой.

- Не могу, не просите. Я слово дала.

- Иногда его можно нарушить.

Сейчас как раз тот случай. От этих цифр зависят жизни троих человек, разве не аргумент?

Нет.

- Она вернётся, — хозяйка встаёт, недвусмысленно намекая, что наш разговор подошёл к концу, а я до того растеряна, что не тороплюсь вставать следом. - Вера никогда не допустит, чтобы её дочь оказалась в приюте. Вот увидите.

Да ладно?! Чёртова идиотка! Зло откидываюсь на спинку и рычу в голос, растирая руками щеки. Лучше бы она умотала на дачу и не дарила мне надежду! И лучше бы Соня не смеялась так громко, потому что от звуков её счастливого голоса ком, вставший в горле, заметно увеличивается в размерах. Ещё немного и я задохнусь от непролитых слёз.

- Простите, — Максим помогает мне подняться, а пристыженная подруга моей сестрицы суетливо складывает посуду на поднос. - Я, правда, не могу. Есть вещи, которые люди должны сообщать лично...

- Какие? Что она хренова кукушка? — нервно хватаю джинсовку, свисающую с подлокотника, и сбрасываю со своего плеча мужскую ладонь - поздно меня успокаивать. - Пошла она! И вы вместе с ней! Правильная, куда деваться! Если Соньку отберут вините себя, ясно!

- Вась...

- Что Вась? Хочешь сказать я неправа? Она ведь может решить все наши проблемы, — тычу пальцем в бледную как полотно владелицу тесной трёшки и, добравшись до прихожей, зло пинаю одну из коробок. - Но куда там?! Она слово дала! Ей репутация дороже, а то не дай бог треплом обзовут!

- Найдём другой выход, — тот, кто минут десять назад уверял меня, что мы в глубокой заднице, теперь призывает не горячиться. Тяжёлым взором следит за моими попытками влезть в кроссовки и кусает нижнюю губу, наверняка в очередной раз жалея. Возможно, меня, а может и себя, ведь если б не его предложение отправиться в Москву вместе, эту жуткую сцену моего бессилия он мог бы не лицезреть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- А его нет, ясно? — развожу руки в стороны и даже не собираюсь стыдиться начинающейся у меня истерики. Перед кем? Стыдно должно быть Оксане, за то, что Людочкина подружка, возможно, ещё не один месяц будет делить со мной спальню, отрезанная от привычной среды. От этого дома, детской площадки, города, где провела всю жизнь! Без друзей, перед которыми могла бы похвастаться снимкой папы - лётчика. - И дела до этого никому нет!

Потому что разгребать Веркино дерьмо мне придётся в одиночку. Какой с Некрасова толк? Супчики? Я же не дура, понимаю, что он здесь не столько ради малышки, сколько ради бывшей жены, которая внезапно стала для него важной.

- Пошли вы все! — дёргаю входную дверь, а она ни в какую не поддаётся, оторвавшись от косяка лишь на пару сантиметров. Застыла намертво, сдерживаемая рассыпавшимися по полу Веркиными вещами и отрезает мне единственный путь на свободу.

Резко наклоняюсь, подхватываю то ли шиньон, то ли какой-то дурацкий парик, выпавший из коробки и теперь застрявший в щели между полом и дверью, и зло бросаю его на лавочку с обувью.

- Я на улице вас подожду.

И пусть не торопятся. Поплакать я хочу в одиночестве.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Разревелась. Именно такой исход нашей "экспедиции" я и предполагал: с ругательствами, горючими слезами и обвинениями во всех бедах в адрес каждого, кто попадётся ей на пути. Хотя, в случае с Оксаной, мне Васёну винить не за что. Сам бы добавил пару ласковых, будь у меня проблемы с самоконтролем. А так стою, играя автомобильными ключами, от которых моя жена отмахнулась, убегая прочь из этого дома, и грызу себя изнутри за то, что не остановил. Не сейчас - когда она в таком состоянии догонять Васю бессмысленно - а неделей раньше, когда она решительно настроилась на поиски. Словно в них есть какой-то смысл: Вера в этом огромном городе, как иголка в стогу сена!

Раскачиваюсь на пятках, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на изумлённую хозяйку, и случайно выхватываю взглядом пакет, брошенный на трюмо. Из него халат торчит, белый-белый, как первый снег, не успевший смешаться с осенней грязью. А на нагрудном кармане - миниатюрная эмблема какого-то лечебного заведения. Доктор, значит? Наверно, поэтому работает по ночам. Видать, всё своё милосердие на пациентов растратила, потому и не прониклась Васиными слезами...

-Я Соню чаем напою? Она обожает мои оладьи, - брюнетка неловко переминается с ноги на ногу и не решается сдвинуться с места, ожидая моего одобрения. Киваю ей, а сам думаю: к чему эта показуха? Переживает она! Да если бы действительно хотела помочь, не стала бы молчать как партизан, а просто выписала номер на бумажку. Или сама набрала, чтобы поставить Веру в известность о нашем приезде. А так…

К чёрту. Сейчас девочка доест, попрощается с подружкой, и можно отсюда убираться. А для начала придётся собрать Веркино барахло: брелок от ключей в форме завязанной в бант ленточки с плохо читаемой надписью на обороте, мятый бульварный роман в мягком переплёте, шкатулка, пустая, но наверняка такая же древняя как баба Зоя, к которой я так любил ездить с женой, чтобы отдохнуть от городской суеты. И ещё с десяток разных мелочей, позволяющих набить первую коробку наполовину. Что-то ещё должно быть…

-Максим, если хотите, можете Сонечку у меня оставить. Больно они с Людочкой друг по дружке соскучились, - хозяйка выглядывает из кухни, вытирая ладони о свисающее с плеча полотенце, и замолкает, заметив в моих руках женский парик. Чёрт, да я зуб даю, она даже бледнеет, когда я бросаю его в коробку, предварительно затолкав в целлофановый пакет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И на кой хрен он Верке понадобился? Натуральный, каре с густой чёлкой, наверняка доходящей до самых бровей. Может, прав парень сверху? Колется, а на дозу зарабатывает телом? Образы разные примеряет, ошибочно полагая, что ярко-красные волосы сведут с ума любого мужчину. После такого исчезновения, я в её порядочность слабо верю.