Чернявая ответила, что вообще-то они кое-кого ждут, но пока их кавалеров нет…
Блондинка произнесла несколько слов по-английски. Уоррис оживился.
— Так вы американки? Я тоже!
Он заказал всем «перно» и подумал: интересно, у них есть деньга? Сам он располагал последними пятьюдесятью баксами, ко у него также имелась чудная травка. Может, они ее купят?
* * *
Гм, подумала Лаки. Недурен. Но и ничего особенного. Не в моем вкусе. И слава Богу, потому что он явно сделал стойку на Олимпию. Так чаще всего и бывает. Может, и правда «джентльмены предпочитают блондинок»? Ха! Кому нужны джентльмены?
Пока Уоррис Чартерс распинался перед Олимпией, Лаки сквозь щелочки глаз наблюдала за ним. Стройный, красивый — конечно, если вы предпочитаете мужчин с пшеничными волосами, хищными зелеными глазами и светлыми ресницами. Нет, это не для нее. Она любит смуглых… очень смуглых… чем смуглее, тем лучше. Как Марко. Прекрасный разбойник Марко с грустными глазами и внешностью настоящего супермена.
Она попробовала свой «перно» — он показался ей противнее, чем лекарство, — и подумала: когда же речь пойдет о еде? Казалось, у Олимпии начисто вылетели из головы и буйабес, и устрицы под майонезом…
— Эй, — подала голос Лаки. — Я хочу есть. Это можно организовать?
— Конечно, — подхватила Олимпия. — Я бы тоже не прочь. Что здесь хорошенького подают, а, Уоррис?
Он метнул на Лаки злобный взгляд. Дернуло же ее раскрыть пасть и потребовать еду! Кому нужна еда? И кому она по карману?
Он конфиденциально шепнул Олимпии на ушко:
— У меня с собой кое-что получше.
У нее загорелись глаза.
— Да ну?
— Первоклассная травка. Почему бы нам с тобой…
— И Лаки.
— Конечно, и Лаки. Почему бы нам не завалиться в тихое местечко и отлично провести время?
Олимпия чуть не захлопала в ладоши. Вот это мужик в ее вкусе!
— Где?
Уоррис быстро соображал. Два дня назад он ради экономии выехал из отеля «Мартине», а его каморка в дешевом пансионе вряд ли подойдет. На пляже? Тоже мало хорошего.
— Где вы остановились?
Олимпия колебалась всего одно мгновение. Лаки не поверила своим ушам:
— У нас тут вилла в горах. Если хочешь, можем туда отправиться.
Что с ней случилось? Не она ли предупреждала: «Никому ни слова о том, где мы живем!» И вот, не прошло получаса — и она уже приглашает Уорриса на виллу. Это уж чересчур!
— Ух ты! — обрадовался он. — Поехали!
* * *
Пиппа Санчес устремила критический взор в большое, в полный рост, зеркало. Повертелась туда, сюда — и осталась довольна. Она по-прежнему — совершенство. Смуглая кожа. Волосы цвета воронова крыла. Обольстительная фигура. Ей сорок лет, но она все еще в расцвете своей красоты. Ни морщинки, ни припухлости, ни какой-либо иной приметы приближающейся старости. Так почему же она не выбилась в великие артистки?
Почему? Да потому, что эти олухи не давали ей настоящих ролей, вот почему. Вечно она была «соперницей», «секс-бомбой», «разбитной танцовщицей». Скоты! Что они понимают — со своими футовыми сигарами и силиконовыми блондинками?
Она нарочно держалась подальше от Голливуда. Сначала, прочитав о страшном конце Джейка-Боя, была слишком напугана, чтобы вернуться в Лос-Анджелес. Потом ей понравилось в Испании. Она ни дня не сидела без работы — снялась в десятке картин, причем две из них имели бурный успех. Вышла замуж за испанского актера. Через пять насыщенных событиями лет развелась с ним и вот уже семь лет как живет одна — по собственному выбору. От мужчин, как и прежде, нет отбоя. Но карьера — прежде всего. Ей не улыбалось кончить свои дни испанской звездой. Кому это нужно? Пиппа мечтала о международной — голливудской — славе.
Много лет она нянчилась с этим сценарием, «В яблочко!» Здесь было все необходимое для успеха. Любовь. Юмор. Трагедия. Насилие. В основу сценария легла история жизни Джино Сантанджело.
А он так и не удосужился прочесть. Взял и выгнал ее из города.
Живя за границей, она продолжала поддерживать отношения с автором сценария. В 1955 году, когда жену Джино убили в Ист-Хэмптоне, она распорядилась внести изменения в финал, чтобы он соответствовал действительности. Результат был ошеломляющим. Пиппа пришла в такой восторг, что после диктуемой приличиями паузы послала сценарий Джино, напомнив о его намерении вложить деньги в кинокартину. Через полгода рукопись вернулась обратно с припиской секретаря: «Мистер Сантанджело слишком занят, чтобы читать киносценарии».
За все эти годы множество других людей также не нашли для него времени. Наконец судьба столкнула ее с Уоррисом Чартерсом. Пиппа сразу поняла: это именно тот человек, который ей нужен.
И вот — Канн. И — ничего. Ни контракта. Ни фильма. Ничего! Сказать, что Пиппа была разочарована, значило ничего не сказать.
Она еще раз окинула критическим оком свою фигуру в зеркале перед встречей с Уоррисом. Пора бы этому ублюдку вернуть ей сценарий. Дешевка! Скорей бы он ушел из ее жизни! Черт с ним, Уоррисом Чартерсом. Она сама добудет деньги. Где? Где-нибудь!
* * *
В курении травки для Лаки не было ничего нового. Ей доставляло удовольствие считать себя прожженной. В сущности, она только дважды в жизни пробовала наркотики. Один раз — с Олимпией на острове ее отца. Фантастика! Она уснула и проснулась как раз вовремя, чтобы проглотить четыре порции шоколадного мусса на ужин.
Во второй раз они с Олимпией наткнулись на берегу на пару шведских хиппи и отлично побалдели вместе с ними.
Уоррис Чартерс оказался обладателем сильнодействующего зелья «Золото Акапулько». У него было две готовых сигареты, и он великодушно обменивался ими с обеими девушками.
Потом они загорали на топчанах возле бассейна. Олимпия зажгла свечи и открыла бутылку вина.
— Жаль, что у нас нет музыки.
Уоррис был на седьмом небе. Ему казалось, что он неожиданно попал в сказку. Вилла. Авто. Две славные, явно обеспеченные девушки. Разве он не заслужил каникулы? Небольшой отдых перед тем, как снова окунуться в борьбу за существование.
Олимпия глубоко затянулась и, испустив блаженный вздох, передала сигарету Лаки.
Та по-прежнему думала лишь о еде, но не могла пропустить такой случай.
Она взяла сигарету, вдохнула волшебное снадобье и позволила дурману овладеть всем своим существом.
Примерно десять минут они не разговаривали, а лишь передавали друг другу сигареты. Лаки прислушалась к стрекотанию сверчков — оно явно достигло крещендо.
— Ух ты, — пробормотала она. — Ну и громко же они поют, эти маленькие твари. Так громко!