Читать интересную книгу На вулканах - Гарун Тазиев

К началу XX в. зловещая тень мафии нависла над местной политикой. Мафия вписалась между аристократами-латифундистами и неграмотной крестьянской массой в виде некоего немногочисленного, но влиятельного "подпольного среднего класса". Ее боялись и ненавидели, но она оставалась неуязвимой - ее защищал закон молчания, "омерта", унаследованный от средних веков. Он поддерживался как уважением к былым традициям чести, приписываемым ранней мафии, так и страхом перед нынешними гангстерами.

Сразу по окончании первой мировой войны мафия с головой погрузилась в кровопролитную борьбу за внутреннюю власть и связанные с ней финансовые выгоды. Ну а после второй мировой войны мафия сделалась олицетворением преступности, так сказать, в чистом виде. В том числе и политической преступности. К концу 70-х годов и сегодня, в середине 80-х, на мафию не осталось никакой управы, правительства подчас ведут себя настолько беспомощно, что невольно приходится заподозрить существование пособников мафии на самых высоких постах.

Мафия убивает людей хладнокровно и подло. В 1982 г. было совершено более трехсот убийств. Она добирается до все более высокопоставленных деятелей: ее жертвами стали офицеры карабинеров, судейские чиновники, глава судебной полиции, президент Сицилийского района, прокурор республики и даже генерал Далла Кьеза, застреленный вместе с женой в тот момент, когда, разоблачив одну из самых крупных террористических организация Италии, он был назначен префектом Палермо и намеревался объявить мафии беспощадную войну.

Мафия плодится везде, где этому способствует вялость, продажность или попустительство властей. Как всегда, неспособность руководителей и вечное малодушие "молчаливого большинства", молчаливого именно из-за своего малодушия, обеспечивают процветание главарям банд, власть которых порой превосходит даже власть глав правительств: их могущество можно сравнить лишь с могуществом президентов транснациональных корпораций. Именно такими были в 50-60-х годах Лаки Лучано, позднее - "доктор" Наварра, а в 80-х годах Лучано Лиджо, Сальваторе Инцерилло, Бадаламенти, Стефано Бонтаде.

Шантаж (в том числе в самых высоких правительственных органах), диверсии (в том числе, если надо, на борту океанского лайнера), убийства вот те "убедительные" аргументы, которыми пользуется эта "транснациональная корпорация", штаб-квартира которой кочует из Палермо в Чикаго, из Корлеоне в Нью-Йорк или в Катанию.

Раньше бандиты убивали только тех, кто отказывался им повиноваться, или же соперников из конкурирующих шаек (называемых в Сицилии "коска"), причем делалось это либо из соображений выгоды, либо с позиций престижа, или, как они сами говорили, "чести". Как видим, понятие чести здесь трактуется весьма широко. Сегодня мафия убивает любого, кто против нее. Ей удалось так глубоко просочиться в административные органы, что она кажется неуязвимой, даже если иногда на удивление всем неустрашимые судейские чиновники проводят вдруг аресты или облавы. Мафиози предстают как в облике рядовых граждан, так и господ более высокого ранга, заподозрить которых просто невозможно - врачей и министров, нотариусов и епископов...

Много лет назад мне рассказывали, что контрабанда табачных изделий приносит в Сицилии такие барыши, что "коски" расплодились, как грибы после дождя, и живут припеваючи. Сегодня место табака заняли наркотики, место "лупары" - автомат, а доходы стали просто сказочными. Недавно парижская газета "Канар аншене" приводила такие данные: с 1951 по 1975 г. банковские вклады на Сицилии выросли в четыре раза больше, чем в остальной части Италии (соответственно на 216% и на 51%), из трехсот восьмидесяти трех коммун Сицилии только семьдесят не имеют банка, что является европейским рекордом, хотя в Сицилии самый низкий доход на душу населения, здесь самые крупные банковские вклады, среди крупнейших итальянских городов Палермо занимает последнее место по доходам в расчете на одного жителя, а по расходам шестое место, за последние десять лет в провинции Палермо построено около 200 тыс. жилищ, которые обошлись в 3000 млрд. лир, из которых банки внесли только 400 млрд. Приводя эти факты, Оливия Земор спрашивает, откуда взялись остальные 2600 млрд. Дело в том, что благодаря строительным работам "отмываются" грязные деньги - доходы от торговли наркотиками, рэкета и проституции. Зная, какую важную роль играют банки на мировом, национальном, областном и местном уровнях, поневоле задумываешься: какова же должна быть власть банков в Сицилии. Банки обеспечивают всю деловую активность, то есть торговлю цитрусовыми, сооружение водопроводов, продажу земельных участков, разбивку виноградников, концессии, транспорт, строительство, сооружение дорог и плотин, туризм, похоронное дело и так далее... Невольно на ум приходят возможные объяснения некоторых случаев, когда заурядное, казалось бы, дело принимало необъяснимый поворот. Это касается как экономической, так и культурной сферы. В тех странах и областях, которые их терпят, мафиози ведут себя как черви в загнивающем мясе. И встает важный вопрос, пока не получивший ответа: можно ли извести червей, сохранив при этом остатки мяса?

Усилий честных и неподкупных людей здесь явно недостаточно. Сколько уже было убито государственных служащих, полицейских, военных, свидетелей! Пока государство будет дрожать в скорлупе страха, руководствоваться мелочными предвыборными интересами, раскладывать политические пасьянсы, бояться разгневать тех или других, стремиться к извлечению личной выгоды или удовлетворению личного самолюбия, до тех пор храбрые люди будут лишены возможности исцелить районы, зараженные мафией, будь то в Сицилии или в США, на итальянском полуострове или во Франции. В своем репортаже о мафии Оливия Земор приводит слова директора Центра документации по мафии в Палермо: "Мафия - это не вторая власть, это уже просто Власть новой буржуазии".

Борьба крайне трудна. Тут и "омерта", отсутствие прямых доказательств, и власть денег, и высокопоставленные сообщники... Но борьба продолжается. Если государство выступит наконец решительно и мощно, то молчаливое большинство, которое, конечно, не станет от этого менее малодушным, окажет ему необходимую поддержку, которую оно, будучи во власти закона молчания, пока поневоле оказывает мафии.

Этна, вызывающая повышенный интерес с самых разных точек зрения строительства и сельского хозяйства, организованного туризма, научных исследований, культуры, - Этна тоже страдает от этой гангрены.

Глава четвертая,

в которой автор рассказывает об исчезновении старой Этнейской обсерватории, рисует идеальную вулканологическую обсерваторию, говорит о строительстве новой, призванной стать идеальной, упоминает о легендарном антарктическом вулкане Эребусе, делает попытку строгого определения науки вулканологии и речь вновь заходит о мафии.

Мне очень жаль, но исчерпывающей полноты в этой книге читатель не найдет, о чем бы в ней ни говорилось - об извержениях, о наших наблюдениях, об Этне, ее истории или геологии... Обратитесь, если нужно, к научным трактатам или к туристскому путеводителю. Я буду рассказывать об Этне на свой манер. Конечно, некая главная идея или несколько идей будут присутствовать. Но...

В 1971 г. "Оссерваторио Этнео" исчезла, погребенная под слоем лавы. Нам самим едва удалось унести ноги, так как в момент, когда лавовые потоки пошли на последний приступ, мы как раз отдыхали в обсерватории после тридцати часов наблюдений за чрезвычайно эффектным извержением, которое продолжалось на южном склоне верхней Этны уже не первую неделю и как раз на наших глазах начинало менять свой характер.

Еще в марте, в самом начале извержения, потоки лавы достигли подножия мощного здания обсерватории. Здание, однако, выдержало натиск, и мы оставались в нем, невзирая на свист, вой, рев и грохот извержения, бушевавшего всего в сотне метров от нас. Мы привыкли и не беспокоились. Переживал только наш новенький - Франсуа Легерн.

Фанфан - человек нервный, хоть и умеет владеть собой. А нервные люди самые чуткие. К счастью для моей жены Франс и для меня самого, он почуял что-то и в тот памятный вечер, когда мы отдыхали после утомительного дня и ночи. До этого более суток нам приходилось шагать вдоль потоков лавы, залезая на края кратеров, а потом со всех ног удирать - столь негостеприимно они себя вели.

Как и мы, Фанфан прикорнул на матрасе. Однако его томило подспудное беспокойство. Он вышел наружу и тут же вернулся, сильно встревоженный. Мы едва успели обуться, подхватить рюкзаки, вылететь наружу и забраться на трехметровый камень, как налетевший поток лавы, приближение которого заметил Фанфан, охватил с обеих сторон наше здание, сомкнулся вокруг и невозмутимо потек дальше.

Вскоре к нам присоединился Антонио Николозо, бродивший поблизости со своим коллегой Антонио Томазелли. Отрезавший обсерваторию поток лавы толщиной в два с лишним метра замедлил бег и уже начал затвердевать с поверхности. Антонио осторожно поставил правую ногу на один из почерневших камней в движущемся потоке лавы, потом левую, и поскольку камни стояли прочно, он пропрыгал по ним до самого здания обсерватории, вскарабкался на фасад, добрался до ниши над дверью, вытащил статуэтку пресвятой девы Марии и, сжимая ее в объятиях, вновь пересек по камням огненную реку.