– И что там? – прошептал Вилли, во все глаза глядя на меня.
– А ничего, – усмехнулся я. – Никакого моря крови. И вообще никого, словно все исчезли. Только на чердаке отец обнаружил шестерых колдунов: женщин и мужчин. Они сидели на полу и не шевелились, будто сами себя заколдовали. Потом, правда, говорили, что там какие-то руны были на полу начертаны, и через них вообще невозможно было переступить, но мой отец переступил.
– А дети? – спросил Ардан.
– Ни детей, ни нянек, – покачал я головой. – Пусто.
Я замолчал. Снова воцарилась тишина. Теперь все обдумывали услышанное. Похоже, моя история звучала еще загадочнее и страшнее, чем россказни про кровавые ритуалы. Чем необъяснимее загадка, тем более жуткой кажется.
– Насколько мне известно, страже так и не удалось отыскать следов пропавших детей, – неожиданно подал голос брат Рэми.
Я встретился с ним взглядом. Ух, каким сердитым он выглядел. Интересно, что его так довело? Может, муравей в сапог заполз?
– Нет, не удалось, – ответил я.
– Потому что не искали, – жестко сказал он. – Кому какое дело до нескольких десятков пропавших сирот, верно? Вдруг у какого-то богача украли любимую ложку! Это ведь важнее.
Ну, это уже слишком! Я почувствовал обиду за своего отца и всю городскую стражу.
– Между прочим, они хотя бы искали. А пленные язычники достались вам. Что, тогда еще не умели пытать, как полагается? Случайно перестарались?
– Займись лошадьми! – он яростно сверкнул глазами.
– С удовольствием!
Я и впрямь был рад возможности уйти. Кто бы подсказал, что эта история может обернуться против меня. Я всегда гордился поступком своего отца, хотя, конечно, до сих пор не знал всех подробностей той ночи. Но в одиночку шестерых язычников взять – это и впрямь не каждый день случается! Инквизиторы целыми стаями могли за одним-единственным еретиком носиться, так что тут было чем восхищаться. Я с такой злостью принялся расчесывать гриву какой-то из лошадей, что та громко и возмущенно заржала, обругав меня на своем лошадином языке.
В темноте мелькнула фигура. Скорее всего, это кто-то из наших, но я все же решил проверить. Достал кинжал из ножен и пошел туда, где только что заметил движение. Мое напряжение пропало, когда я увидел Айру. Она подошла к своей лошади, достала из сумки что-то вроде небольшого пузырька и сделала из него глоток.
– Не поделишься? – усмехнулся я.
Она вздрогнула и, обернувшись ко мне, посмотрела с осуждением.
– Это кто тебя надоумил старых людей пугать?
– Если у тебя там вино, то мне бы тоже глоток не помешал, – я подошел ближе.
Она покачала головой и убрала пузырек обратно в сумку:
– Нет, дитя, это лекарство для моих старых костей. Тебе оно еще ни к чему.
Айра внимательно посмотрела на меня, отчего возникло странное ощущение, что ведьма способна читать мысли. Возможно, это и не так, но ей не составит труда понять, о чем я думаю.
– Брат Рэми воспитывался в том приюте, – сказала она мягко.
Вот как! Но, если я не ошибаюсь, когда произошли те памятные события, он был уже достаточно взрослым, чтобы покинуть стены приюта. Своими соображениями я поделился с Айрой, и она их подтвердила:
– Ты прав, он как раз поступил в королевскую армию за несколько дней до того, как все это произошло. Я тогда его еще не знала, конечно, но говорят, мальчик места себе не находил с той ночи. Все пытался узнать, что сталось с остальными детьми. И в церковь подался, когда понял, что от стражи помощи не дождется.
– А от церкви дождался? – слабо огрызнулся я, но больше от досады, чем со злости.
Айра плотнее запахнулась в накидку. Кажется, она снова мерзла, хотя ночь выдалась на удивление теплой.
– Не будь к нему слишком строг, дитя.
Благо, инквизиторы еще не доверяли мне настолько, чтобы выставить дозорным, а потому я до самого утра спокойно проспал, завернувшись в одеяло. Мне снилось что-то невероятно приятное, хотя вспомнить, что именно, я не смог. Зато поутру обнаружил на собственной груди красный отпечаток, оставленный гребнем, который я носил за пазухой. Видимо, слишком придавил его ночью. Правда, мне почему-то этот отпечаток напомнил след когтистой лапы. Уж не знаю, откуда такие мысли.
Мы наскоро перекусили взятыми в Крейделе припасами и отправились в путь. Рэми снова гнал лошадей вперед, несмотря на крутой подъем. Впрочем, настроение у меня было вполне сносным. На небе не виднелось ни единого облачка, и яркое солнце щедро одаривало нас прощальным теплом. А в глазах инквизиторов я перестал видеть одно лишь враждебное недоумение по поводу своего присутствия. Теперь я для них был не только «тем самым парнем, который оклеветал Церковь», но и сыном героя, поймавшего язычников, и это добавляло немного шарма моему образу.
Дорога стала шире, больше не было нужды ехать по одному, прижавшись к кромке леса. Оливер и Тэд подвели своих лошадей ближе и шли теперь возле меня. Чуть позади, но так, чтобы не упустить ни слова, держался Ардан.
– Так сколько тебе было годков, когда с приютом беда произошла? – спросил Оливер.
– Два года, – ответил я.
– То есть, ты мало чего помнишь, – сделал он вывод. – А отец что-то тебе еще рассказывал?
– Он не любит об этом говорить, – честно ответил я.
– Ну и правильно, – неожиданно одобрил Оливер, – настоящие герои не пыжатся своими поступками. Славный мужик Рональд Мадок, я слышал о нем много хорошего.
Меня это удивило. Я знал, что репутация отца на высоте (как он того и заслуживал), но услышать похвалу из уст суровых инквизиторов было вдвойне приятно.
– А я не только слышал, – отозвался едущий чуть впереди Рик. – Мы с Мадоком часто виделись: он меня ловил, а я убегал. У нас давняя любовь, так сказать.
Ну да, Рик же был воришкой. Не сомневаюсь, что у него о моем отце остались яркие воспоминания.
– Погоди, – Тэд о чем-то напряженно думал, – так это что ж выходит? Тебе годков-то сколько?