Но нужно сказать, что, хотя мысль о полном уничтожении Австрии на один миг и улыбнулась Наполеону, он сознавал, что обстоятельства настоящего момента не соответствовали выполнению его планов. Он победил своего противника, но не уничтожил его: Ваграм не был Иеной. Император Франц сохранил армию, конечно, потерпевшую и до некоторой степени расстроенную, но тем нe менее верную, способную при некотором усилили вновь оправиться; притом ее недавние поражения не изгладили у ней воспоминания об Эслинге. Чтобы окончательно расшатать Австрию, потребовались бы новые сражения, новые победы, а Наполеон торопился окончить кампанию, которая истощала его и людьми, и деньгами. Итак, он принял предложение Австрии о переговорах и соглашался дать ей выйти живой из борьбы, лишь бы она вышла из нее ослабленная, умаленная, надолго лишившись возможности напасть на нас.
Известие о перемирии и переговорах произвело в Петербурге кратковременное успокоение. Вследствие перемирия, приведшего в бездействие все армии, прекращалась кипучая деятельность поляков, их содействие делалось менее полезным Наполеону. Теперь уже не было повода опасаться, что Наполеон, ради поддержания в них мужества, согласится теперь же на восстановление их отечества; не было повода думать, что Польша выйдет из этой борьбы возрожденной, и во всеоружии, на поле битвы добьется заветной цели своих желаний. Тем не менее, если опасность для России и была отсрочена, она не исчезла: мало того, условия мира могли не только не устранить ее, но даже упрочить. Подготовляемый договор с Австрией, не провозглашая восстановления Польши, мог послужить исходной точкой и наверное привести к ее восстановлению. В самом деле, чтобы наказать и ослабить Австрию, Наполеон естественно придет к мысли потребовать от нее территориальных уступок. Он захочет удержать по крайней мере, некоторые из занятых провинций для раздела между своими подданными и вассалами. Итак, если он предоставит варшавянам все то, что они захватили, т. е., лучшую часть Галиции, герцогство выйдет из борьбы с удвоенным населением и удвоенными материальными средствами, а главное – с необычайно возросшим национальным чувством и верою в себя. В этом успехе оно увидит начало и залог новых приобретений, быть может, решительный шаг к заветной цели своих желаний, быть может, даже поощрение вернуть себе во всей его совокупности достояние предков доблестной нации, душа которой возродилась в нем. В глазах всех оно будет государством, долженствующим непрерывно развиваться; на нее неизбежно будут смотреть, как на Польшу, стремящуюся к восстановлению. Области, еще не присоединенные к ней, т. е. части, оставленные Австрии и провинции, доставшиеся на долю третьего участника дележа, – России, безусловно подвергнутся силе притяжения, Следовательно, всякое расширение герцогства, достаточно значительное для того, чтобы питать надежды поляков и вскружить им голову, даст опасениям России положительное и прочное основание и, как следствие, внесет в наши отношения взамен временного замешательства непоправимый разлад.
А между тем мог ли Наполеон при дележе австрийской добычи отказать полякам в части, пропорциональной их усердию, их успехам, их роли в борьбе? Два года он беспрерывно обращается к их мужеству, и не было случая, чтобы они не откликнулись на его призыв; он всюду видел их подле себя, во всех боях они занимали почетное место. Его польская гвардия, под пулями и картечью, вскачь взобралась на крутизны Сомо-Сиерра и открыла ему дорогу в Мадрид. И теперь их легионы сражались в Испании; они ради него умирали и несли лишения. Доблестно деля испытания, переносимые нашими солдатами, они побратались с ними на поле битвы. В войне с Австрией, где немцы, принадлежавшие к Конфедерации, оказывали лишь нерешительное и вынужденное содействие, варшавяне отдавались ему беззаветно. Из всех союзников они одни сражались от чистого сердца, надеясь ценой своей крови выкупить родину. Неужели в награду за такие труды только они будут одни устранены и не воспользуются благами победы. Неужели только одно великое герцогство будет обойдено при разделе территории, который состоится между нашими союзниками? Нужно ли было отнестись к нему хуже, чем к другим, только потому, что оно лучше всех нам помогало; нужно ли было привести его в отчаяние, несправедливо и оскорбительно устранив от дележа? Законы чести не дозволяла Наполеону подобной неблагодарности – против этого одинаково были и политика, и благоразумие. Герцогство Варшавское, выкроенное Наполеоном таким образом, чтобы, занимая место впереди французской Германии, прикрывать ее и в то же время быть нашим передовым постом на Севере, было необходимо нам, как авангард. Для того, чтобы подстрекнуть усердие и бдительность варшавян, поддержать в них отвагу и неусыпное внимание на доверенном им ответственном посту, необходимо было щедро заплатить им за оказанные услуги. Следовало даже остерегаться слишком грубо подавить их патриотические стремления и рассеять их мечты. Вовсе не желая восстановления Польши, Наполеон был вынужден оставить в сердцах ее жителей надежду на восстановление, дабы иметь возможность при случае снова обратиться к ним. Он спрашивал себя, не придется ли ему после того, как он уже воспользовался ими против Австрии, употребить их когда-нибудь и против самой России, если это государство, теперь наш союзник, но союзник сомнительный, отречется от нас и обратится в нашего врага? Такое предположение делалось более чем правдоподобным, ввиду поведения царя и его генералов во время кампании, ввиду недостаточной верности союзным обязательствам во время этот испытания. Теперь воочию начали обнаруживаться мрачные следствия австрийской войны, которую Наполеон вызвал нападением на Испанию. Но нужно признать, что ошибки его союзника значительно ухудшили последствия его собственной ошибки. Комедия войны, разыгранная русскими, и инициатива, предоставленная ими Понятовскому и его солдатам, предрешили в значительной степени решения императора, наложили цепи на его волю. Этот победитель людей снова должен был склониться пред силой событий. Как примирить потребности настоящего и возможные требования будущего? Как сохранить в одно и то же время и дружбу Александра, и надежду на содействие его врагов? Как поступить, чтобы Россия по-прежнему верила нам, а Польша надеялась на нас? Такова была задача, которая предстала пред Наполеоном на другой день после Ваграма. Если ему не удастся разрешить ее, он найдет в своей победе зародыш новых раздоров, и мир с Австрией явится в более или менее близком будущем источником конфликта с Россией.
ГЛАВА IV. ВЕНСКИЙ МИР. АВСТРИЯ И РОССИЯ
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});