ГЛАВА IV. ВЕНСКИЙ МИР. АВСТРИЯ И РОССИЯ
Открытие переговоров в Альтенбурге. – Косвенное влияние России на ход переговоров. – Почему от галицкого вопроса зависят все другие? – Наполеон не может определить условий мира, пока не выяснит, чего хочет Александр в Галиции. – Разные планы. – Идея неравномерного раздела между герцогством и Россией. – Герцогу Виченцы поручается выяснить отношение России к проекту. – Прежде, чем решиться в принципе на огромные жертвы, Австрия намеревается позондировать Россию в узнать, чего она может ожидать от нее. – Меттерних и Нугент. – Первые усилия поставить Австрию на место России. – Приезд Чернышева в Вену. – Письмо Александра. – Флигель-адъютант царя за столом у императора. – Загадочные выражения. – Нетерпение Наполеона. – Двор в Дотисе; борьба влияний. – Австрия поднимает вопрос о Галиции. – Миссия генерала Бубна в Вене. – Наполеон ставит в зависимость от отречения императора Франца целость побежденной монархии: первая мысль о союзе с австрийским домом. – Грезы и действительность. – Давление на Бубна. – Уступки, равносильные полученным в Пресбурге. – Неприятный случай с императором Александром; период выздоровления. – Посланник Франции у изголовья царя. – Петергофские беседы. – Затруднительное положение Александра. – В принципе он не противится незначительному расширению герцогства. – Наполеон пользуется и злоупотребляет его уступчивостью. – Ultimatum австрийцам. – Сопротивление императора Франца. – Гнев Наполеона. – Бурный разговор с Бубна. – Артистически разыгранная сцена. – Русский третейский суд. – Австрия в принципе соглашается на французский ultimatum. – Перенесение переговоров в Вену. – Наполеон делает уступки в Галиции; Россия теряет Львов. – Мир подписан ускоренным порядком. – Главный выигрыш и доля России. – Гарантии, предложенные России. – Письмо Шампаньи Румянцеву; его характер и значение. – Ошибка, сделанная Наполеоном. – Венский мир ухудшает настоящее положение польского вопроса и доводит его до острого состояния. С этого времени начинаются объяснения, имеющие решающее значение для судьбы союза.
I
По заключении перемирия Наполеон устроился на жительство в Шенбруннене. Из резиденции Габсбургов он управлял своим государством, приводил в порядок армию, искусно распределял ее в завоеванных провинциях, следил за Европой и вел переговоры с Австрией. Во второй половине августа уполномоченные Франции и Австрии съехались в маленьком городке Альтенбурге, расположенном на границе Венгрии, почти на краю сферы нашей оккупации. Представителем императора в Альтенбурге был Шампаньи, представителями Австрии – граф Меттерних и генерал барон Нугент. Наполеон вел переговоры, как император французов, как итальянский король и, кроме того, как покровитель Рейнской Конфедерации, т. е. и от имени всех государей, составлявших эту лигу, в числе которых был и саксонский король, великий герцог Варшавский. Россия, как независимое государство, обладала правом иметь на конгрессе своего особого представителя и занять место рядом с нами. Воспользуется ли она своим правом? Вмешается ли непосредственно, или же, уполномочив Наполеона, предоставит ему заботу вести за нее переговоры и входить в соглашение от ее имени? Император поручил сказать ей, чтобы она прислала, если найдет это для себя выгодным, агента, снабженного полномочиями. До получения ее сообщения о том, какое она примет решение относительно этого предложения, она, хотя и не присутствует сама при переговорах, живет в сокровенных мыслях обеих присутствующих сторон. Она владеет их умами. Оставляя в неизвестности, чего та и другая сторона должны опасаться или ожидать от нее, она задерживает их решения, и, не принимая участия в переговорах, тяготеет над ними.
Наполеон решил составить проект мира с Австрией, только отчасти принимая в расчет предубеждения и опасения Александра. Нет сомнения, что в принципе он решил, что побежденный должен будет согласиться на значительные земельные уступки, на сокращение наличных военных сил и на крупное денежное вознаграждение. При определении областей, которые он хотел удержать за собой, Наполеон колебался между двумя способами[153]. Он мог обкарнать неприятельскую территорию с разных сторон, взять повсюду понемногу, – в Нижней Австрии, на Адриатике, в Богемии, в Польше, и, как бы обтесывая все границы монархии, лишить ее прикрытий и сделать беззащитной. С другой стороны, вместо того, чтобы делать на теле побежденного многочисленные надрезы, он мог отнять целиком один какой-либо член, отделить от австрийской империи одну из областей или наций, которые входили в состав этого сборного государства. В этом последнем случае, часть, которую можно было отделить, обозначалась вполне определенно: таковой нужно было признать Галицию, которая уже воскресла для самостоятельной жизни. Впрочем, на каком бы плане мира ни остановился император – на первом или на втором – во всяком случае, наибольшие жертвы пришлось бы понести Австрии именно в Галиции. Наполеон считал вопросом чести не возвращать под его прежнего властителя доверившееся ему и ради него скомпрометировавшее себя население, не отдавать его на жертву сурового возмездия. Обеспечивая австрийским полякам менее суровый режим, он навсегда привязал бы к себе пылкую и преданную нацию. Он хотел присоединить этот живой материал к тем элементам, из которых он слагал свое могущество. Во всяком другом месте наполеоновская империя приобретала только территории, в Галиции она присоединяла к себе души, готовые неразрывно слиться с Францией, скрепленные с нею узами благодарности. Итак, Наполеон поставил себе законом отделить от австрийских владений Галицию или, по крайней мере, значительную часть ее. Но что сделать из Галиции? – думал он. Именно в этом вопросе желание щадить Александра и никоим образом явно не оскорблять России стесняло и задерживало его решения.
Трудность его положения увеличивалась еще более от того, что Александр и Румянцев никогда не давали положительных указаний, как следовало поступить, чтобы, согласно их желанию, устроить будущую судьбу провинции. Можно было быть уверенным, что они ни за что не согласятся на полное присоединение ее к великому герцогству. Оставляя в стороне этот существенный пункт, важно было знать, чего потребовали бы они? В чем могли бы уступить? Чему желали бы помешать? В этом отношении нота, переданная 26 июля Румянцевым, не проливала никакого света. Признавая важность галицийского вопроса, она не подсказывала никакого способа его решения. Россия жаловалась на мучительную боль, просила лекарства, но какого – не указывала. “Вы, как и я, заметите, – с некоторой досадой писал император Шампаньи, – что в желаниях этого кабинета всегда есть что-то неопределенное. Мне кажется, он мог бы высказаться более ясно относительно проекта устройства Галиции”[154]. Благодаря неизвестности, в которой его держали, Наполеон колебался между несколькими решениями и перебирал их одно за другим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});