II
Когда русские, наконец-то, начали кампанию, вся энергия, вся мощь Франции были пущены в ход, чтобы оправиться от тяжелого удара и собраться с силами для нового стремительного натиска. Приказ о выступлении был отослан Голицыну 18 мая. 3 июня, по прошествии 53 дней с открытия враждебных действий, три дивизии четырехполкового состава с квартирмейстерской частью и кавалерийским резервом, всего от сорока до сорока пяти тысяч человек, перешли границу и в нескольких пунктах вступили в Галицию, занятую уже польскими войсками.
Как ни была недостаточна и как ни запоздала эта помощь, она могла иметь свою цену, могла оказать влияние, если не на успех всей кампании, то, по крайней мере, на взаимное положение сторон в бассейне Вислы. По-видимому, она пришла более чем кстати, так как совпала с нападением на польские войска вернувшегося назад неприятеля. Вторжение поляков в Галицию в тылу армии эрцгерцога Фердинанда заставило его вернуться обратно. Он отступил на Варшаву, затем, 2 июня, очистил Варшаву и, пройдя по левому берегу Вислы, вверх по ее течению, вступил в Галицию и стал фронтом к занятым Понятовским на противоположном берегу Вислы территориям. Эрцгерцог хотел переправиться через реку и прогнать поляков с занятой ими территории. Он начал с нападения на Сандомир. Обладание этим городом, расположенным по обе стороны реки, дало бы ему возможность действовать и на том и на другом берегу. Как и большая часть польских городов, Сандомир был плохо укреплен и не был в состоянии выдержать продолжительной осады. Полуразвалившиеся от времени стены были единственным его укреплением. Получив известие об угрожающей городу опасности, Понятовский спешно прибыл с большею частью своих войск и занял позицию в недалеком расстоянии от Сандомира, на правом берегу Вислы до впадения Сана. Занимая эту местность, он имел возможность двинуться к городу и оказать ему помощь, но только при условии, что несколько русских отрядов присоединятся к нему, и, заняв место в боевой линии, пополнят численный недостаток его сил.
Но русские подвигались с приводящей в отчаяние медлительностью. С каждым днем их переходы делались короче, зато стоянки продолжительнее. Через каждые три дня они отдыхали, по меньшей мере, день; как будто все их усилия были направлены к потере времени. Их отряды блуждали наудачу, без всякого определенного плана, выбирая всегда самый длинный путь, заботясь о том, чтобы заблудиться. Тон офицеров и их манера держать себя дышали крайним недоброжелательством. Наиболее откровенные сознавались напрямик, что они с ненавистью смотрят на войну с Австрией и, насколько возможно, будут воздерживаться от участия в ней. Когда Понятовский – если доверять польским рассказам – посылал к Голицыну своих адъютантов, прося его поторопиться, русский генерал посылал начальникам дивизий предписания, вполне отвечающие желаниям Понятовского, но вслед зa тем тайно отправлял отмену приказаний[134].
Впрочем, 12 июня довольно сильный отряд, под начальством генерала Суворова, сына знаменитого генералиссимуса, имя которого осталось синонимом быстроты и натиска, прибыл на Сан и стал в самом недалеком расстоянии от поляков, позади них. В этот же самый день австрийцы переправились через Вислу и, отрезав Сандомир от всякого сообщения, пошли на Понятовского и штурмовали его позиции. Битва была ожесточенная. Храбрые поляки из чего только могли создавали врагу препятствие, задерживались за всякой складкой почвы, и, переходя по временам в нападение, стремительными атаками в штыки приводили в замешательство своего противника. В продолжение всего дня они удерживали свои позиции; но держаться еще хотя бы несколько дней, а тем более оттеснить врага и освободить город без поддержки русских они не могли.
Понятовский умолял Суворова о помощи, но тот на его горячие и настойчивые просьбы долго не обращал ни малейшего внимания. Наконец, он пообещал отдать приказание одной из своих бригад перейти на другую сторону Сана, чтобы, подкрепив и удлинив левое крыло поляков, отвлечь на себя правое крыло австрийцев и обойти его. Движение русских уже началось, приготовления к переправе были сделаны, мост переброшен, как вдруг умом генерала Сиверса, который командовал бригадой, овладело большое смущение. Дело в том, что был понедельник – день, считающийся несчастным у русских. При таких дурных предзнаменованиях следовало воздержаться от всякого серьезного дела. Обещанное содействие было отложено до завтра. Но на следующий день оказалось, что генерал Сиверс затерял свой Георгиевский крест, – новое знамение свыше, предостерегающее русских не искушать судьбы. Бригада осталась на месте. Понятовский понял, что его предательски оставили одного. Взбешенный, он дал сигнал к отступлению, отвел свою армию за Сан, а сам помчался в Люблин, где находилась главная квартира Голицына. Удаляясь, он слышал, как пушки из находящегося в отчаянном положении Сандомира отвечали все реже, что указывало на предсмертную агонию крепости[135].
В Люблине он говорил, что требуется безотлагательная помощь, что иначе гибель города неминуема. Но опять натолкнулся на отмалчивания и отказы. Все, чего он мог добиться, было обещание, что императорская армия переправится через Сан 21 числа. 18-го Сандомир сдался, так как Голицын не двинул на помощь городу ни одного человека, вся помощь его дивизий свелась к тому, что своим присутствием они прикрыли отступление польской армии. “Предательское поведение!” – воскликнул Наполеон, узнав об этих сценах, и, в порыве негодования, не мог удержаться, чтобы не приказать Коленкуру сделать самые сильные представления. “Итак, – велел он написать ему, – присоединение русских к польской армии ознаменовалось лишь поворотом к худшему и потерею того, что поляки одни сумели завоевать и до сих пор удерживали!”. Правда, что, оставаясь верным системе – никогда не обвинять самого Александра – он тотчас же прибавил: “Без сомнения, не таковы были намерения императора Александра; но следует, чтобы он знал, как были исполнены его предначертания. Доставить ему случай проявить свою власть, значит, оказать ему истинную услугу”.[136] Впрочем, и в настоящем случае Голицын не сделал ничего иного, как только придал ограничительный смысл приказаниям, которые предоставляли полную свободу его недоброжелательству, ибо в его инструкциях говорилось: “Во всяком случае предписывается вам избегать совместных действий с польскими войсками и оказывать им содействие только косвенным путем”[137].
Очевидно было, что русские не желали сражаться рядом с поляками. Но нельзя ли было устроить так, чтобы обе армии, если уж они не могли действовать совместно, действовали, по крайней мере, параллельно, в разных районах? После переговоров с Голицыным Понятовский решил перейти со своими солдатами на левый берег Вислы. При этом предполагалось, что войска царя останутся на правом берегу, возьмут на себя труд довершить оккупацию уже восставших частей Галиции и оттеснят отсюда неприятеля как можно дальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});