Читать интересную книгу Тайное сокровище Айвазовского - Юлия Алейникова

И что? Каков результат? Маша за ум взялась, в одиннадцатом классе бросила дурить, налегла на учебу — и вот вам пожалуйста. А Федька так и не одумался, еле-еле окончил школу, ушел в армию. Теперь он процветающий бизнесмен, а она архивная крыса на мизерной зарплате. Где справедливость?

— Мань, да ты чего такая хмурая? — забеспокоился вдруг Федька, глядя на раскисшую подругу. — Случилось чего?

— Да нет, ничего особенного. Все нормально, — встряхнулась Маша, натягивая на лицо улыбку.

— Подожди, а как бабуля? — выпрямляясь в кресле и внимательно глядя ей в глаза, спросил Федька.

Он всегда был таким. Глядел в корень. Каким-то шестым чувством понимал, что для человека главное.

— Бабуля умерла, — коротко ответила она. — Давно. Уже полгода назад.

— Та-ак, — протянул Федька и полез куда-то в стол. — Надо помянуть.

Он поставил на стол бутылку виски и два стакана. На удивление совершенно чистых.

Маша опасливо взглянула на бутылку. Несмотря на бурную юность, к крепким напиткам она относилась настороженно. А если честно, даже не пробовала ничего крепче вина и шампанского. Ни водку, ни виски, ни текилу не пригубила ни разу в жизни. Честно говоря, и не особо стремилась. Да еще она от кого-то слышала, что виски похоже на самогон, а уж такие неаристократические напитки точно не могли прийтись ей по вкусу. Но обижать Федьку не хотелось.

Гадость оказалась ужасная, и, едва пригубив, она поставила стакан обратно. Закуски на столе не было.

— Да, как жизнь быстро течет, — протянул философски Федор, присаживаясь рядом с Машей на кончик стола. — А ты здорово изменилась, просто не узнать.

Потом слез со стола, приблизился к Маше, прогудел виновато:

— Слушай, старуха, не сердись. Но я так не могу, словно с чужим человеком разговариваю. — Запустил огромную пятерню Маше в волосы, повыдергал оттуда все шпильки и, разлохматив рассыпавшиеся по плечам волосы, удовлетворенно хмыкнул: — Другое же дело! Теперь хоть на человека похожа, а то сидит какая-то вобла замороженная, без пола и возраста.

— Вот спасибо, — оскорбленно фыркнула Маша, убирая с лица прядь.

— Да ладно, Мань, не обижайся. Я как на духу, — благодушно прогудел Федька, подливая в стаканы. — Мы ж с тобой свои люди, все детство не разлей вода! А помнишь, как мы с тобой в девятом классе у классухи деньги стибрили, что на выпускной собирали, и с Жекой и Филей в Выборг уехали и их там прогуляли? Потом мне мать чуть скальп не сняла!

— Еще бы! У бабушки тогда чуть первый инфаркт не случился, — усмехнулась Маша.

— А помнишь, как мы в десятом голые на крыше школы загорали и нас завхоз нашел? — заглатывая залпом полный стакан, спросил Федька.

— Еще бы! Директриса тогда визжала, чтобы бабушка меня немедленно к гинекологу на освидетельствование вела, что из меня выросла распутная оторва, которую в школе держать нельзя, — делая приличный глоток, поддакнула Маша.

— А помнишь, как мы машину у завучихи угнали? Жека у нее из сумки ключи спер, и мы кататься поехали? — заливался Федька.

— А помнишь?.. — перебила Маша.

Спустя полчаса они сидели на диванчике возле порядком опустевшей бутылки и хохотали от души.

А в начале первого ночи Федька выгрузил Машу из такси у бабушкиного подъезда, расплатился с водителем и заплетающимся языком спросил:

— Сама поднимешься или проводить?

— Дойду, — храбро пообещала Маша, смутно представляя собственные возможности.

— Ладно, Маня, бывай. Если что, я всегда, — Федька ткнул себя в грудь толстым пальцем и чмокнул ее в щеку. — Все. Я к матери ночевать.

Наутро Маша проснулась с жуткой головной болью.

Брать Федьку в долю или нет, она так и не решила. Но зато вдруг вспомнила об одном незначительном пустяке.

Она понятия не имела, где искать клад. Вот бы Федька поржал! Совсем его бывшая подруга деградировала в своем архиве. Хорошо хоть, ничего не сказала раньше времени. Подключить Федора она всегда успеет. Как выяснилось, в отличие от нее он совершенно не изменился, а значит, по-прежнему остается верным другом.

Но как же так случилось, почему Маша была уверена, что дело уже в шляпе, остается только прийти и забрать клад? Пришлось снова перечитывать послания этого противного Мити. Вечером, с трудом отсидев на работе, Маша приехала к бабушке, просидела над письмами весь вечер и поняла, что тот даже не намекнул ни разу, какая именно картина указывает на клад и где хранится переписка, натолкнувшая его на изыскания. Не говоря уже о месте, где зарыты сокровища.

Что же делать? Где теперь искать этот клад? Хоть бы намек какой-то оставил. Два дня Маша работала спустя рукава, благо от ее работы человеческая жизнь не зависела. Коллеги Машину замкнутость и сосредоточенность заметили, но она сослалась на наследственные хлопоты, и от нее отстали. А больше ее делами поинтересоваться было некому.

На третий день пришло простое и очевидное решение. Судя по Митиным письмам, он вел какие-то дневники или делал записи. И что самое главное — никто в его семействе не был в курсе этих изысканий. Они вообще мало интересовались его странным увлечением. Значит, можно попробовать нагрянуть к ним и попросить ознакомиться с этими самыми дневниками. Исключительно в научных целях. В конце концов, Маша тоже историк.

Мысль о том, что сам Митя может быть еще жив, в голову ей не приходила. Хотя бы потому, что на похоронах бабушки его не было, а уж он-то непременно должен был прийти с ней проститься.

Оставалась ерунда — разыскать Митиных родственников. Начать стоило с адреса на конверте. Может, ей повезет и они до сих пор там живут?

Маша решила не откладывать дело в долгий ящик и в тот же вечер нанести им визит. Правда, пришлось сперва заехать к бабушке за конвертом, а потом с Московского проспекта тащиться на Черную речку, но к половине восьмого она все же добралась до Митиного дома.

Никакого волнения она не испытывала. Во-первых, она шла по делу, во-вторых, всегда находила общий язык с интеллигентными людьми и вообще, как правило, вызывала у всех симпатию. Может, за исключением хамоватых баб от пятидесяти и старше. Вот те ее не выносили, а с остальными людьми она легко сходилась, была коммуникабельной, обаятельной и без усилий заводила новые знакомства.

Маша нажала кнопку звонка, и мелодичная трель разлилась по чужой квартире.

— Кто там? — раздался из-за двери высокий женский голос.

— Добрый день, я к Надежде Сергеевне, — приятно улыбаясь дверному глазку, ответила Маша. Дверь тут же распахнулась.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила ее полная пожилая дама в летнем цветастом платье. — Надежда Сергеевна, это к вам! — крикнула она в глубь квартиры.

На ее голос в прихожей появилась худощавая старушка с голубовато-белыми волосами и в очках. Милая улыбка, в руках плюшевый медведь. Очевидно, Надежда Сергеевна только что играла с внуками — из комнаты доносился детский голосок.

— Слушаю вас, — Надежда Сергеевна доброжелательно разглядывала Машу.

— Добрый день. Мы с вами не знакомы, меня зовут Мария Владимировна Молчанова.

По удивительному совпадению у Машиного папы была такая же фамилия, какую в девичестве носила бабушка Вера. И когда Машины родители поженились, по этому поводу в семье много шутили, предрекая молодым счастливый брак. Так что, представляясь собственным именем, Маша как бы заодно сообщала о своем родстве с бабушкой Верой.

— Я пришла к вам с несколько необычной просьбой. Дело в том, что я историк и сейчас работаю над диссертацией, собираю материал по русско-итальянским культурным связям первой половины XVIII века. От бабушки я слышала, что ваш муж Дмитрий Борисович много работал в этой области, — выдала Маша заранее продуманную речь. Ей казалось, что подобное объяснение выглядит вполне правдоподобным, а значит, обеспечивает высокие шансы на получение дневников. Она была так увлечена собственной речью, что совершенно не обратила внимания на реакцию обеих дам.

— И вот я хотела попросить у вас разрешения ознакомиться с рабочими дневниками Дмитрия Борисовича. — Маша еще приятнее улыбнулась и открыто взглянула на Надежду Сергеевну.

Лицо Митиной вдовы выглядело странно. От милой бабули и следа не осталось. Спина прямая. Медведь крепко сжат, ноздри раздуваются, губы плотно сжаты в тонкую узкую линию. Она сверлила Машу взглядом, не произнося ни слова. Зато слова нашлись у ее невестки.

— Какая наглость! Вы только посмотрите на нее! — воскликнула толстушка, открывшая ей дверь. — Она Дмитрию Борисовичу всю жизнь отравила, семью едва не разрушила, так теперь еще внуков сюда подсылает. Да как у вас только совести хватило переступить этот порог?

Уперев руки в бока, грозная дама надвигалась на Машу.

— Как вам перед Надеждой Сергеевной не стыдно? Такая же наглая, как ее бабка! Вся порода такая! Столько лет пыталась его развести, детей сиротами оставить, а теперь прислала эту мерзавку дневники Дмитрия Борисовича просить! Вот бесстыжая! — заливалась соловьем дамочка, пока Маша в растерянности пыталась сообразить, что пошло не так и о какой нахалке речь. Но тут ей на помощь пришла Надежда Сергеевна.