Читать интересную книгу Дорога стального цвета - Пётр Столповский

— Вот этот!

— А эвкалипт?

— Эвкалипт не надо.

Он схватил большой мягкий пирог и с трудом удержался, чтобы тут же в него не впиться.

— Рупь десять.

Он не сразу понял, что сказано ему.

— Рупь десять! — строго повторил разносчик.

— С меня? — упавшим голосом спросил Зуб.

— А то с меня, — постно, одной стороной ухмыльнулся хозяин корзины. — С рыбой у нас дорого.

Первая мысль была — положить пирог и взять булку, которая, наверно, раз в пять дешевле. Но он не посмел этого сделать, потому что руки у него были очень грязные. С обреченным видом он выгреб содержимое кармана, отсчитал себе тринадцать копеек, а остальное отдал разносчику. Тот, не считая, кинул деньги в широкий карман халата и двинулся дальше по вагону.

— Булки, пироги...

— Товарищ продавец! — окликнула его женщина с пузырьком в руках. — Сколько раз за день принимать?

Разносчик обернулся и изобразил на своем скучном лице раздумье:

— При болях... Булки, мармелад, пироги, эвкалипт!

— Приготовьте билеты! — донесся строгий голос. С другого конца вагона шла проводница. — Билеты готовьте — контроль. Парень, где твое место? Ты, ты, с пирогом! Где, говорю, сидишь?

— Там, — неопределенно кивнул Зуб.

— Садись на место и жди.

— Проводник, что сейчас будет?

— Проверка будет.

— Я спрашиваю, станция какая?

— Челябинск скоро.

Зубово место вполне определенное — на крыше вагона. Там он и уселся с пирогом в руках.

44

Поезд шел по сибирской земле. Плыли низкие клочкастые тучи. Сырой, холодный ветер хлестал по спине. От вчерашнего тепла остались одни воспоминания. Но Зубу на все это наплевать — он управлялся с пирогом. Он глотал его, едва успевая выбирать рыбьи кости, а которые все же попадали в рот, он их перемалывал крепкими молодыми зубами. Пирог был вкусный и сочный, каких он никогда, кажется, не едал. Но все равно на душе было тяжело, потому что Юрины деньги растрачены глупо и неблагодарно. Узнай об этом Юра, Зуб сгорел бы от стыда за свое тупоумие и нетерпение. Нет, это даже не тупоумие, это жадность, обжорство. Вот дай ему пирог пошире — и все тут! Дернуло же его кинуться с грязными руками! Ведь можно было потерпеть до Челябинска и купить там полбуханки черного хлеба. Ну и камсы какой-нибудь. И сыт, и целый рубль в кармане. А сейчас в кармане бренчит тринадцать копеек. Что на них купишь?

А брюхо ликовало! А настроение неудержимо лезло вверх. Ветер был уже не такой холодный, как сначала, а пробивающаяся желтизна зарослей и перелесков не казалась унылой. Хорошо. Внизу проверяют билеты, а он здесь, и ему дела мало до ревизоров. Зубу представилось, что по вагону ходит тот нервный ревизор с сумкой через плечо, который грозился отвернуть голову. Пусть теперь достанет...

Показался большой город — с дымами, пластавшимися над бесконечными крышами, с улицами, закованными в асфальт, с людьми, не обращавшими на поезд никакого внимания, с автобусами, похожими на неповоротливых разноцветных жуков.

Должно быть, от веселости, которую дал пирог, Зуб осмелел и решил не прыгать на ходу. Висел на торце вагона, ухватившись за скобы, и ждал, когда поезд остановится. На другой стороне проплывал скрежет репродуктора, объявляющего о прибытии пассажирского. Слышались топот по перрону, возбужденные голоса встречающих, отъезжающих и провожающих.

Когда поезд встал, Зуб пролез под вагоном на перрон и бесцельно пошел вдоль состава, глазея по сторонам. Потом вспомнил о карте и пошел искать ее в вокзале. Нашел. На стене были нарисованы ломаные линии железных дорог, кружочки-станции. Выходило, что половину пути Зуб уже одолел. Осталось столько же. Ну, может, чуть меньше. Ничего, теперь выдюжит. Будет ехать без остановок. Хватит с него всяких приключений.

Объявили, что через три минуты поезд тронется. Надо успеть пролезть на другую сторону состава.

Зуб выскочил из вокзала и, прежде чем нырнуть под вагон, огляделся по сторонам — нет ли милиционера. В людской толчее мелькнула фигура, показавшаяся знакомой. Он не придал этому значения. Откуда у него знакомые в этом городе, в такой дали? Наклонившись было лезть под вагон, Зуб все-таки снова поискал глазами ту фигуру. И увидел. На другом конце длинного вокзала двое свернули за угол. Один в сером плаще, а другой в драном пальто и черном берете. Салкин же это!

Забыв о поезде, Зуб кинулся следом. Он натыкался на людей, на чемоданы, на него орали, шипели. Он боялся выпустить из виду эту вертлявую голову в берете. Салкина за углом не оказалось. Тут вообще мало было народа. Зуб пробежал еще много, свернул за какие-то постройки, беспомощно заозирался. Исчез. А может, померещилось? Откуда тут взяться Салкину? Хотя ведь он бродяга. Да и сел на поезд, который шел в этом же направлении. От перрона отходил пассажирский. Надо успеть. Придется садиться со стороны вокзала. Он же решил не делать остановок.

Зуб бросился к перрону и тут же остановился. В закутке между штабелями пустых ящиков, высившихся у приземистого строения из белого кирпича, он увидел Салкина. Тот сидел с каким-то сутулым верзилой на опрокинутых ящиках и с нетерпеливым беспокойством смотрел, как верзила бьет ладонью по донышку бутылки.

— Салкин! — кинулся к ним Зуб.

Тот сначала и ухом не повел, а потом вдруг вскочил как ужаленный.

— Ворюга! — вцепился Зуб в лацканы драного пальто. — Отдавай деньги!

— Ты чо, ты чо, пацан? — забормотал ошарашенный Салкин. — Погоди, разберемся...

— Давай сюда деньги, гад! — орал Зуб и тряс Салкина, как грушу.

— Ты кто такой? — завизжал вдруг Салкин и изо всех сил ударил Зуба по рукам. — Чо к людям пристаешь, пацан? Милицию позвать, да?

Губы у него побелели, в глазах были страх и воинственность.

— Давай деньги! — хрипел Зуб, собираясь снова схватить вора.

Салкин увернулся. Тут же пришлось уворачиваться Зубу — Салкин хотел ударить его ногой.

— Миня, Миня! Чо этот пацан пристает? Дай ему!

Верзила в сером плаще сидел на ящике и хлопал глазами. На его бурой и тупой, вытесанной на манер клоуна физиономии было что-то вроде удивления.

— Миня! Ну чо сидишь?

Салкин схватил ящик и пустил его в Зуба. Тот пригнулся. В следующую секунду Салкин всхлипнул от сильного удара в челюсть. Пока пятился, беспомощно размахивая руками, получил еще один смачный удар, от которого перелетел через опрокинутые ящики. Зуб шагнул к нему, но тут в голове загудело, в глазах сделалось темно — тупорылый обрушил на него свой ядерный кулак. Он ударил так, как бьют молотом ло наковальне.

Зуб упал на колени. Штабели раскачивались и каким-то чудом не рассыпались.

— Ишо? — услышал он над собой и в то же время как бы издалека.

— Миня, теперь я сам! Я знаю...

Удар ботинком в живот согнул Зуба пополам. Он застонал и повалился на бок.

— Молодые люди!

Проблеском сознания Зуб подумал, что этот строгий, ровный голос доносился из станционного репродуктора.

— Молодые люди, не процитировать ли вам соответствующую статью из уголовного кодекса?

Раздался топот, и все стихло.

45

Дыхание возвращалось медленно. Обливаясь холодным потом, Зуб с трудом поднялся и сел на ящик. Перед ним стоял человек в роговых очках, которые старили его молодое лицо. В руках он держал массивный портфель желтой кожи и свернутый плащ. Человек молча наблюдал.

Немного отдышавшись, Зуб взглянул на него исподлобья. Все еще стоит.

— Что, интересно смотреть?

— Не грубите, дышите глубже, — тонко улыбнулся человек, ничуть не обидевшись.

В ушах еще стоял шум. От боли в животе накатывались тошнотные волны. Кружилась голова. Она словно бы разбухла, увеличилась в размерах. Но штабели ящиков и все остальное постепенно становилось на свои места.

Разделались с ним так быстро, что опомниться не может. Это, наверно, и есть тот прием, которым хвастался Салкин — ботинком в живот, и ваших нет. Проклятый ворюга!.. Зуб понимал, что второй раз он вряд ли его когда-нибудь встретит. А если и встретит, то разве сможет отнять деньги? С этим мордоворотом он живо с ним управится.

— Надо заметить, молодой человек, что вам повезло.

Очкастый все не уходит. В чем повезло, интересно знать.

— ...Вас били неграмотные хулиганы. Дилетанты, так скыть. Ни одного синяка на лице — определенно повезло. А лицо, что б вы ни говорили, это визитная карточка джентльмена.

Человек поставил портфель и присел на ящик, положив на колени свернутый плащ. Он улыбался Зубу мягко и чуть иронически. Было ему, должно, больше тридцати, но из-за роговых очков и все сорок дашь. Одет модно: серый пиджак с ворсом, коричневые брюки, светло-зеленая рубашка с полосатым галстуком. Волосы гладко зачесаны назад. Артист, наверно. Или даже ученый. По разговору видно. А приехал, конечно, издалека. Зуб подумал об этом потому, что заметил засаленный ворот рубашки.