Марьяша заламывала руки, не зная, бросаться к Гришке или к Василию.
Василий поднялся, подумав, что только ей одной здесь и жалко Гришку. Да и его самого, если на то пошло.
— Так, всё, — сказал он. — Никто никого не разметает, это ясно? Я лично берусь за дрессировку по заморскому методу. Скоро вы вашего Гришку вообще не узнаете!
Это был прекрасный во всех отношениях план. Только Марьяшу пришлось убедить, что яишенку не обязательно класть на крышу, а можно и на лопате подать. Почему-то она из-за этого переживала, говорила, мол, традиция такая. Вроде как если кормить по традиции, змей принесёт удачу…
Но Марьяша уже засомневалась, а тут ещё и Тихомир прошёлся насчёт такой удачи, и она поддалась на уговоры.
Лестница стала не нужна. Теперь Василий с особенным удовольствием встречал соседа и смотрел на него с победной улыбкой. Тот кисло улыбался в ответ.
А ещё Василий решил привести себя в форму. Не то чтобы хотел перед кем-то покрасоваться, а так, для здоровья. Ведь кому помешает зарядка? У бани как раз было удобное место, пустое, в стороне от домов, чтобы никто не пялился, туда Василий и начал ходить по утрам, но просчитался в одном: пялились, ещё и как. И решили, что раз он делает у бани что-то непонятное, то, значит, колдун. А кто ещё? Честные люди просто так у бани не трутся и никаких ритуалов не проводят.
— Он колдун иноземный, иным богам молится! — рассказывал Хохлик. — Главный-то у него бог Окей, он своим оком всё видит, всё примечает. А ещё Пофиг — у того личина двойная, может лень такую наслать, что о важных делах позабудешь, а может силушки прибавить, что любые преграды одолеешь. В дар им надобно блины приносить…
Василий несколько раз заставал Хохлика за такими разговорами, сердился, просил прекратить, а потом махнул рукой.
Гришка отлично поддавался дрессировке, и это местные тоже списали на колдовство. И, конечно, приходили смотреть. Василий после зарядки ополаскивался в бане, возвращался к дому старосты, а там его уже ждали: Гришка сидел на дороге, повиливая хвостом, и местные стояли тут же. Кто-то даже и лавки выносил.
Василий быстро почуял выгоду и потребовал, чтобы зрители тоже несли яйца, и они несли, ещё и как. Кикимора, Незвана, даже гадание выдумала: чью яишенку Гришка слижет одним махом, у того хороший день будет, а чью уронит с лопаты и по земле изваляет, того беды ждут. Марьяша возилась у печи, Василий объявлял в окно, чья очередь, и народ шумно радовался. Ну, или все смеялись над каким-то неудачником, а тот ругался, что у Василия руки кривые и он нарочно лопату клонил.
Иногда ругались из-за яиц, потому что кур и гусей держали немногие, а яйца теперь почему-то были у всех, даже у тех, кто их не выменивал. Каждый, конечно, страшно обижался на подозрения.
Но хотя Гришка и показывал прогресс, брёвна всё же пока носили по старинке, вручную. Василию помогли с починкой крыши, но кто сделал дыру, он так и не узнал. Как будто никто ничего не видел и не слышал, и, конечно, никто туда не лез — кому это вообще нужно?
Василий согласно кивал, но на всякий случай подозревал всех. Особенно тех, у кого есть лестницы.
Народ повыдергал сорняки, но о чистоте дороги никто не заботился, так и бросали туда что ни попадя. На возмущения отвечали, мол, а что, руками собирать? Вот кабы дали метлу…
Василий отправился к плотнику и заказал щит. Поставил на площади, вывел охрой и сажей: «Мы любим чистую Перловку». У домового Молчана попросил написать на бересте понятными для местных буквами и скопировал.
— Психология, — объяснял он Марьяше и Хохлику, которые пришли ему помогать. — Точно сработает. Мы продвигаем мнение, и если раз за разом повторять, люди привыкнут так думать.
Они кивали.
На следующий день надпись оказалась наполовину стёрта. На щите красовались чёрные отпечатки ладоней разного размера.
Василий рассердился, ударил в котёл, собрал народ и высказал всё, что думал по этому поводу.
— Мы для кого стараемся? — спрашивал он, расхаживая перед толпой. — Мы стараемся для себя! Мы все хотим жить чисто и хорошо, и только какие-то трое решили нагадить…
Он указал на щит.
— Нешто достали? — спросил старичок с бородой из колосьев. — Несподручно-то как… Ну, знамо дело, эт шешки: гадют и гадют.
— Какие шешки, если вот, видишь, не их отпечатки ладоней? — перебил его Василий. — Мы, значит, хотим ходить по чистым, нормальным дорогам, а эти трое против!
— Ах, паскудники! — погрозил кулаком старичок и в это же время задвинул ногой в траву зелёный яблочный огрызок, который сам и бросил минуту назад. — Найти их, да выпороть!
— Окей, — кивнул Василий и задумался. — Вот, значит, как поступим. Каждый убирает дорогу перед своим двором, а кто не уберёт, тот и есть паскудник. И если кто захочет его выпороть, ладно, я не против. Вечером проверю.
Вечером он проверил. Никто не убрал. Вообще никто.
— Я не понимаю, — жаловался он Марьяше. — Им просто пофиг! Вот как на них повлиять?
— Ты, Вася, сказывал, — задумчиво начала она, — что реклама эта твоя — сила великая. Будто с её помощью можно людей заставить делать то, чего они и не хотели…
— Ну, может, совершать покупки, — вздохнул Василий и вцепился в волосы. — Ну вот что, что тут сделаешь?
— Нешто ты не придумаешь, Васенька?
В голосе Марьяши звучала такая вера, что Василий приободрился, собрался и придумал. Ранним утром вымыл щит и написал: «После обеда! Соревнование! Плетём мётлы. Номинации: «Самая быстрая метла», «Самая красивая метла». Призы: пирог с рыбой, пирог с яблоками».
Довольный собой, он отошёл на два шага, оценил работу, вернулся и дописал внизу: «можно приходить со своими материалами».
Но всё-таки он подготовился, зная местных. Набрал прутьев в заброшенном саду, нашёл прочные и длинные ветки, которые бы годились на черенки, сходил к озеру за тонкой лозой.
Мудрик косил траву на берегу.
— Поможешь? — тихо спросил он. — Утомився я один.
— Ты не спеши, — сказал ему Василий. — Мы здесь в последнюю очередь всё расчистим, чтобы люди не заметили раньше времени. Тогда будут у тебя помощники.
— Расчистить надо бы, — кивнул Мудрик и опять вернулся к работе, как будто не услышал.
После обеда Василий сидел на площади, страшно гордый собой. Притащил скамьи, красиво разложил прутья. Марьяша, он знал, как раз печёт пироги, чтобы успеть к выбору победителя и угостить горячим. Он и сам собирался участвовать, чтобы мотивировать народ, и переживал только по