— Ну и зацепило тебя, друже! — удивленно ахает он. — Така широка червоно-блакитна полоса на спине! — Узнав, что Стогов побывал под фашистским танком, замечает: — Слава богу, Михайло, ты счастливо отделался. Як тебя гусеницей не придавило?! Петренко, Петренко! Иде ты заховался?
Охрименко посылает Сусика разыскать Петренко, а сам достает из кожаной сумки, с которой никогда не расстается, нитки и иголку и начинает старательно зашивать дыру в гимнастерке. Закончив работу, сильными толстыми пальцами проверяет прочность шва и тщательно счищает с гимнастерки проступившую на ней соль, шутливо приговаривая:
— Ого, сколько соли, едят ее мухи! Можно суп для всей нашей роты посолить.
— А вы, Николай Федорович, соберите ее со всех гимнастерок и сдайте на пополнение запасов взвода снабжения.
— Есть, товарищ комроты, — шутливо вытягивается Охрименко, — соберем и сдадим. Но лучше зарядить солью пушку и лупануть ею по голым фашистским зад…
Как всегда неторопливо, входит степенный Петренко. Увидев его, Охрименко показывает на спину Стогова:
— Дивись, Сидор, яка штука на спине у Михаилы. Смажь ее чем-нибудь. А може, у тоби спирт е? — Старшина с тайной надеждой вглядывается в лицо санинструктора.
— Спирта нет, — сокрушенно отвечает Петренко, облизнув потрескавшиеся губы, — а йод есть.
Санинструктор внимательно осматривает и ощупывает Мишину спину.
— Ничего страшного, Стогов, — успокаивает он. — Сейчас продезинфицируем царапину йодом и наложим повязку, чтобы инфекция не попала.
Приведя себя в порядок, решаю повидаться с комбатом, чтобы выпросить у него бутылки с горючей жидкостью и гранаты, запас которых израсходован. На батальонном пункте боепитания старшине сказали, что их и в стрелковых ротах не хватает. Вспоминая перипетии сегодняшнего боя, не уверен, что минометчикам вновь не придется вплотную схватиться с фашистами. Узнав, что я направляюсь к комбату, Петренко просит раздобыть перевязочных материалов и йода.
Когда я пришел к комбату, около него суетился батальонный фельдшер, пожилой человек, работавший, по словам Петренко, до призыва сельским фельдшером около Рязани. Он осторожно снял присохший грязный бинт и, обрабатывая рану на ноге, укоризненно покачивал головой:
— Надо вам, товарищ комбат, в медсанбате полежать, а то воспалится рана и, не дай бог, отхватят вам ногу.
— Ничего, Степан Михеевич, обойдется, — успокаивает фельдшера Тонконоженко. — Уж ты постарайся, чтобы не воспалилась, обрабатывай тщательно.
— Обработаем, обработаем. — Степан Михеевич достает из сумки небольшой флакон. — Вот сейчас спиртиком протрем ее.
— Спиртом? — оживляется Тонконоженко. — Так давай его сюда! Зачем напрасно добро переводить: рану обработай йодом, а спиртом произведем дезинфекцию душевных ран. — Но, увидев малюсенький флакончик, с досадой махнул рукой: — А спирту-то у вас, Степан Михеевич, кот наплакал. Его не только на душевные раны не хватит, но и на обыкновенную царапину. — Заметив меня, комбат приветливо показывает на нары: — Присаживайся, лейтенант, докладывай, что у тебя.
Слушая мои просьбы, Тонконоженко хмурится:
— Ну где я возьму тебе бутылки и гранаты? Они и в стрелковых ротах на строгом учете. На батальонном пункте боепитания их осталось совсем мало, а завтра опять заваруха начнется.
— А если завтра вы, товарищ комбат, снова поведете минометчиков в контратаку, с чем они пойдут? С минометами? Чем встретит танки? Пусть их давят, как сегодня ребят из комендантской роты?
— Спокойно, лейтенант, спокойно. — Тонконоженко морщится от боли, которую причиняет ему фельдшер, сдирая присохший бинт с руки. — Дрались минометчики сегодня хорошо, не возражаю… — Легкая печальная усмешка неожиданно трогает его губы. — Придется, видно, твою роту переформировать в стрелковую и держать в резерве. Кстати, сколько у тебя осталось минометов?
— Два…
— Ну какая же это минометная рота? Скорее, стрелковый взвод с двумя минометами. — Улыбка внезапно исчезает, комбат хмурится: — Ладно, дам тебе немного бутылок и гранат, только береги их. Используй разумно.
Получив у фельдшера заверение, что он обеспечит нас перевязочными материалами, возвратился в роту и немедленно послал старшину и санинструктора, чтобы они по горячим следам забрали все обещанное.
На следующий день фашисты дважды поднимались в атаку, каждый раз после сильной артиллерийско-минометной подготовки. И оба раза их атаки были отбиты. Всюду, куда достает глаз, трупы вражеских солдат. Разведчики рассказывают, что трупы офицеров фашисты убирают ценой любых жертв. Солдаты такой чести не удостаиваются: их слишком много гибнет. Но и нашему батальону победа досталась дорогой ценой: в стрелковых ротах большие потери. В третьей роте осталось в строю только девятнадцать бойцов и командиров.
Стемнело. Неторопливо осматриваю позиции, на которых завтра предстоит принять новый бой. В воздухе стоит удушливый смрад от быстро разлагающихся в июльской жаре фашистских трупов. Бойцы настолько измучены, что не стали их убирать.
Меня разыскал капитан Тонконоженко.
— И тебя надо отправлять в тыл! — огорченно воскликнул он, увидев мою забинтованную голову. — Скоро ни одного командира роты не останется в строю!
— Царапнуло надбровье. Ерунда, товарищ капитан! — Я поспешил успокоить огорченного комбата. — Это санинструктор перестарался, чтобы не загрязнилась рана.
— Слава аллаху! — Тонконоженко устало улыбнулся. — Вот что, лейтенант… Объединяй остатки третьей роты со своими минометчиками и принимай командование. — Погрозив пальцем, жестко добавил: — Обороняемый участок удержать во что бы то ни стало… На помощь не надейся.
— Есть! — без энтузиазма откликнулся я и тяжело вздохнул. Тонконоженко, прихрамывая, подошел вплотную ко мне и с не свойственной ему нежностью сказал:
— Иди, брат, готовь людей к новым боям… И береги их и себя.
Огромные потери, которые понесли фашисты, отрезвили их. На следующий день они совершенно прекратили огонь. Наступила непривычная тишина.
Охрименко, довольный, что немцы не мешают ему спокойно раздать обед, поглаживая пшеничные усы, добродушно покрикивает:
— Давай, давай, хлопцы, рубай как следоват! На пустой живот много не навоюешь! Кому ще треба добавки?
Стаднюк, воспользовавшись передышкой, провел общее собрание оставшихся в живых коммунистов обеих рот. Подвели итоги прошедших боев. Почтили память погибших. Отметили отличившихся. С особой похвалой коммунисты отзывались об отваге и самоотверженности лейтенанта Воронова, сержантов Сероштана и Мишина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});