в дополнение и для реализации закона. Министр финансов отвечал только за техническое исполнение. Тем не менее он был хотя и не зачинщиком, но все же исполнительным подмастерьем. Такую же позицию Шверин фон Крозиг занимал и в вопросе собственности евреев на оккупированных территориях. Она находилась единственно во власти военного командира, а министра финансов касалась только собственность эмигрировавших германских евреев.
Шверин фон Крозиг был также причастен к «урегулированию», последовавшему за кровавыми событиями «хрустальной ночи» в ноябре 1938 г. Он присутствовал на совещании у Геринга 12 ноября, когда Гейдрих сообщил, что 101 синагога повреждена, а уничтожено 76; разграблено 7500 магазинов на общую сумму примерно 25 миллионов марок. Печально известный Геринг постановил, что евреи обязаны уплатить дополнительный «штраф» в размере 1 миллиарда марок, подлежащий внесению в министерство финансов рейха. В этот же день Шверин фон Крозиг издал указ, оценивающий эту сумму в 20 % от еврейской собственности, которую требовалось уплатить четырьмя взносами. 21 ноября он издал исполнительную инструкцию, поднявшую размер контрибуции до 25 %.
Шверин фон Крозиг говорит, что в тот момент снова задумался, стоит ли ему оставаться на своей должности. Такие же сомнения им владели и после 30 июня 1934 г., и во время Судетского кризиса. Его уговорили остаться, как он говорит, доктор Царден, его бывший постоянный секретарь, и фон Мантейфель, директор в министерстве, причем оба призывали его внести смягчающие пункты в меры, о которых шла речь. Косвенное подтверждение этому факту содержится в заявлении Вальтера Донандта, давнего личного помощника Шверина фон Крозига; он утверждает, что, занимаясь расчетом норм для взимания платежей с еврейской собственности, Шверин фон Крозиг стремился «быть примирительным в индивидуальных случаях, и поэтому, насколько это было возможно, сосредоточил все важные решения внутри министерства». И действительно, он ухитрился устроить так, что страховые платежи, которые по оригинальным указаниям Геринга должны были уплачиваться напрямую государству, стали рассматриваться как часть индивидуального еврейского взноса. Это еще один пример его типичных «технических уловок» — принимать меры в целом, но в то же время стараться смягчить их в индивидуальных случаях.
И все-таки есть основания сомневаться в серьезности мыслей Шверина фон Крозига об отставке, по крайней мере в то время. 12 ноября на совещании он сказал: «Мы должны делать все, что можем, в рамках кампании по увеличению экспорта, чтобы выкинуть евреев из страны, за рубеж. Важный момент — мы не должны оставаться наедине с еврейским рабочим классом. Это было бы ужасным бременем»; и потом: «Меня не привлекает перспектива загонять их в гетто… Поэтому наша цель, как сказал Гейдрих: „Прочь со всем, что можно забрать“».
Это заявление показывает, что Шверин фон Крозиг, желая, насколько это возможно, удалить еврейское влияние из Германии, возражал против заключения евреев в гетто и искал методы исключения их из политической жизни, но, насколько возможно, наиболее гуманным способом. Он был всей душой за дискриминацию евреев, но не за их ликвидацию. Но Шверин фон Крозиг не мог не знать, что в гитлеровском государстве одно подразумевает другое. И его нельзя считать свободным от расовых предрассудков.
Решение еврейского вопроса, естественно, привело к концентрационным лагерям. Начиная с 1936 г. расходы на содержание концлагерей были возложены на бюджет рейха — и опять Шверин фон Крозиг не высказал возражений. Насколько позволяли его обязанности — даже в приговоре американского военного суда они были «чисто бухгалтерскими» по определению, — он старался ограничить распространение концлагерей и облегчить судьбу их заключенных. Шверин фон Крозиг отказывался выделять деньги на расширение и новое строительство концлагерей или на увеличение их охранного персонала; но от этой тактики скоро пришлось отказаться, потому что с ростом числа заключенных ограничение лагерного бюджета стало невозможным, и результат получался противоположным желаемому. Он также увеличил дневное содержание в расчете на каждого заключенного. Обе эти меры были совершенно неэффективными, а с учетом фактического положения в лагерях — смехотворны.
Нет сомнений, что до 1945 г. Шверин фон Крозиг не знал в деталях, что происходит в концлагерях. Он только однажды посетил концентрационный лагерь, и в этом случае его сопровождал фон Мантейфель, который описал коменданта лагеря как «животное в человеческом обличье». С другой стороны, Шверин фон Крозиг не получил «ни малейшего впечатления о чем-либо ужасном». Остается удивляться, не был ли это тот случай, когда человек «отгораживается от реальности путем самообмана, лжи и глупости» (выражение Ханны Арендт), то ли он просто прятал голову в песок. Можно подозревать, что он всего лишь работал по давно установленному принципу «охоты с гончими». 30 января 1937 г., например, вместе с фон Нейратом, Гюртнером, Шахтом и другими беспартийными членами кабинета он принял из рук Гитлера золотой партийный значок.
Тем не менее Шверин фон Крозиг был благочестивым христианином. Жена его была связана с Фридрихом фон Боделыивингом, главой Бетельского института (в г. Билефельд), которому в 1933 г. церквами германских земель была предложена должность епископа рейха, но он не был избран из-за протеста «германских христиан». Дом Шверина фон Крозига нередко был местом сбора для частных бесед между важными евангелистскими священниками. При поручительстве Гинденбурга он стал членом Мальтийского рыцарского ордена, а по просьбе аббатисы — старшим попечителем Конвента Гроба Господня — евангелического женского монастыря, который содержал школу для девочек. Шверин фон Крозиг сохранил все эти должности даже после получения золотого партийного значка. Наилучшее доказательство (если оно существует) истинности аргумента Шверина фон Крозига, что он оставался министром только для того, чтобы «предотвратить нечто худшее», можно найти в его непрерывном участии в церковных делах. Во многих случаях он высказывался в поддержку религиозных интересов. 22 сентября 1941 г., например, Шверин фон Крозиг выразил протест Ламмерсу, главе рейхсканцелярии, в связи с захватом дома баптистской диаконисы, и у него хватило смелости повторить вопрос, который задавали люди, вернувшиеся из Вартегау: «Какая разница между этим и большевизмом?»
Умелой тактикой проволочек Шверин фон Крозиг также нейтрализовал предложение партии, поддержанное главой партийной канцелярии Борманом, учреждениям министерства финансов управлять церковными налогами, сделав их процентной доплатой в доход государства. Так же Шверин фон Крозиг действовал при попытках партии отменить налоговые льготы церковным предприятиям и заведениям, а также не дал конфисковать церковное имущество. Евангелическая церковь должна быть ему особенно благодарна. Давая присягу, один прелат по имени Кох сказал: «В те мрачные для церкви дни я считал большим благом, что он был министром и мог поэтому оказать какое-то влияние, выступая на стороне церкви». Многие решительно свидетельствовали о доброте Шверина фон Крозига и его готовности помочь, описывая министра как «человека и христианина» и