Читать интересную книгу Путешественница - Диана Гэблдон

– Я… да, конечно, я не имел в виду… я просто…

Щеки Грея покраснели даже сильнее, чем у Фрэзера.

Он ведь знал, что имеет дело с образованным человеком, и допустил эту неловкость лишь потому, что в его подсознании горский акцент и лохмотья никак не сочетались с французской литературой.

Но если платье шотландца никуда не годилось, этого никак нельзя было сказать о его манерах. Игнорируя суетливые извинения Грея, Джейми повернулся к книжной полке.

– Я рассказывал эту историю товарищам по камере, но сам читал ее довольно давно и решил освежить в памяти концовку, прежде всего последовательность событий.

– Понятно.

К счастью, Грей вовремя спохватился и не спросил: «А они что-нибудь поняли?» Однако Фрэзер, очевидно, угадал этот невысказанный вопрос по его лицу, потому что сухо сказал:

– Всех шотландских детей учат грамоте, майор. Однако у нас в горной Шотландии распространена и традиция устных рассказов.

– А-а. Понятно.

Появление слуги с подносом избавило коменданта от дальнейшей неловкости, и ужин прошел относительно спокойно, хотя беседовали они мало и это малое ограничивалось делами тюрьмы.

* * *

В следующий раз Грей распорядился поставить перед огнем шахматный столик и пригласил Фрэзера сыграть с ним партию перед ужином. В голубых глазах шотландца промелькнуло удивление, но он кивнул в знак согласия.

Позже Грей подумал, что эта идея была чрезвычайно удачной. Освобожденные от необходимости разговаривать и проявлять учтивость, они мало-помалу привыкали друг к другу, молча сидя за инкрустированной доской из слоновой кости и черного дерева, оценивая один другого по передвижениям шахматных фигур.

А когда после этого сели за ужин, то уже чувствовали себя не столь чужими и их разговор, пусть по-прежнему осторожный и официальный, все-таки приобрел характер настоящей беседы, а не неловкой имитации оной, как вначале. Они обсудили дела тюрьмы, немного поговорили о книгах и распрощались, соблюдая формальности, но явно довольные проведенным временем. О золоте Грей не заикнулся.

Так установилась традиция еженедельных ужинов. Грей старался создать непринужденную обстановку, надеясь, что Фрэзер ненароком сболтнет что-нибудь, способное дать ключ к тайне французского золота. Пока, правда, результатов не было: любое проявление интереса к тому, что происходило во время трехдневной отлучки Фрэзера из тюрьмы, натыкалось на молчание, и Грей, не желая давить на узника, тут же менял тему.

За бараниной и отварным картофелем он изо всех сил старался навести своего необычного гостя на разговор о Франции и ее политике, пытаясь обнаружить возможные связи между Фрэзером и вероятным источником золота французского двора.

К своему немалому удивлению, он узнал, что до мятежа Стюарта Фрэзер провел во Франции два года по делам, связанным с винной торговлей.

Впрочем, порой во взгляде Фрэзера можно было угадать намек на понимание того, к чему клонит хозяин, однако вел себя гость безупречно, учтиво поддерживал беседу и лишь старательно переводил разговор с вопросов личного характера к общим темам, касавшимся литературы, искусства и общественной жизни.

Грей некоторое время пробыл в Париже и сейчас поймал себя на мысли, что этот разговор интересен ему сам по себе, а не только ради попыток прозондировать французские связи Фрэзера.

– Скажите мне, мистер Фрэзер, когда вы были в Париже, у вас была возможность познакомиться с драматическими произведениями месье Вольтера?

Узник улыбнулся.

– О да, майор. Более того, я имел честь принимать господина Аруэ (Вольтер – это его nom de plume, псевдоним) у себя за столом, и не раз.

– Вот как? – Грей поднял брови. – Ну и каковы ваши впечатления? Действительно ли этот человек кажется таким же великим при личной встрече, как и при чтении того, что вышло из-под его блистательного пера?

– По правде говоря, я не могу утверждать это, – ответил Фрэзер, аккуратно насадив на вилку ломтик баранины. – Он вообще говорил мало и не блистал остроумием. Обычно сидел сгорбившись в кресле, наблюдая за всеми, переводя взгляд с одного на другого. Меня ничуть не удивило бы, случись так, что тема, обсуждавшаяся у меня за обедом, позднее оказалась бы обыгранной на сцене, хотя, к счастью, ни в одном из его произведений пародий на меня мне не встретилось.

Он закрыл глаза, задумчиво жуя баранину.

– Это мясо вам по вкусу, мистер Фрэзер? – любезно осведомился Грей.

Мясо было хрящеватым, жестким и самому майору показалось малосъедобным. Впрочем, случись ему питаться овсянкой, кореньями да порой лакомиться крысятиной, он, возможно, оценил бы это блюдо иначе.

– Да, майор, вполне.

Фрэзер добавил капельку винного соуса и поднес ко рту последний кусочек. Он не возразил, когда Грей дал знак Маккею снова поставить на стол поднос с бараниной.

– Боюсь, что господин Аруэ не оценил бы должным образом это превосходное блюдо, – сказал Фрэзер, покачав головой, и положил себе еще баранины.

– По правде сказать, я склонен был думать, что человек, столь популярный и влиятельный во французском обществе, обладает весьма изысканным вкусом, – сухо заметил Грей.

Половина его порции осталась на тарелке, ей суждено было отправиться на ужин коту Августу.

Фрэзер рассмеялся.

– Едва ли, майор, – заверил он. – Я никогда не видел, чтобы господин Аруэ даже на самом пышном пиру употреблял что-либо, кроме чистой воды и сухого печенья. Он не чревоугодник и к тому же страдает несварением желудка.

– Вот оно что? – с интересом откликнулся Грей. – В таком случае можно предположить, что желчность и цинизм иных суждений, наличествующих в его пьесах, отчасти объясняются этим прискорбным фактом. Или вы полагаете, что характер автора не проявляется в построении его сочинений?

– Учитывая особенности некоторых персонажей, появляющихся в пьесах и романах, майор, я склоняюсь к мысли о том, что автор, который черпает образы исключительно из себя, слегка искажает действительность, разве нет?

– Пожалуй, да, – ответил Грей, улыбнувшись при мысли о некоторых из прототипов весьма гротескных персонажей, с которыми он был знаком. – Если автор создает эти красочные персонажи из жизни, а не из глубин воображения, он, безусловно, может похвастаться весьма разнообразным кругом знакомств!

Фрэзер кивнул, стряхнув крошки с колен полотняной салфеткой.

– О том, что сочинение романов – каннибальское искусство, при котором автор часто смешивает маленькие порции друзей и врагов вместе, приправляет их соусом своей фантазии и дает всему этому вывариться в пикантное блюдо, мне говорил отнюдь не господин Аруэ, а его, если можно так выразиться, сестра по перу – пишущая дама.

Грей рассмеялся и подал Маккею знак унести тарелки и принести графины с портвейном и хересом.

– И впрямь превосходно сказано, чрезвычайно остроумно и метко! Кстати, о каннибалах: вам знакомо сочинение мистера Дефо «Робинзон Крузо»? Это моя любимая книга с детства.

Разговор перешел на рыцарские романы и тропическую экзотику. Он затянулся, и Фрэзер вернулся в свою камеру очень поздно, оставив майора Грея довольным хорошо проведенным вечером, но ничуть не продвинувшимся в деле раскрытия тайны, унесенной в могилу странным бродягой.

2 апреля 1755 года

Джон Грей вскрыл пакет с перьями, которые мать прислала ему из Лондона. То были лебединые перья, более изящные и более крепкие, чем обычные гусиные. При виде их он улыбнулся, усмотрев в этом намек на то, что не балует родню письмами.

Но и на сей раз матушке придется подождать до утра. Он достал маленький перочинный ножик с монограммой, который всегда носил с собой, неторопливо заточил перо на свой вкус, складывая в уме то, что хотел доверить бумаге. К тому времени, когда он обмакнул перо в чернила, все нужные слова и фразы уже были подобраны, так что писал Грей быстро, почти не останавливаясь.

2 апреля 1755 года

Хэролду, лорду Мелтону, графу Морэй

Мой дорогой Хэл, пишу, чтобы сообщить тебе о недавнем происшествии, которое привлекло мое внимание. Вполне возможно, что оно так и закончится ничем, однако, если во всем этом обнаружится реальная подоплека, может оказаться делом чрезвычайной важности.

Далее Грей подробно описал внешность бродяги и содержание его странного бреда и замешкался, лишь когда дошел черед до побега и повторного пленения Фрэзера.

Тот факт, что Фрэзер исчез из тюрьмы сразу вслед за этими событиями, наводит меня на ту мысль, что за словами бродяги таилось нечто реальное.

Впрочем, если дело обстоит так, мне трудно объяснить последующие действия Фрэзера. Его схватили через три дня после побега, не более чем в миле от побережья. Тюрьма находится в безлюдном месте, окрестности, не считая деревни Ардсмур, на многие мили совершенно пустынны, а вероятность того, что он побывал в деревне и имел там тайную встречу с неким доверенным лицом, которому мог бы передать сведения о сокровище, столь мала, что ею можно пренебречь. У нас там имеются осведомители – остаться незамеченным практически невозможно, не говоря уж о том, что после побега мы перетряхнули всю эту дыру, но никаких следов ни самого Фрэзера, ни золота обнаружить не удалось. Да и с кем он мог связаться в этой глуши, если я точно знаю, что до побега у него не было возможности общаться с кем бы то ни было за пределами тюрьмы? А уж после побега тем более, ибо он находится под самым пристальным наблюдением.