Конан спрыгнул с камня, Фарад последовал за ним, и они бок о бок нырнули в бурю.
На равнине буря ослепляла и душила любого путешественника, который не нашел себе убежища. Прежде чем Конан и Фарад преодолели половину расстояния до аванпостов неизвестного отряда, им пришлось, чтобы и дальше свободно дышать, обмотать тканью все лицо, оставив лишь узкую щелочку для глаз.
Конан слыхал о племенах в Кхитае, обладавших искусством делать маски из воздушных пузырей таинственных рыб, прозрачные и все же достаточно прочные, чтобы выдержать песчаные бури их пустынь. Киммериец не хотел очутиться в Кхитае, но пообещал себе, что, если ему когда-нибудь доведется побывать в этой далекой стране, он обязательно нанесет визит племенам пустынь и позаимствует у них такую маску.
Варвар достаточно долго прожил в пустынях, чтобы знать, как изучать окружающую местность, никогда не поворачиваясь лицом против ветра, и как защитить глаза пальцами, когда не остается иного выбора. Но сегодня Конану не грозила опасность ослепнуть на солнце!
Местность стала сильно пересеченной. Даже без песчаной бури цепочке часовых пришлось бы стоять почти вплотную друг к другу, чтобы охранять устроившийся на отдых отряд. Гирумги теперь находились на расстоянии броска копья, и лишь один из них, похоже, стоял на посту.
Часовой носил головной убор гирумги, два длинных кинжала висели у него за поясом, рядом с небольшой сумкой. И он, судя по выражению лица, испытывал полнейшее отвращение к обязанностям часового.
Более того, этот часовой проводил большую часть своего времени, прячась за камнем от порывов ветра. А где он высовывался из укрытия, то смотрел больше назад, чем вперед. Он вел себя так, словно ожидал, что враги появятся из его собственного лагеря, а не из лежащей перед ним низины.
Конан уже готов был взять часового в плен, но Фарад увидел слабости дикаря так же быстро, как и киммериец, а ударил и того быстрее. Пригнувшись достаточно низко, чтобы его скрывал камень, Фарад незамеченным подкрался к часовому на расстояние вытянутой руки. Тут часовой то ли увидел, то ли услышал что-то, глаза у него расширились — а затем расширились еще больше, когда брошенный Фарадом кинжал вонзился в горло караульного.
Конан склонился над павшим. Нанесенный ветром песок тут же засыпал лужу крови.
— Я хотел без шума взять его в плен.
— А я все сделал бесшумно. Во всяком случае шумел меньше, чем ты, подбираясь ко мне.
Конан вспомнил, что право свободно разговаривать с вождем было одним из самых священных у воинов-афгулов. Бояться нужно было того, кто не высказывал тебе прямо в лицо то, что думал, так как такой человек скорей всего готовился вонзить тебе в спину кое-что поострее слов.
— Тогда мы должны пробираться дальше. На этот раз первым нанесу удар я.
— Конечно, Конан. С глупыми часовыми, как с дешевыми женщинами, — в них обычно нет недостатка.
Конан и Фарад проскользнули в лагерь незнакомцев. К несчастью, к тому времени, когда они подобрались достаточно близко, чтобы опознать неизвестных воинов, буря закружила песок так густо, что их воспаленные глаза едва отличали камни от сгорбившихся людей.
И к тому же людей в лагере оказалось слишком много, чтобы без риска можно было взять пленника. Для того чтобы насторожить врагов, могло хватить и скрежета кинжала о кожаные ножны. Тогда сражение началось бы в самый неподходящий момент.
И все закончилось бы смертью Конана и Фарада. Афгулы остались бы без предводителя. Конан не настолько доверял даже Хезалю, чтобы поверить, будто в этом случае его товарищи останутся целы и невредимы.
Конан и Фарад проползли широким полукругом, огибая убитого часового. Его убежище за камнем почти исчезло в буром мраке, когда ветер переменился и в воздух взметнулось еще больше песка. Конану показалось, что он увидел движущиеся вокруг камня фигуры, но не был в этом уверен.
Киммериец надеялся, что если там и правда кто-то движется, то это — люди. Песчаная буря в неизвестной местности заставляла человека верить в существ загробного мира, вырвавшихся на волю и бродящих вокруг, стремясь причинить зло.
И тут Конан понял, что кто-то появился на том месте, где раньше стоял часовой, и этот неизвестный увидел его и Фарада.
За ними кто-то следил.
Вначале было трудно утверждать это наверняка, и никто с менее острым слухом и зрением, чем киммериец, не смог бы заметить преследователя. Облако песка и пыли становилось все гуще, а ветер выл, словно сонм скорбящих демонов.
Но уши Конана уловили лязг стали о камень, стук смещенных камней и один раз громкий вздох. Дважды киммериец припадал к земле и видел, как что-то двигалось, так как человеку, кравшемуся сзади, не удавалось вовремя спрятаться, чтобы ускользнуть от взгляда Конана.
Наконец Конан жестом подозвал к себе Фарада и шепнул на ухо афгулу, что везение, возможно, не изменяет им. Они не уволокли из рядов врага пленника, но, наверно, тот сам вот-вот приползет к ним в руки.
— Полагаю, в твои руки, — уточнил Фарад.
— Одному из нас лучше быть готовым бежать, если Дело не выгорит, — отозвался Конан.
— Незачем хлестать и так готового бежать мула, — кисло сказал Фарад. — Счастливой охоты, мой вождь. — и афгул отполз влево. Конан скользнул вправо и залег.
Фарад не особенно старался спрятаться. Это, в свою очередь, выманило преследователей — трех воинов в халатах. Ни один из них не носил знакомых Конану племенных знаков. Самый маленький из троицы был вожаком, хотя другие, казалось, готовы были оспаривать его приказы. Наконец все трое, похоже, пришли к единому мнению и стали подкрадываться к Фараду.
Один из воинов оказался настолько близко к Конану, что киммериец мог протянуть руку и коснуться его. Именно это он и проделал, опустив кулак, словно дубинку, на череп этого человека. Тот дернулся вперед, врезался подбородком в камень и потерял сознание.
Конан быстро связал ему руки полосами ткани, оторванными от его же одежды, а затем убедился, что тот дышит. Два десятка шагов привели его в тыл второго преследователя — маленького вожака.
Но киммерийца заметил третий преследователь, как раз когда сильный порыв ветра расчистил воздух между ними. Бессловесный крик третьего воина поднял тревогу, но он сделал роковую ошибку, попытавшись перекатиться и снять с плеча лук.
Конан успел подобраться к малышу и схватить его. Тот ударил Конана кинжалом, который, похоже, был его единственным оружием и оказался достаточно острым, чтобы пополнить коллекцию ран киммерийца. Дикарь брыкался и вопил тонким голосом, заставившим Конана подумать, что он, возможно, захватил в плен евнуха или подростка.
Но все это не помешало Конану скрутить противника. А Фарад тем временем убил лучника. Афгул настолько твердо решил убивать бесшумно, что дал этому типу достаточно времени, чтобы поднять тревогу. К счастью, при виде выросшего над ним Фарада третий воин, казалось, онемел. Он попытался сменить оружие с лука на талвар, но на середине обмена сандалия Фарада погрузилась ему в живот. И лук, и сабля упали на песок, а воин повалился поверх их.