Собственно, следующим действием Метумора и был шаг, коим он попытался хотя бы частично опровергнуть собственное утверждение. Со стороны это выглядело, наверное, весьма неуклюже, однако не вызвало ни тени улыбки у проходящих мимо людей.
Люди, жившие в этой деревне, заслуживали отдельного разговора. Непричесанные, неумытые, одетые, кто в лохмотья, а кто — в дурацкий «прикид» из кожаной безрукавки и джинсов, они, тем не менее, не вызывали у Влада ни тени отвращения. Такой «имидж» почему-то казался Метумору естественным, что называется, «как у всех».
Другой особенностью местного населения была совсем небольшая доля взрослых мужчин. Влад видел здесь женщин (даром, что в джинсах), чумазых детишек, в крайнем случае — подростков во «взрослой» одежде. Но по-настоящему взрослых и зрелых мужчин было — раз, два и обчелся.
«Все ушли на фронт?» — вспомнил Метумор поговорку, которой один из преподавателей магфака комментировал низкую посещаемость на своих лекциях.
Невзначай оглядев себя, Влад с удивлением заметил, что одет он под стать окружающим. Все те же джинсы, от времени потерявшие цвет, все та же безрукавка из кожи, увешанная, правда, металлическими и костяными побрякушками… А под безрукавкой… о, ужас: подозрительная выпуклость, да там, где ее, вообще-то, и быть не должно.
Вскрикнув от удивления и подстегнутый внезапной догадкой, Метумор бросился к ближайшему источнику отражений — большой железной бочке, в определенных кругах именуемой «баррель». В отличие от своих «коллег», эта конкретная баррель была заполнена не нефтью, а дождевой водой, для сбора которой она и была выставлена посреди селения.
Благодаря ясной погоде, изображение было вполне отчетливым, и склонившийся над бочкой Влад смог немедленно подтвердить свои опасения. Из воды на него смотрело лицо женщины лет сорока-пятидесяти, с кожей, сроду не знавшей косметики и покрытой сеткой морщин. Волосы, бывшие когда-то рыжими, а теперь выцветшие, содержали немало седых прядей. Их перетягивала широкая черная лента из неизвестного материала.
С минуту Влад зачарованно смотрел на свое новое отражение, пока из глубины памяти ему на помощь не всплыло имя — ранее незнакомое.
Вильдара…
Затем отражение затянуло полупрозрачное пеленой, переливающейся всеми цветами радуги. Пелену озарили не то электрические искры, не то небольшие молнии, а затем видение просто погасло — как картинка на выключенном телевизоре.
* * *
Влад не помнил, да и не знал, как оказался в руках сотрудников «скорой помощи», заблаговременно подтянутых к телебашне. По-видимому, обмороки среди участников коллективных магических сеансов не были редкостью. Но людям в белых халатах следовало отдать должное: с помощью укола и нашатыря они быстро «оживили» Метумора… и не только его, наверное. «Оживили», а потом не удержались от подколки. Мол, такой могучий маг, взялся город спасать, а сам в обморок падает.
К этой претензии на остроумие Влад отнесся спокойно и даже как-то апатично. Вообще, свое возвращение в привычную и знакомую жизнь он воспринял с немалой долей разочарования, а то и грусти. Нечто подобное чувствуют дети, покидая парк аттракционов, или заядлые тусовщики, когда просыпаются на следующий день после «самой классной вечеринки».
Видения не спешили отпускать молодого мага; забившись в какой-то темный угол его подсознания, они звали обратно к себе. Словно духи загородных озер и болот, что, если верить слухам, по ночам заманивали потенциальных утопленников красивыми женскими голосами.
Еще Влад не знал, что сеанс по большому счету удался, и что злополучные районы севера-запада уснули сном праведника — даром, что среди дня. Уснул варварский авангард, уснули перепуганные мирные жители, уснули их менее пугливые соседи, включая схоронившегося в канализации Жлыгу. Та же судьба постигла основные силы варваров, что к началу сеанса почти достигли города — пусть и не в полном составе. Штурмовой авиации следовало отдать должное: ее удары задержали и потрепали варварскую орду, насколько смогли. Тем не менее, без магии у Вандербурга по-прежнему не было шансов на спасение.
Лишь немногие из варварского подкрепления, увидев, как падают с мотоциклов их соратники, поняли, что дело дрянь и догадались повернуть обратно. Впрочем, эта «догадливость» не помогла им ни на йоту. Ибо третья бригада, получив новый приказ, совершила марш-бросок к северо-западу города и принялась выкашивать варваров без пощады. Те, кому удалось избежать магического воздействия, были слишком малочисленны, чтобы дать военным полноценный отпор; спящие же, по понятным причинам, и вовсе не могли сопротивляться.
А вот с авангардом, успевшим не только прорваться в город, но и порядком побезобразничать на его северо-западной окраине, поступили иначе — гуманнее, что ли? Пока военные вовсю проливали варварскую кровь, полиция и спецназ рыскали по захваченным районам, отделяя, что называется, зерна от плевел. Последних нетрудно было узнать по кожаным безрукавкам, грязным патлам, а также по близкорасположенным старым мотоциклам. Найденных варваров не убивали, а разоружали и грузили в специальные фургоны, укладывая их штабелями.
Так Полицейское Управление Вандербурга «обозначало свое участие» в операции по защите города. И для этого совершенно необязательно было кого-то убивать. Напротив, аресты, допросы и неизбежно последующие за эти громкие судебные процессы могли поднять престиж правоохранительных органов гораздо выше, чем банальная «пуля в лоб». Да и политикам радость: лишний повод сообщить с голубого экрана, какие мы гуманные и цивилизованные. Вновь и вновь подчеркнуть, что убивать на месте — удел варваров, а у нас даже такое отребье может рассчитывать на правый суд.
Ну, и конечно, силовики Вандербурга надеялись захватить вождя — предводителя вторжения. Кто как не он, должен был идти в авангарде? В случае поимки «главного злодея» предстоящий судебный процесс стал бы не просто «громким», а оглушающим — почище июльского грома…
И на этом, казалось бы, история вторжения варваров в Вандербург должна была закончиться… Но, увы — не всякий, кто что-то должен, прилежно исполняет свой долг. Далеко не всякий.
* * *
ВОПРОС: С какой целью вы предприняли нападение на Вандербург?
ОТВЕТ: Цель простая: уничтожить это место. Разграбить, разрушить и сжечь.
ВОПРОС: Неужели разрушение может быть целью само по себе? Какой смысл в разрушении нашего города?
ОТВЕТ: А какой смысл в его существовании? Можете не отвечать, я сам знаю: смысла нет. Этот ваш «Вандербург» или «город» существует без всякого смысла, сам по себе и сам для себя…
ВОПРОС: И это повод его уничтожать? Если он никому не вредит и не мешает…
ОТВЕТ: А вот здесь вы ошибаетесь. Но почему-то не осознаете это. Не осознаете, насколько это место вредит и мешает. И кому вредит — тоже не понимаете.
ВОПРОС: А вы?
ОТВЕТ: А я понял уже давно: этот «город» вреден для всего мира. Он — как гнойный нарыв на теле. Как болезнь, которая, зародившись в одном месте, начинает распространяться дальше. Пока не заразит все на свете. Вандербург вреден и для вас тоже… но вы этого не понимаете, ибо уже больны. Уже порабощены этим местом, уже пропитались его злой силой…
ВОПРОС: Можно понять, что город-де мешает кому-то из ваших племен. Но в чем его вред для местных жителей?
ОТВЕТ: Неужели вы настолько отупели? Неужели до вас не доходит? Вандербург делает вас слабыми, безвольными, привыкшими полагаться друг на друга, а всем вместе — на какие-то «чудеса». Он отравляет все вокруг зловонием и копотью — все, включая вас. Скажу прямо: я видел много мест, диковинных и разных… Но нигде в мире я не встречал такой мерзости, как ваш «город». А мерзость нужно уничтожать… и в этом нас поддержало множество других племен, хоть и не слишком дружественных… Именно так — уничтожать мерзость и освобождать людей, которых она поработила. Даже если люди того не хотят.
ВОПРОС: То есть, как следует из ваших слов, вы не враг жителям Вандербурга? Напротив, вы вроде как пришли их освободить?