Читать интересную книгу Надоело говорить и спорить - Б. Акимов

Дело в том, что в те годы было очень мало песен. Самая ходовая была «Летят перелетные птицы», например. Песни, которые были хороши на определенном этапе, но душе хотелось и других. Основное место в эфире занимали песни, написанные для духового оркестра, для очень громкого голоса, а весь туризм, да и не только туризм (мы очень много времени уделяли работе в подшефном колхозе «Лучинское»), этим песням как-то противоречил.

Напрашивались песни другого содержания, ближе к нашей жизни, ближе, как говорится, к жанризму происходящего. Но таких не было. А поскольку ребята второго курса ходили до этого в поход (это был, наверное, первый институтский поход по Кавказу) и написали там ряд смешных, узковедомственных песен, поскольку все прототипы их учились вместе с нами («Баландин рыжий покорял Кавказ» – Володя учился еще на третьем курсе), мы очень дружно и горячо восприняли наследство, оставшееся нам в песенном плане, и в меру сил продолжали его. Но писали песни в основном на известные мотивы. Дело в том, что никаких потуг сочинительства музыки в это время не было.

Писали песни на мелодии Лещенко, песни частушечного плана… Бог знает что!

Буквально несколько дней назад я был у Семена Богуславского, он тоже был с этого курса, со второго, не с нашего. Сейчас он директор школы в Москве. И вот мы смотрели с ним пожелтевшие страницы примерно одного года, что было написано в этот год. В основном это все были песни, написанные на известные мотивы. Так писал и Слава Иващенко, так писал и Игорь Мотяшов, и Максим Кусургашев, и Юра Ряшенцев. Надо сказать, что еще было в то время довольно значительное увлечение экзотикой далеких стран. Международного обмена, туристского обмена почти не было, во всяком случае, применительно к нам. Все заграницы и заграничная экзотика казались в некотором романтическом флере. В частности, Юра Ряшенцев написал следующую песню:

Когда закат погас,

В вечерний тихий час,

Ведет старинная гитара свой рассказ.

И тихо струны трогает задумчиво рука,

А вдаль плывут, плывут ночные облака…

Это была песня об Испании:

Немало слез, немало крови

Увидели они в ночном Толедо…

Какое-то слово такое – «Толедо».

Отдал этому течению и я свою дань. В частности, в то время в Театре Образцова только что была выпущена постановка под названием «Под шорох твоих ресниц…». Дело в том, что в те годы джаз был запрещен как таковой и различные деятели искусства под различными марками, якобы критикуя джаз, иногда протаскивали некоторые саксофонные трели. И вот в этой постановке с большим актерским коллективом был кукла-негр, который пел не песню, а просто мотив. Он стоял за стойкой и пел напев, и ничего больше, никаких слов. Мы жутко бредили этим мотивом: он был действительно красивый. И я написал на него слова «В таинственной стране Мадагаскар». Потом песня, по моим сведениям, получила широкое хождение, дописаны к ней были какие-то безумные куплеты: «И купленный за доллар поцелуй…» – я этого не писал и не мог написать, и открещиваюсь от этого. Мы мечтали о далеких путешествиях, и это было необычайно близко нам. Вот такой был первый этап зарождения студенческой песни. Он был весьма нехитрый и базировался исключительно на чужих профессиональных мелодиях.

Надо сказать, что мне самому в музыкальных учебных заведениях учиться не пришлось. Как-то в 1943 году мама отвела меня учиться на фортепьяно в музыкальную школу, меня проверили и приняли, но я сам не ходил туда, потому что мне очень хотелось учиться на аккордеоне, а такого класса не было, был только класс фортепьяно. У нас во дворе жил один молодой человек, вернувшийся с фронта, который очень хорошо играл на аккордеоне, что вызывало во мне большую зависть, я хотел быть аккордеонистом. Так с музыкальным образованием ничего не получилось.

Учил меня музыке Володя Красновский. Я до сих пор не знаю нотной грамоты и по врожденной лености в свое время ее не выучил, а тогда у меня были учителя и меня пытались этому обучить. Не знал самых элементарных вещей – тональностей, минора, мажора и пр. Пришлось самому доходить до этого.

Потом наступило время походов: в зимние каникулы мы ходили в походы и в летние, естественно. В походах сложилась традиция – каждой группе обязательно привозить какую-то свою песню. Пелись эти песни на слетах. Например, даже из небольших походов – вот в Лучинское у нас были трехдневные походы, пять или шесть групп пофакультетно – каждая группа приносила две-три свои песни. Такое было поветрие по поводу этих песен.

Кроме всего прочего, было просто много музыкальных ребят и девушек, которые любили петь, хотели много петь и пели. Это один этап в жизни нашего института и в жизни наших песен. Дальше произошло следующее.

В институте параллельно существовал так называемый творческий кружок. Вели его разные люди – вел Власов, доцент; вел Леонид Лиходеев некоторое время; вел – уж не помню, Сурганов вел его или нет, и другие. Гайденко участвовал в его работе. Что такое творческий кружок? Молодые ребята и девушки писали стихи и рассказы, эти произведения обсуждались в этом кружке. Наивно сейчас звучит название – «творческий кружок». Некоторые входили в различные объединения. Кто входил в объединение в Доме железнодорожников, кто (я) – в объединение при «Московском комсомольце» (поэтическое). Вот такая жизнь шла параллельно.

Силами этого творческого кружка зимой 1952/53 годов было организовано так называемое обозрение, вид студенческого капустника, поскольку вообще-то жизнь наша была в этом отношении довольно скудна – ограничивались классическим репертуаром или самодеятельностью типа русских танцев, русских песен. Приезд в институт квартета Тихонова – Тихонов был знаменитый аккордеонист, который играл на полубаянном аккордеоне и был довольно известен в свое время – был большим событием. На таком уровне была самодеятельность. И вот организовали «обозрение». Написали его текст. Довольно долго дело это продолжалось, и к этому обозрению было написано много хороших песен, которые потом как-то не умерли. Они были уже менее конкретны, менее, что ли, адресованы тем или иным людям, тем или иным группировкам, группе или курсу. В частности, так случилось с песней «Мирно засыпает родная страна», которую Юрий Ряшенцев и я писали не как гимн института, а просто как песню к обозрению. Это потом уже ее окрестили гимном института. Музыка этой песни (запев) была заимствована (по секрету) Володей Красновским из какого-то концертного номера оркестра Фрумкина. (Это уже все усопшие могикане тех времен, о которых сейчас никто не знает и не догадывается, очевидно, потому что в Москве таких заведений было очень мало. В частности, в гостинице «Советская» – в то время это называлось кинотеатр «Победа» – играл оркестр под руководством трубача Фрумкина. Они играли дивертисмент, даже не знаю, как он называется.) Припев к этой песне (музыку) Володя написал сам. Сочинялась она у меня дома на Неглинной улице. Мы сидели с Юрой, а Володя Красновский был при этом с гитарой. Так и была написана эта песня.

В обозрении участвовало много людей, в основном – студенты МГПИ. В том числе Петр Фоменко, ставший впоследствии довольно известным нашим режиссером. День обозрения приближался с катастрофической быстротой, но оно состоялось, несмотря на несколько накладок. После чего нам пришлось нести ответ за ряд высказанных в нем мыслей, в основном за пародии на преподавателей. Дело в том, что на преподавателей были написаны довольно смешные пародии, в которых был очень точно схвачен стиль их преподавания, разговора, общения.

Потом состоялся ряд таких обозрений, к каждому из которых писались подобные песни. Эти обозрения докатились до того, что последнее (причем, на мой взгляд, в нем был ряд очень удачных номеров, в том числе номер Юры Ряшенцева «Стиляги» и еще кое-что) мы показывали в Театре эстрады, который находился в помещении нынешнего театра «Современник». И смотрели нас Смирнов-Сокольский, Райкин, Гаркави, кто-то еще. Во время этого показа мы демонстрировали отдельные номера, почти все обозрение. Это было уже на четвертом курсе.

Нельзя сказать, чтобы они нас особенно благословили. Они нас весьма нелицеприятно раскритиковали, хотя это было для нас довольно интересно.

После этого к нам пришло могучее подкрепление в виде молодых людей, которые не только подхватили эту нашу волну, но и необычайно ее дополнили. Я имею в виду Аду Якушеву, Юлия Кима, отчасти Бориса Вахнюка, Олтаржевскую, Агриколянского, Чернова и некоторых других. Здесь уже пошел момент сочинительства песен как таковых. Конечно, лично я считаю, что вообще среди всех бардов, которые есть у нас в стране, и Ким, и Якушева наделены блестящими музыкальными способностями и редким самобытным талантом в этом отношении. Они внесли, конечно, необычайно мощную струю своим творчеством. Ада написала в это время ряд отличных песен, как и Юлий Ким и другие учившиеся тогда у нас ребята.