Читать интересную книгу Фатальный Фатали - Чингиз Гусейнов

Граф Соллогуб долго ходил по директорскому кабинету, прежде чем пригласил к себе Фатали, принесшего ему нечто трагикомическое.

- Друг мой, к чему эти казни на сцене, они же царского рода, ваши ханы! Вы мастерски высмеяли азиат ские нравы, это многоженство с очередностью посеще ния жен, сегодня очередь первой жены, но она уже увядает, хотя и полна страсти, кстати а у вас сколько жен? ах, только одна? а говорили... ну, ладно, в другой раз! так вот, а вторая тем временем готовит себя к встрече с супругом, моется в бане, натирает молодое тело паху чими мазями, и оно - смуглое и гибкое, гладкое как атлас! Да, это мило, это привлечет публику, ей подавай страсти, любовные интриги! А казнь?! Да еще особ цар ского рода! Не уподобляйтесь нашим критиканствуюшим писакам! А разве не может случиться, к примеру, что ваши стражники готовятся набросить кашемировую шаль на Теймура, принесена и веревка, чтоб вздернуть на виселице, но люди упрашивают хана, ведь Теймур любимец народа, он обманут, у него незаконно отнят ли дей престол, - пусть все это будет, хотя сюжет этот прозрачно намекает на события в Карабахском ханстве, но пусть! это хорошо! мы на это пойдем! и театр должен откликаться на важнейшие политические события! Так вот, народ упрашивает хана, но тот непреклонен, и. тогда, как у вас, Теймур выхватывает кинжал, ему удается бежать, а хан... Нет-нет, никаких казней! - Соллогуб задумался. - А почему бы вам не поселить героев в Ленкоранском ханстве? - Он недавно ездил туда, чуть не утонул. - Да, да, именно туда! Хан любит лодочные прогулки, и вот, расстроенный, что план казни со рвался...

- Но Теймура казнили!

...отправляется кататься по морю, внезапно поднялся ветер, опрокинул лодку, и хан утонул! И в момент, когда Теймура вот-вот казнят, толпа приносит радостную весть: король, так сказать, умер, да здравствует новый король!

Как быть?

Соллогуб - граф, он однажды приходил к ним, и Тубу-ханум не знала, как угодить важному гостю, - разве можно не согласиться с ним?

И Фазил-хан: "То Шамиль у тебя на уме, то казнь! Развлекать, смягчить дикие нравы, а казни оставь Шекспиру!" Фазил-хан тяжело дышит, случается, придет к ним, сидит в полудремоте, долгое молчание, прерываемое иногда вздохами; и очень скоро появится о нем, в траурной рамке, напишет Ханыков, чиновник по особым поручениям при Воронцове: "Надо, чтоб пьеса пошла на сцене, ты первый на Востоке проложил эту дорогу, и тебе надо идти по ней!"

Мирза Шафи, а что ты думаешь? В чьей лодке, того и песню пой, так, что ли? Двум канатоходцам по одному канату не ходить.

Исчез Абовян (вот бы с кем посоветоваться!). Было уже однажды: исчез, думали, утонул в Куре, но как увидели, сначала мурашки по спине: "Воскрес?!" - а потом: "Да нет же, живой!" А ведь оплакивали друзья, даже в духане, что на Шайтан-базаре, помянули. А он бродил по холмам, шел, куда ноги приведут, от суеты, от зависти, корысти, интриг, и забрел к приятелю-немцу, из эстонских, еще когда в университете учились, познакомились; он некогда и сосватал ему жену: "У нее ты будешь как за каменной стеной!"

Неужто снова объявится? Месяцы прошли, годы, сгинул человек затравили, запутали, и насмешки, и издевки, и проклятья, и синод, и патриарх, и католикос, эх вы, пигмеи, не иначе как Зангу поглотила. "Посягнул на наш священный грабар!" Разуверился в духовном сане, уехал из монастыря, выгнали с насмешками! от горя умерла мать, умер отец, плач, слезы.

Фатали помнит, как можно забыть? их долгие разговоры о языке. И о грабаре тоже. "Мне не известен ни один из новейших языков, - говорил Хачатур, который так различествует от древнего, коренного его языка, как новоармянский от староармянского. Русский? Польский? Они гораздо ближе к старославянскому! И итальянский к латыни! С десяти лет я занимался этим языком, и ни один из шести, которые я знаю, не был для меня так труден. Большая часть нашего духовенства, я не говорю уже о народе, не понимает его! Учить наизусть, не понимая смысла?! Ты моложе меня, Фатали, кто знает, может, когда-нибудь возьмешь в руки перо, чтоб сочинить, ведь бед-то вокруг сколько. Но пиши так, чтоб тебя твой народ понял. Как говоришь в семье так и пиши!"

Он всегда и боялся реки, и тянулся к ней, любил глядеть на ее водовороты - будто чудище там, и оно, только окажись в этом роковом круге, незаметно ведь! - затянет, засосет, удушит, пропал бесследно! рассказывали, слышал Фатали, рыбак нашел в те дни труп в форме чиновника, испугался и снова бросил в реку. А потом слухи, что видели нищим где-то. Где ты, Хачатур, отзовись! Может, тайно вывезли тебя в черной карете? Замучили в Сибири? Фатали помнит, сказывали, что где-то в Сибири отыскался какой-то из ссыльных, Абовяном назвался, неужто он?!

А что скажет Александр, их новый сослуживец? Он появился в канцелярии вскоре после возвращения Фатали из длительной командировки из Персии, куда ездил с генералом Шиллингом; был разжалованный солдат, но отличился в Дарго, спасая Воронцова, и получил прапорщика, по амуниции теперь, и часто с Фатали подолгу говорят, и все чаще их беседы завершаются, как и с Уцмиевым, а с некоторых пор и с Колдуном, разжалованием, а то и ссылкой (а потом и Метехом, а еще потом - казематом, каторгой, казнью). Александр усмехнулся: "Между нами, только не обижайтесь, Фатали, ханы, их семейные любовные интриги и прочее - это пока забавы, может, так и надо высмеивать пороки, не знаю, вы очень и очень отстали, Фатали, не ваша в том вина но что теперь поделаешь?! И не вы хозяин в театре (ах вот почему о двух канатоходцах!), но, кто знает, может, эта комедия и станет первой, которую когда-нибудь поставят на вашей азербайджанской сцене?"

Фатали вспомнил Александра, когда ему - четверть века спустя! принесли весть, что в дни весеннего Новруз-байрама артисты-любители поставили именно эту его пьесу на родном языке, начав тем самым историю отечественного театра. Я стар и ждал близкой своей кончины, но это известие, - писал он неведомым друзьям, принесшим эту весть, - продлило мою жизнь.

Какими еще средствами, кроме иронии и смеха, искоренить дурное и мерзкое в человеке? И чтоб пьеса осталась в сундуке?

- Ну что же вы?! Опять вас тянет к трагическим сюжетам! Ведь так важно, чтобы зритель, уходя из театра, видел: зло наказано!

И долго-долго граф Соллогуб втолковывает Фатали, никак не остановишь, сколько бахвальства, а как ему скажешь: имейте совесть, ну куда вам до Пушкина, но нет же, он еще и о туземцах, о восточной музыке, что он в ней смыслит?! бубнит и бубнит, сидя в своем директорском кресле:

- Это же бессвязный, лихорадочный бред! Три человека, из которых один неистово свищет в коротенькую дудочку, другой поскребывает перышком по тоненьким струнам, а третий барабанит пальцами, дайра, кажется? Но из этого выходит нечто вроде звука, издаваемого пустою бочкою, которую везут по мостовой, на несмазанных скрипучих колесах! Удивляюсь я нашим прославленным поэтам: неужели эта дудочка и есть воспетая ими зурна?! Конечно, я не стану отрицать, Фатали, в этом скрипе и свисте есть что-то, не лишенное дикой прелести, в особенности когда где-нибудь на крыше хорошенькая грузинка, сбросив чадру (но грузинки не носят ее! а перебивать неудобно, ведь граф!) и закрывшись рукою, пляшет лезгинку (все-все смешал, но как остановить, знатный человек!) или когда идет грандиозная попойка, вы, слава богу, мусульмане, не пьете, да, гомерическая попойка под председательством красноносого тулумбаша, или тамады. А что он говорит за грузинским застольем, послушать бы! и безостановочно передаются с возгласами аллаверды из рук в руки турьи рога с кахетинским. Но поймите, эти ваши нехитрые литавры, обтянутые пузырями, известные под именем димплипито, далеки от бетховенских симфоний! Надо смягчать первобытные нравы. А вы с трагикомедиями! И вы хотите учить публику лишь горько смеяться над самим собой, как это делает, пусть и умно, кое-кто из наших?! Неужели и вам "Ревизора"? Пороки? Взяточничество? Есть, конечно, кто отрицает? Но чернить процветающее наше общество?! Да, есть и дурные люди, и карьеристы, но ведь с ними борется сам государь (недавно пышно отпраздновали в Москве двадцатипятилетие царствования, гудели колокола, Кремль затоплен народом, на площади парад войскам, мундиры горят, крики, музыка, барабан, суета служащих, - добраться до живых по мертвым; и открыл новую железную Дорогу)! Но чтоб на сцене восторжествовала взятка? лихоимство?! Оставьте это нашим желчным писакам! Я тоже сдуру некогда увлекался, да-с! И меня хвалили, очень хвалили! Но потом понял: ни к чему это! Да, да, ни к чему! Оглянитесь - между саклями, отважно торчащими, словно гнезда, над обрывистым берегом Куры, вырастают красивые здания, перекидываются чрез бурливую реку каменные мосты, выравниваются площади, возникают целые улицы, кварталы. Каждый день благодаря усилиям князя, выполняющего волю государя, приносит новый успех, новую мысль, новое развитие, и куда ни глянешь - повсюду черкесы, лезгины, грузины, персияне, армяне, татары, бараньи шапки, папахи, смуглые и выразительные лица, сверкающее оружие, живописные лохмотья, кривые переулки, гулянья на плоских крышах домов, женщины в белых покрывалах, скользящие по пригоркам, как стаи пугливых лебедей, палящее солнце, горы, ущелья, да, да, надо крепить, а не рушить, именно так! Как у вас было? сейчас вспомню. Встретились купцу два армянина, казенные крестьяне, один на осле, другой пешком. И эти возмутительные речи о насильниках, о вздорожании хлеба, неурожае, наручниках, каземате, о русском следствии, которое и за пять лет не кончится? Как же с помощью купца не обрушить на властей гнев?! Увы, прием сей старый, и мы эти штучки преотлично знаем!