– Я сейчас вспыхну, – простонала она.
– Не останавливайся, – ободряя, шептал Торн. – Держись до конца.
Диана еще глубже запустила пальцы ему в волосы, когда он приподнял ее повыше. Из горла вырвался легкий крик, безумие охватило ее тело. Она трепетала и содрогалась, когда мощные приступы наслаждения, опьяняя, раз за разом накатывались на нее. Она словно оказалась в центре огненной бури, бури ощущений, которые трудно, невозможно выдержать. Торн снова поцеловал ее, заглушив поцелуем резкий крик упоения…
Багровое марево висло перед глазами, пока Диана приходила в себя. Торн легко целовал ее в щеки, в лоб, в губы. Дрожь постепенно отступала, оставляя в покое безвольное жаркое тело.
Ей казалось, она развалилась на тысячи частиц. До этого момента ей в голову не приходило, что существуют такие ощущения. И пусть все летит в тартарары, и ничего не важно, кроме этих прекрасных прикосновений Торна.
Ошеломленная, Диана открыла глаза и увидела, что он разглядывает ее. Торн улыбался нежно и удовлетворенно.
Диана облизнула пересохшие губы.
– Никогда не думала…
– Не думала о чем?
– Что можно вот так чувствовать. Это было как… Как взрыв. Как будто внутри меня взорвался фейерверк.
– Подходящее сравнение. Правда, все может быть намного жарче.
Диана уныло скривила губы:
– Боюсь, я не выдержу.
– О, не сомневайся. Выдержишь.
Вытащив носовой платок из кармана жилетки. Торн стер пятно краски с ее щеки.
– Будет гораздо лучше, когда ты примешь меня всего. Лучше и для тебя, и для меня.
При этих словах Торн, низко застонав, закрыл глаза и прижался к ней лбом так, словно хотел обрести контроль над собой.
– Для меня нет ничего лучше, чем оказаться между твоих роскошных бедер. Но я поклялся остаться джентльменом. В том смысле, что оставить тебя девственницей. В следующий раз буду ласкать тебя ртом. А сейчас давай я покажу тебе, как ты сама сможешь получить удовольствие.
Взяв ее за руку, он заставил Диану потрогать себя между бедер.
Неожиданно для самой себя ей это показалось порочным и тут же привело ее в чувство.
– Нет. Мне уже не хочется.
Дрожащими руками она поправила юбку, спустила ноги на пол и поднялась с его колен. На подгибающихся ногах Диана отошла от Торна на безопасное расстояние и только потом осмелилась взглянуть на него.
– Не нужно сбивать меня с толку таким вот образом.
Он настойчиво глядел ей прямо в глаза, как будто пытался определить, насколько она искренна. Хотя в этом трудно было сомневаться.
Нахмурившись, Диана недоверчиво смотрела на Торна:
– Вы пытаетесь отвлечь мое внимание, вот так примитивно соблазняя меня, правда ведь?
– Не совсем. Я просто ничего не мог с собой поделать. Вы дьявольски искусно используете против меня болевой прием.
– Что значит – болевой прием?
– Я в постоянном возбуждении, с тех пор как встретил вас. Для мужчины это весьма болезненно – быть возбужденным и не получать разрядку.
Во взгляде Дианы появилось сомнение.
– У меня и в мыслях не было так возбуждать вас. Извините.
Поморщившись словно от боли, Торн рассмеялся:
– Тут уж ничего не поделаешь, дорогая. Вы хороши собой, таинственны, и это чертовски возбуждает.
– Мне не хочется, чтобы вы мучились, Торн. Может… Что я должна сделать?
Он покачал головой.
– Я могу удовлетворить себя. Чем я и занимался последние недели, представляя, как вы ласкаете меня.
Застегивая панталоны, он улыбнулся. И в улыбке была и боль, и чувственность.
– Скоро вы войдете во вкус, и вам захочется большего. Это может превратиться в такое сладкое желание…
– Торн, прекратите! Не надейтесь, я не забуду о нашем споре. Я хочу рисовать мадам Венеру.
От его легкомыслия ничего не осталось. Он помолчал, избегая ее взгляда.
– Вы не собираетесь уступать?
– А вы именно этого и ждете от меня? Вы же поняли, что я права, что могу помочь вам.
– Возможно. Но мне это не по душе, черт возьми. Мне хочется, чтобы и духа вашего не было рядом с Венерой.
– Я буду осторожна. А вы научите меня, как говорить с ней, чтобы добраться до ее секретов.
Не отвечая, Торн запустил руку в свои роскошные волосы.
– Пожалуйста, – умоляла Диана, – вы должны разрешить мне написать ее. Это сработает, обещаю вам.
Сжав зубы, Торн окинул ее оценивающим взглядом:
– Совсем не разделяю вашей уверенности. Но предпочел бы, чтобы вы работали под моим контролем, а не действовали на свой страх и риск, дьявол вас подери.
– Я надеялась, что вы поймете причину.
В ответ на ее улыбку Торн нахмурился:
– Все это чертовски серьезно, Диана. Натаниель убит, вполне возможно, что Венерой. Если вдруг у вас с ней возникнут проблемы, может получиться так, что я не смогу прийти вам на помощь. А сами вы недостаточно подготовлены для такой работы. Здесь нужно учитывать любую неожиданность, которая вдруг может случиться.
– Так научите меня всему. Я сделаю все, как вы скажете.
Торн с неохотой кивнул:
– Ладно. Похоже, вас не переспорить. Можете писать Венеру. Но надо прикинуть, как лучше подойти к ней. Тут может быть несколько путей, как вы сами понимаете. Мне нужно подумать, и я скажу вам, когда мы вечером поедем в «Олмак». А пока ничего не предпринимайте.
– Не буду. Увидите, вы не пожалеете, Торн.
– Помоги Господи, чтобы так и было. – Пробормотав это, он поднялся.
Диана отступила на шаг, давая ему дорогу. Торн повернулся и, ни слова не говоря, вышел из студии, аккуратно притворив за собой дверь.
Он ей недоволен, поняла она. И не только потому, что она возражала ему, но и от того, что он по-прежнему страдал физически, о чем свидетельствовали оттопыренные спереди брюки. Ей стало интересно, действительно ли Торн сказал правду, что, ублажая себя, он подавляет в себе желание взять ее.
Ее удивляло, что из всех красавиц, которых он мог иметь, только ее он считал соблазнительной. Но точно так же и она относилась к нему.
Именно по этой причине она все никак не могла закончить его портрет и не признавалась Торну в этом. Она не могла перестать думать о том, насколько он красив. И это занимало ее мысли день и ночь.
А теперь он снова разбередил душу. Познакомил ее с тем, что такое страсть, и оставил страдать в ожидании чего-то большего.
На ватных ногах Диана пересекла студию и остановилась у трюмо, которое предназначалось специально для посетителей. В руках и ногах чувствовалась слабость. Она остро ощущала жар, который все еще жег ее между бедер, и то, как соски, напрягшись, натягивали ткань на груди. Торн говорил, что хочет поласкать их, чтобы довершить удовольствие.
Вспомнив об этом, Диана почувствовала, как краснеет, то ли от стыда, то ли от возбуждения. Правда, нахальное предложение не было единственным воспоминанием. Она словно вновь ощутила в своей руке его напряженный фаллос, вспомнила, как его пальцы со знанием дела возбуждали ее, когда он демонстрировал ей секреты наслаждения. Как она могла позволить случиться такому, несмотря на свое намерение сопротивляться? Как можно так страстно желать вновь пережить эту вспышку?