Читать интересную книгу Ночной снайпер - Фридрих Незнанский

Вечером, уже дома, когда Игорь метался по квартире, не находя себе места, Люся остановила его и силой усадила в кресло.

— Залогин, что происходит? — строго спросила она. — У тебя вид, будто ты влюбился в юную практикантку, только не знаешь, как меня об этом известить.

— Где они, эти практикантки! — махнул рукой Игорь. — В редакции одни грымзы старые… Взглядом не на ком отдохнуть. Это у Турецкого в прокуратуре — одна лучше другой.

— Поэтому ты стал рано приходить домой?

— Честно говоря, не знаю, что делать и с кем посоветоваться, — пожаловался Игорь. — Не знаю, как сказать коллегам, чтобы не высмеяли… Или не показывали на меня пальцем, когда я прохожу мимо.

— Для того тебе Бог и послал жену-журналистку. — Она села на подлокотник кресла, обвила его шею. — Советуйся, поплачь мне в передник.

— Понимаешь, зациклился я на одной вещи, — вздохнул Игорь. — Ведь стиль и язык как воздух, о котором мы забываем, пока он не меняется… Когда я в последнее время читаю некоторые статьи или слышу последнее выступление депутата Кольчугина в Думе, после которого ему стало плохо…

— Фу, я это видела и слышала, — сказала Люся. — Как-то странно он себя вел, ты не находишь? Я понимаю, контузия, только что был на волосок от смерти…

— Не в этом дело! — воскликнул Игорь и снова вскочил с кресла. — Почему-то никто не заметил, что он читал заранее подготовленный текст, в котором уже говорится о совершившемся взрыве, понимаешь? Только Александр Борисович обратил внимание.

— Ну и что?.. Вы не ошиблись? Может, он это сымпровизировал, добавил к тому, что уже было написано?

— Да нет же! Мы с Турецким пару раз крутили это его выступление по видаку! У него язык заплетался, он сбивался, глаза лезли на лоб, когда читал про взрыв, и стиль не менялся… Не его этот текст, не его! Не мог он так говорить и писать. Не его язык, не его слова…

— Знаешь, я сейчас тоже так подумала, — кивнула она, уютно усаживаясь на его место, — когда вспоминаю. Больно складно это все у него написано.

— Так мало этого! Мне кажется, я нашел буквально тот же язык и стиль в последней статье Яшки Янковского…

— Того самого скандалиста? Может, тебе уже мерещится?

— Все может быть… Раньше он писал заказные мерзкие статьи, но писал их сам! А эту статью, как мне кажется, ему написали. Причем писал тоже довольно даровитый человек, и это не он, не Янковский, понимаешь? Который при всем желании не сможет скрыть своей оригинальности. Что смотришь? Я сказал что-то не то? Турецкий, кстати, до этого говорил. Он сказал в том духе, что мне все это кажется да чудится. Сплошные эфемерности. Наверно, тоже хочешь это сказать?

— Ну почему… Его можно понять, он оперирует фактами, а не иллюзиями. Кстати, если хочешь, я могла бы проверить твое впечатление, — задумчиво сказала Люся. — Свежим взглядом, так сказать. Дай прямо сейчас посмотреть это видео и статью Янковского. Только, пожалуйста, оставь меня одну и не мешай. Я посмотрю, подумаю, потом выскажу тебе свое мнение. Час ты мне даешь?

На кухне она появилась еще раньше, минут через сорок, когда Игорь с дочерью смотрели какой-то очередной идиотский сериал, как если бы отбывали там наказание. Он встал, кивнул и вышел вместе с ней в комнату. Она села в кресло, еще раз пробежала взглядом газету с последней статьей Янковского.

— Не сказала бы, что это очень уж оригинально. Хотя отличие, безусловно, есть. Я просто не заметила бы, но, если сравнить с другими статьями Янковского, разница просто бросается в глаза. Для его прежних опусов характерен этот современный молодежный сленг, который здесь почти отсутствует. Ты прав и насчет речи Кольчугина. Он явно не ожидал этакое прочитать в своей речи. Но чтобы с таким предположением где-то выступать, нужна профессиональная экспертиза, и тогда только можно делать информацию достоянием гласности.

— Что бы я без тебя делал! — вздохнул Игорь, сев рядом с ней на подлокотник. — Ты опять права. Если идти официальным, законным путем, можно только вспугнуть тех или того, кто это все наваял. А предпринимать без Турецкого что-то по поводу экспертизы… я просто не представляю, как это делается.

Она улыбнулась, взъерошила ему волосы:

— Я бы сделала ее негласной и предварительной. У тебя же есть связи с литературоведами или редакторами, которые могли бы по образцам текста определить, кто бы это мог написать? Есть такие? Или такой?

— Если как следует подумать, то найдется, — кивнул Игорь.

И через несколько минут, порывшись в старых записных книжках, он позвонил домой своему университетскому преподавателю Петру Арнольдовичу Симукову.

— А, Игорек! — услышал он обрадованный, надтреснутый старческий голос. — Сколько лет, сколько зим! Забыл ты меня, совсем не звонишь, не появляешься… Наверно, опять что-то срочно понадобилось, а? Если требуется одолжение, то не стесняйся! Пенсии у меня с Марьей Михайловной маленькие, но как-нибудь выкрутимся.

Игорь почувствовал, как покраснели кончики его ушей. Действительно, «студиозусы» стреляли у Петрухи, как его прозвали, до стипендии либо до родительского перевода. Причем отдавать было вовсе не обязательно. Петруха мучительно краснел, когда «студиозусы» возвращали ему долг, особенно если это происходило при других. И, как правило, извинялся, говоря, что мог бы еще потерпеть.

Потом ходили разговоры, что вопрос об этих долгах был поднят в ректорате теми преподавателями, кто в долг не давали. «Я против того, чтобы мои студенты ночами разгружали вагоны, а потом приходили ко мне невыспавшимися и уставшими. Это неизбежно сказывается на их успехах в учебе» — так объяснил Петруха свое вызывающее, панибратское, «бросающее тень» и т. п. отношение с воспитанниками.

— Я хотел бы с вами посоветоваться, — сказал Игорь.

— Ну что ж, дело благое, — сказал Петр Арнольдович. — Только не по телефону, хорошо?

— Вас прослушивают? — удивился Игорь.

— Прослушивают? — не понял старый педагог. — Ах, ты вот о чем! Насмотрелся, начитался этих дешевых детективов? Не ожидал, если честно. Сам подумай, зачем и кому я понадобился, чтобы прослушивать мои разговоры дорогостоящей аппаратурой? Я регулярно читаю твои статьи и должен сказать, в последнее время они мне стали нравиться еще больше, поскольку ты фактически не употребляешь этих уголовных неологизмов и прочего словесного мусора, которым пользуются нынешние журналисты…

— Петр Арнольдович, но вы, надеюсь, читаете не только мои статьи? — спросил польщенный Игорь.

— Все! Больше ни слова! — воскликнул старый педагог. — Вот за это я ненавижу телефон. Мы сейчас все проговорим и обговорим, и твой визит уже не будет обязательным. И завтра, когда ты почтишь нас своим присутствием, мы будем молча пить чай, а сказать нам друг другу будет нечего. Значит, мы с Марьей Михайловной ждем тебя с очаровательной супругой, о которой я наслышан, завтра в семь часов вечера, и никаких отговорок! Кстати, познакомишь.

— Спасибо, дорогой Петр Арнольдович, я обязательно приду к вам завтра. Кто и какие бы дела меня ни останавливали или удерживали, это я вам обещаю. Один только вопрос: у вас есть видеомагнитофон?

— Я тебя разочарую, но у меня нет даже телевизора! — гордо ответил Петр Арнольдович. — С некоторых пор мы отказались от его услуг, как только пошлость и грязь с экрана превысили все допустимые нормы. Мы подарили его нашей консьержке Инне Антоновне… Вот она большая любительница посмотреть. Когда придете к нам, то увидите внизу, как она, бедная, буквально не может от него оторваться.

Все так и было. На другой день, когда Игорь и Люся прибыли в гости на чай к Петру Арнольдовичу и Марье Михайловне в назначенное время, в подъезде они увидели седую, трясущуюся старушку, уткнувшуюся в старый советский телевизор.

Петр Арнольдович был при костюме и галстуке, хозяйка была в старомодном платье, с накинутым на плечи теплым платком.

Люся, сразу очаровавшая хозяев, с любопытством разглядывала их чистенькую квартиру в сталинском доме со старомодной мебелью и высоченным, как в соборе, потолком.

Чай был тоже в стиле хозяев — с вареньем из крыжовника и малины, собранных на собственных шести сотках.

После чая мужчины прошли в кабинет, дамы занялись своими вопросами.

Игорь включил принесенный с собой диктофон и дал хозяину прослушать выступление депутата Петра Кольчугина. Петр Арнольдович нахмурился, но ничего не сказал. Потом, точно так же хмурясь, он прочитал статью Якова Янковского. Наконец бегло, с кислым видом, просмотрел прежние статьи того же автора.

И, наконец, поднял взгляд на гостя. Потом снова спрятал глаза под мохнатыми бровями.

— Пока не могу сказать ничего определенного, — глухо сказал он. — Мне кое-что показалось знакомым, но я должен еще раз убедиться, что так оно и есть, прежде чем называть кого-то конкретно.