Читать интересную книгу Роль идей и «сценарий» возникновения сознания - Иван Андреянович Филатов

и есть то, что мы назвали проявлением, выражением («материализацией») процессов, происходящих на безмолвном уровне нейронного взаимодействия и получения неких комплексов, ансамблей, которые можно проявить и получить нечто осмысленное.

Таким образом, у нас есть основание заключить: материя мозга мыслит, – только она это и делает! – но делает она это «беззвучно». А для того чтобы это «беззвучное» мышление зазвучало, понадобился язык. Он, язык, озвучивая те процессы, которые произошли (или происходят) на уровне нейронного взаимодействия, проявляет их, делает их понятными для нашего сознания, а вернее было бы сказать – осознанными. Вот этот процесс перевода нам еще (принципиально) непонятного в понятное и есть акт мышление. Но непременным условием возможности осуществления такого перевода является наше сосредоточение (на предмете мышления), которое мы ранее приравняли к сознанию, и без которого «преследование» смысла нашей мысли было бы невозможным.

3. И все же остается вопрос, есть ли то, что мы называем сознанием? И далее вопрос, а что же мы имеем в виду, когда употребляем термин «сознание»? Конечно же, смысл этого термина, скорее всего, нам надо искать на границе между животным существованием и существованием разумным. Что прибавилось к животному неосознаваемому существованию в результате перехода к существованию разумному? Или наоборот: что нужно отнять от разумного существования, чтобы опять оказаться в стадии животного существования?

Итак, пойдем по второму пути – «вычтем» из человека разумного существо неразумное. Что остается в явном виде? В явном виде остается мышление как характерная особенность человека разумного. Но входит ли в мышление сознание? Является ли оно, сознание, составной частью мышления? Скорее всего, нет, потому что мышление – это всего лишь следование (от акта к акту) ходу своей мысли к какому-либо результату. (Причем следование, осуществляемое посредством не ощущаемого нами и нами неосознаваемого процесса материального взаимодействия нейронов нашего мозга).

Тогда, если существует такой феномен как сознание, то он либо находится помимо мышления, либо он является условием осуществления мышления. Если мы берем первый вариант («помимо»), то мы должны ответить на вопрос, так для чего же все-таки предназначено сознание? Ведь чему-то оно должно служить, должно же оно быть с чем-либо взаимосвязанным причинно-следственными отношениями? Но мы пока не видим того, что могло бы быть непосредственно связано с тем, что могло бы быть названо сознанием.

Тогда нам остается рассмотреть второй вариант: не является ли сознание условием осуществления процесса нашего мышления и общения с нашим окружением? То есть тем условием, в отсутствии которого мы не можем осуществить ни процесс мышления, ни процесс хода собственных реальных действий, ни процесс общения со своим окружением. А как мы знаем из опыта собственного не только продуктивного, но и обыденного мышления и общения, прежде чем начать мыслить или общаться по какому-либо поводу, мы должны сначала отключиться от всего того, что может нас отвлечь от предмета размышления или общения. Иначе говоря, мы, в первую очередь, должны сосредоточиться на этом предмете.

А потому нам ничего другого не остается, как предположить, что условием осуществления как мышления, так и наших действий в процессе общения является наше сосредоточение либо на предмете нашего собственного мышления, либо на ходе наших действий в процессе нашего общения и обмена мыслями с нашими близкими людьми. (Ведь если мы не будем сосредоточенны на предмете нашего разговора, наши партнеры могут посчитать нас не в своем уме, то есть, не разумными). А эти два процесса, как мы постулировали ранее (смотри подраздел «Двухступенчатость сознания»), являются первой и второй ступенью того, что гипотетически мы обозначили как сознание. Круг замкнулся на том, что наше сосредоточение является, просто-напросто, другим наименованием того, что мы называем сознанием.

Правда, для того чтобы получить сознание мы должны брать сосредоточение не само по себе, а в его коалиции с теми наименованиями языка, которые мы должны найти (вспомнить) в нашей памяти. Потому что сосредоточения самого по себе не может быть – оно должно быть фиксированным на чем-либо.

Так что сосредоточиться мы должны на объединении трех факторов:

– материальной деятельности нейронов нашего мозга,

– языка (речи, письма)

– и памяти.

Иначе говоря, соединить их можно, только сосредоточившись на поиске в нашей память тех знаков языка, которые могли бы выразить смысл (и значение) того, что родилось в нейронной материи нашего мозга.

Трудность в определении сознания еще и в том, что мы с трудом соглашаемся с тем фундаментальным фактом, что продуктивно мыслит именно материя нейронов мозга, а не наше манипулирование идеальными образами (и представлениями) в нашем сознании. На самом-то деле креативно мыслит наше бессознательное. Манипулирование образами, имеющими названия и извлекаемыми из нашей памяти, это необходимые «внешние» факторы, всего лишь помогающие создать смысл идеи и раскрыть то, что произошло на материальном уровне взаимодействия нейронов.

4. В качестве наглядного примера раскрытия смысла нашей идеи рассмотрим процесс продуктивного мышления. Что мы делаем сразу же после того как в «поле» нашего видения, – которое мы не совсем обосновано называем сознанием – является инсайтная идея? Мы тут же отключаемся от всего того, что нас занимало ранее и сосредотачиваемся на раскрытии смысла этой идеи. Не сконцентрировав все наше внимание на этом смысле, велика вероятность того, что этот смысл самым незаметным и неожиданным образом «улетучится» из нашего сознания. И только после того как мы зафиксируем (выразим, проявим) этот смысл в знаках (наименованиях) какой-либо культурной системы, мы можем «расслабить» наше сосредоточение, поскольку эти знаки, будучи помещенными в нашу память, дадут нам возможность, в случае необходимости, вспомнить смысл нашей идеи.

Кстати сказать, что касается, опять же, продуктивного мышления, сама Природа подтолкнула человека (разумного) к обретению им сознания как сосредоточения на чем-либо, как слежения за чем-то. В чем заключалась ее помощь? Скорее всего, в том, что, попав – в результате акта инсайта – из бессознательного в наше сознание, смысл идеи сразу же (автоматическим образом) заявляет о себе тем, что оказывается в фокусе нашего сосредоточения из-за того, что этому акту сопутствует достаточно внушительный эскорт указанных нами ранее неординарных ощущений: во-первых, интеллектуального удовольствия от понимания смысла внове явленной идеи, во-вторых, удивления от внезапности его явления, и в-третьих, уверенности в истинности, единственности и надежности этого смысла. Не будь этих ощущений, человек вряд ли бы сразу же зафиксировал свое внимание-сосредоточение на раскрытии смысла внове явленной идеи. А отсутствие подобного внимания, как показывает опыт нашего собственного продуктивного мышления, чревато исчезновением (забвением) этого смысла.

В более тривиальных случаях, случаях нашего обыденного (а не продуктивного) мышления, сосредоточенность может быть вызвана такими ментальными (квалиативными) факторами как любопытство, интерес, увлеченность, страсть