на Востоке и на Западе закончится, насколько это возможно, благоприятно, то есть благоприятно в отношении культуры. Это означало бы, что во всяком случае должна быть восстановлена и закреплена ситуация в рамках международного правового порядка на основе действовавшего в 1939 г. международного права; другими словами, что все территориальные изменения, произошедшие с момента начала войны и в течение нескольких предшествующих лет в результате агрессии, должны быть отменены – до того как мирный конгресс, после тщательного анализа, примет решение о том, какие именно изменения государственных границ должны быть окончательно приняты. Предположим затем, что будет создана некая схема целесообразного мирового правления силами нескольких больших и множества малых государств, которые объединятся в некое облеченное властью целое; далее, что удастся найти такую форму экономического возрождения, которая, если и не будет принята всеми, сможет удовлетворить определенное большинство.
Вышеперечисленное, разумеется, ни в коей мере не обеспечило бы подъема культуры.
Но это еще не все: у такой мирной системы все еще не было бы никаких возможностей для надлежащей работы. Устроители мира прежде всего увидели бы, и увидят, перед собой немало задач, одну труднее другой, и это будет не расчистка руин, материального мусора – земли, камня, известки, но – духовных руин, которые оставит после себя эта война. Исключительно важно, чтобы той части мира, что сумеет оправиться от затаенной злобы и жажды мести, как можно быстрее стала доступна очищенная от столь вопиющей лжи картина истории, – картина, которая, хотя мы никогда не можем претендовать на полную объективность, всегда недосягаемую для истории, будет основываться хотя бы на разумной непредубежденности и на честном намерении говорить правду. Насколько далеки мы от всего этого, знает каждый, независимо от того, по какую бы сторону фронта он или сражался, или претерпевал страдания. Совершенно ясно, что никакая победа, сколь решительной она ни была бы, никогда не сможет ни обуздать силы лжи, ни изгнать их. Дух лжи тотчас восстанет вновь и постарается напрячь все свои силы, чтобы на еще свежих отбросах прежней лжи, отравившей сознание целых народов, взгромоздить новую ложь. Эфир, пресса, школьное образование и в наступившее мирное время снова неограниченно будут у него в услужении. Как отвратить это новое зло, если старое, даже когда смолкнут орудия, так и не удастся победить полностью? Ясно, что даже при намерении ограничиться только политическими вопросами неминуемо придется решать культурные и этические проблемы.
Честная картина истории недавнего прошлого – вот первое из необходимых условий, хотя кажется невозможным добиться единства мнений для признания единого понимания случившегося. Лишь постепенно выявится, действительно ли сознание некоторых народов в целом перелопачено до самого дна навязанным им мировоззрением из магазина готового платья так, что восстановление причиненного ущерба окажется невозможным. Однако нельзя отодвигать попытки оздоровления и восстановления на столь долгий срок. Даже если мыслящая часть человечества может определенно пребывать в уверенности, что через сотню лет никто уже не будет говорить о политической расовой теории или подобных ей духовных отродьях, это убеждение не будет иметь никакой пользы для ближайшего будущего. Прежде всего нужно заняться тем, чтобы непосредственным вмешательством повлиять на уже столь далеко зашедший процесс болезни. Хватит ли у нас времени – обозначим и другую часть нашей задачи, – чтобы посвятить силы перевоспитанию уже вконец испорченных поколений?
В ряде стран молодежь год за годом отравляли абсурдными теориями, низводили бесплодной муштрой до уровня неслыханной глупости и полнейшей бесчеловечности и, возможно, даже сделали многих, с чисто евгенической точки зрения, непригодными для здорового воспроизводства из-за бездумно поощряемого промискуитета и преувеличения и переоценки телесной культуры. Об этой последней опасности: переоценке значения телесной культуры – мы здесь распространяться не будем. То, что такая опасность существует, кажется мне несомненным. Конечно, телесные упражнения и здоровый спорт для всех – это великолепно, если только не перекармливать людей пищей телесной до такой степени, что пища духовная, вместе с поношением «интеллектуализма», или того, что понимают под этим словом, вовсе отходит на задний план. Давайте все же не делать нашим идеалом Милона Кротонского, который способен был нести на плечах быка76*.
Можно ли будет в деле регуманизации сбитых с толку и претерпевших ущерб поколений чего-либо достичь усилиями соответствующей политики, сколь успешной она ни была бы, должно показать будущее. Не будем терять надежд.
Не всякий дефект молодых поколений, с чем предстоит бороться ближайшему будущему, есть прямое следствие войны или дурных политических теорий. Нужно считаться с широко распространенным недостатком целеполагания в жизни личности, отсутствием определенной направленности, которые постепенно распространяются с конца прошлого века и поэтому не могут быть вполне объяснены длительным экономическим кризисом и социальной неустроенностью. Все это проявляется в недостаточности устойчивой охоты к труду, в дезориентации в данной среде, в отсутствии прочно обоснованных ценностей и идеалов. Быть может, это с трудом поддающееся описанию, но безусловно негативное свойство во многих отношениях – не что иное, как юношеская форма таких явлений, как spleen и Weltschmerz [мировая скорбь] Романтизма. В любом случае вершители нашего будущего должны будут выступить против этого во всеоружии обновленного духа.
Переоценка понятия национальное
Если мы теперь обратимся к проблеме очищения духа, которое необходимо для того, чтобы он снова мог стать носителем культуры, то прежде всего, и это кажется наиболее очевидным, нужно будет изгнать из него гипернационализм – как убеждение, как догму, как некое интеллектуальное состояние, которое, хотелось бы думать, может быть побеждено и излечено интеллектуальными средствами. Было бы бесценной победой, если бы средний человек, получивший хоть какое-то образование, задумался о почти повсеместно господствующих искажении и переоценке понятия «национальное». Эта переоценка, безусловно, присутствует не только у фашистов и их сотоварищей, но и у всех нас. Внушаемое нам с такой настойчивостью мнение, что нации суть древнейшие продукты – если не крови и почвы, то все же неизменно детерминированных исторических обстоятельств, уже при простейшем историческом рассмотрении предстает как грубейшее заблуждение. Признавать это – не вопрос политических убеждений или мировоззрения, но лишь минимума исторических знаний и способности выносить независимое суждение.
Правда, в отношении всего, что касается понятия нации, мы сразу же наталкиваемся на антиномию, то есть на одновременно утверждаемое противоречие: «это так – и при этом не так». Нации – очень древние, национальности – очень молодые – так можно было бы разрешить это противоречие. Когда мы читаем в Ветхом Завете о gentes [родáх] – народах, нациях, – то во многих случаях мы можем безнаказанно заменять это современным понятием нации, не забывая, однако, о том, что в древности – от Вавилона до Римской