Законы, 863c–d
АФИНЯНИН. Со стороны законодателя было бы лучше разделить это невежество на два вида: простое невежество, которое можно считать причиной легких проступков, и двойное, когда невежда одержим не только неведением, но и мнимой мудростью, – точно он вполне сведущ в том, что ему вовсе неведомо. Если сюда присоединяется сила и мощь, то это можно считать причиной крупнейших и грубейших проступков; если же сюда присоединяется слабость, то возникают детские и старческие заблуждения.
Филеб, 49a–c
СОКРАТ. В самом деле, неведение сильных опасно и постыдно, так как и само оно, и всевозможные его личины пагубны для ближних, неведение же слабых мы относим к разряду смешных по своей природе вещей.
Сократическая философия начинается с любви к истине, но с точки зрения действия ее первейшая задача негативна: она стремится избавить человека от иллюзии собственной мудрости. Прежде чем обеспокоиться пополнением своих познаний, стоит выяснить – причем весьма детально, несмотря на тяготы такого изыскания, – чего вы не знаете и в чем вы безосновательно уверены. Такие слепые зоны трудно обнаружить. Лучшим орудием для их ликвидации выступает ваш внутренний Сократ, постоянно твердящий, что вы не так мудры, как вам кажется. И это будет максимальным приближением к подлинной мудрости. Об этом хорошо сказал профессор Гатри:
Быть последователем Сократа не значит следовать какой-либо системе философского учения. Это прежде всего подразумевает определенную позицию ума, интеллектуальную скромность, легко принимаемую за высокомерие, поскольку истинный последователь Сократа убежден не только в своем собственном неведении, но и в неведении всего человечества[161].
Повивальное искусство. Осознание собственного невежества полезно не только в том, что оно защищает от глупости. Оно поощряет эксперименты. По сути, вы обращаетесь к своему собеседнику в следующей манере: «Допустим, я ничего не знаю. Изложи мне свою идею и попытайся развить ее. Я же буду задавать тебе вопросы. Некоторые из них покажутся наивными. Тем не менее давай посмотрим, куда нас приведут твои ответы». Такой подход дает новым идеям шанс на принятие. Им не придется сражаться с предрассудками, которые естественным образом напоминают о себе там, где старые убеждения в силу привычки сохраняют свои позиции. Ваш собеседник на время отодвинет прежние взгляды и откроется новым идеям, будучи вольным как поверить в них, так и оспорить их. Взгляните на этот эксперимент как на попытку провести честные выборы. Хотя новая идея может быть открыто оспорена, она по крайней мере не встречает сопротивления со стороны действующего президента.
Наверное, наиболее известный пример подобного применения невежества представлен в «Теэтете». В этом диалоге Сократ сравнивает себя с повитухой: он не может рожать детей сам, но зато способен помочь собеседнику в родах – или в прерывании беременности, если потребуется.
Теэтет, 150b–151b
СОКРАТ. В моем повивальном искусстве почти все так же, как и у них, – отличие, пожалуй, лишь в том, что я принимаю у мужей, а не у жен и принимаю роды души, а не плоти. Самое же великое в нашем искусстве – то, что мы можем разными способами допытываться, рождает ли мысль юноши ложный призрак или же истинный и полноценный плод. К тому же и со мной получается то же, что с повитухами: сам я в мудрости уже неплоден, и за что меня многие порицали, – что-де я все выспрашиваю у других, а сам никаких ответов никогда не даю, потому что сам никакой мудрости не ведаю, – это правда. А причина вот в чем: бог понуждает меня принимать, роды же мне воспрещает. Так что сам я не такой уж особенный мудрец, и самому мне не выпадала удача произвести на свет настоящий плод – плод моей души. ‹…› Еще нечто общее с роженицами испытывают они в моем присутствии: днями и ночами они страдают от родов и не могут разрешиться даже в большей мере, чем те, – а мое искусство имеет силу возбуждать или останавливать эти муки.
С помощью Сократа Теэтет дает определение знанию, сводя его к восприятию. Теория проходит длительную проверку – и потом рассыпается.
Теэтет, 210b–c
СОКРАТ. И мы все еще беременны знанием и мучимся им, милый друг, или уже все родили на свет?
ТЕЭТЕТ. Клянусь Зевсом, с твоей легкой руки я сказал больше, чем в себе носил.
СОКРАТ. И все это наше повивальное искусство признает мертворожденным и недостойным воспитания?
ТЕЭТЕТ. Решительно все.
СОКРАТ. Итак, если ты соберешься родить что-то другое, Теэтет, и это случится, то после сегодняшнего упражнения плоды твои будут лучше; если же ты окажешься пуст, то меньше будешь в тягость окружающим, будешь кротким и рассудительным и не станешь считать, что знаешь то, чего ты не знаешь. Ведь мое искусство умеет добиваться только этого, а больше ничего.
Это одна из самых известных метафор, используемых в платоновских диалогах[162]. Она открыта для интерпретаций. Я ссылаюсь на нее здесь как на образ сократического невежества, помогающего вывести на свет идеи, которые могли бы остаться неразвитыми. Сократ не зря преувеличивает пустоту своего ума. Он принимает роль повитухи; это состояние особой восприимчивости, которое сменяется проверкой идеи. В каком-то смысле он даже стремится к своеобразному невежеству, потому что это позволяет его собеседнику дать жизнь новой идее. Это не единственный способ, посредством которого Сократ ведет диалог. Как правило, он не слишком добросовестная повитуха, поскольку, занимаясь своим искусством, по ходу рождает и собственные мысли, как, например, в том же «Теэтете»[163]. Тем не менее интеллектуальное повивальное искусство остается важным аспектом сократического метода.
Сравнение с повитухой предполагает умение слушать другого. Однако наиболее продуктивным сократовское повивальное искусство оказывается во внутреннем диалоге с самим собой. Попытайтесь приобщить себя к подобному состоянию ума, когда вы изучаете какую-нибудь идею или рассматриваете трудный вопрос. Прежде чем начать критиковать какую-то мысль, вы хотите постичь ее с максимальной полнотой и глубиной. Сократ тратит немалое время на то, чтобы помочь Теэтету разобраться, что же тот на самом деле хочет сказать, – и только потом критикует его идеи. Поступать так гораздо эффективнее, нежели по привычке сначала выставить аргумент оппонента в невыгодном свете, а потом обрушиться на него. Кроме того, здесь можно усмотреть и определенную форму самодисциплины: ведь вам приходится работать с идеей, противоречащей вашим собственным взглядам. Причем вам нужно не просто помнить о том, что и вы можете ошибаться; гораздо важнее на время позабыть обо всем, что уже было продумано вами прежде.
12
Апория
Если бы Сократ подверг вас своему вопрошанию, то в конце концов он внушил бы вам, что все ваши слова недостаточно убедительны. Освоив сократическое мышление, вы и сами можете прийти к такому выводу. Любое утверждение на важную тему может оказаться неправильным, неполным или неадекватным по тем или иным причинам. Это открытие в конечном счете оборачивается скептицизмом (см. главу 16). Однако прежде оно приводит к апории. Апория – своего рода тупик; буквально это слово означает «безвыходность». Вы впадаете в это состояние в тот момент, когда все ваши попытки высказать что-то истинное опровергнуты, а вы не знаете, что делать и как думать дальше. Иногда апорию описывают как состояние ума – ощущение дезориентации и растерянности; но, строго говоря, эти состояния являются реакцией на тупиковую ситуацию. Вы оказываетесь в ней, исчерпав все ресурсы, позволяющие ответить на поставленный вопрос. Вы пытаетесь нащупать опору, но безуспешно. В этой главе мы рассмотрим значение и ценность апории.
Определения. Апория и ощущение, которое она создает, в разных диалогах описаны по-разному. Обычно она объясняется посредством метафоры, как, например, в следующей реплике Менона в адрес