Государство, 348a–b
СОКРАТ. Если мы станем возражать ему, слово за словом перечисляя блага справедливости, а затем снова будет говорить он и опять мы, то понадобится вести счет указанным благам и измерять их, а чтобы решить, сколько их привел каждый из нас в каждом своем ответе, нам понадобятся судьи. Если же мы будем вести исследование, как мы делали это только что, когда сходились во мнениях, тогда мы одновременно будем и судьями, и защитниками.
Бо́льшая часть упомянутых выше пунктов приложима и к самостоятельному сократическому рассуждению, протекающему без собеседников. Сократик постоянно дискутирует с преобладающим мнением, бесстрашно возражает ему и не поддается давлению слов и мыслей других людей. Нижеследующее замечание тоже касается как разговора с собой, так и диалога с другим.
Горгий, 472a–b
СОКРАТ. Чуть ли не все афиняне и чужеземцы поддержат тебя, если ты пожелаешь выставить против меня свидетелей, и скажут, что я неправ. ‹…› Но я хоть и в одиночестве, а с тобою не соглашусь, потому что доводы твои нисколько меня не убеждают, а просто, выставив против меня толпу лжесвидетелей, ты стараешься вытеснить меня из моих владений – из истины.
Толпе доверять нельзя. Этот момент особенно важен сейчас, когда «толпы лжесвидетелей» появляются в сети по щелчку пальцев. (Стоит, впрочем, обратить внимание: хотя Сократ и считает, что одного свидетеля в диалоге достаточно, проблема учета коллективного мнения усложняется, когда это мнение обретает форму закона, а человеку приходится решать, как ему вести себя в свете такого закона; на эту тему Сократ рассуждает в «Критоне».)
Доверие. Сократ по большей части доверяет своим собеседникам. Истолковывая сказанное другим, он пытается представить чужие слова в наиболее разумном и выгодном для партнера свете. Горгий, например, предполагает, что красноречие – это мастерство в ведении речей и умение добиваться результатов с их помощью. Сократ собирается оспорить это мнение, но сначала он помогает Горгию уточнить выдвинутое им определение. Философ указывает на то, что с помощью речей люди делятся идеями и решают задачи даже в таких областях, как арифметика и геометрия. Горгий соглашается, после чего происходит обмен следующими репликами:
Горгий, 450e–451a
СОКРАТ. Но я думаю, ни одно из перечисленных мною искусств ты не станешь звать красноречием, хоть и сам сказал, что всякое искусство, сила которого обнаруживается в слове, есть красноречие, и, стало быть, если бы кто пожелал придраться к твоим словам, то мог бы и возразить: «Значит, арифметику, Горгий, ты объявляешь красноречием?» Но я думаю, ты не объявишь красноречием ни арифметику, ни геометрию.
ГОРГИЙ. И верно думаешь, Сократ. Так оно и есть.
Эта добрая привычка пригодится в любом разговоре: старайтесь помогать собеседникам, реальным или воображаемым, уточняя, что именно они хотят сказать; и если даже вам непонятно, что конкретно они имеют в виду, то все равно исходите из того, что они умны и благонамеренны, а в их словах скорее есть смысл, чем нет[146].
Сократ с еще большим усердием следует этому принципу в «Теэтете». В этом диалоге он намеревается оспорить взгляды Протагора. К сожалению, Протагора уже нет в живых, и поэтому Сократу предстоит воссоздать суждения этого мыслителя, прежде чем их опровергнуть. Он начинает с приписывания Протагору мнения о том, что «человек есть мера всех вещей». Это утверждение способно нести различные смыслы, которые отчасти правдоподобны, а отчасти нет. Рассуждая о Протагоре, Сократ говорит: «Мудрому мужу, разумеется, не подобает болтать вздор. Так что последуем за ним»[147]. Потом он приводит примеры, придающие позиции Протагора максимальную убедительность, а затем на нескольких страницах доказывает, что подробно описанная им точка зрения все же несостоятельна. Далее еще больший объем текста посвящается тем убедительным ответам, какими мог бы встретить все изложенные возражения сам Протагор, если бы участвовал в обсуждении. Наконец, еще большее количество страниц уходит на оспаривание этих гипотетических ответов – и так далее. Читатель этого диалога (как, впрочем, и любого другого) обычно поражается изобретательности Сократа, с равной искушенностью придумывающего аргументы как в поддержку, так и в опровержение своей позиции. Желание и умение человека противопоставлять сильные аргументы своим собственным воззрениям, делая это даже лучше оппонентов, – отличная проверка сократического прогресса.
В нынешние времена подобные практики называются принципом доверия: интерпретируйте аргументы ваших собеседников наиболее разумным способом, на который вы способны, и представляйте их в наилучшем свете. Этот принцип приписывался многим авторам; однако, как и большинство важнейших интеллектуальных методов, он восходит к Сократу. Когда Сократ оспаривает чью-либо позицию, он изображает ее в наиболее сильном и привлекательном виде, иногда, по сути, проделывая за оппонента его же работу. Короче говоря, Сократ не бежит от сложных проблем, желая защитить свою позицию, а, напротив, идет им навстречу. Практический совет в данном случае таков: анализируя чужую аргументацию, придерживайтесь варианта, который больше подходит вашему противнику или партнеру, чем вам.
Обида. Тот, кто практикует сократический метод, старается не обижать других и не обижаться сам. В диалоге, где вы ищете истину вместе с партнером, риск личных оскорблений весьма высок. Разговоры на принципиальные темы нередко затрагивают сюжеты, чувствительные для обеих сторон, а сильные чувства задеть легко. Когда на карту поставлены такие чувства, стоит вам не согласиться с собеседником, он может счесть это личным выпадом (независимо от рациональности вашего аргумента), который вызовет у него возмущение. Если такое происходит, то диалог перестает быть исследованием и превращается в нечто другое.
Сократ упоминает об этой проблеме. Он предупреждает Горгия о случаях, когда два человека спорят и
Горгий, 457d
один скажет другому, что тот выражается неверно или неясно, и вот уже оба разгневаны и каждый убежден, будто другой в своих речах руководится лишь недоброжелательством и упорством, а о предмете исследования не думает вовсе. Иные в конце концов расстаются самым отвратительным образом, осыпав друг друга бранью и обменявшись такими оскорблениями, что даже присутствующим становится досадно, но только на себя самих: зачем вызвались слушать подобных людей?
(Обратите внимание, сколь мало изменилось спустя тысячелетия.) Сократ беспокоится из-за того, что он противоречит Горгию; ему необходимо убедиться в том, что собеседник не усмотрит здесь ничего личного. Если же Горгий почувствует себя оскорбленным, то нужно будет остановиться. Сократ поступает так и в других диалогах.
Федр, 264e
ФЕДР. Ты высмеиваешь нашу речь, Сократ?
СОКРАТ. Так оставим ее, чтобы тебя не сердить, хотя, по-моему, в ней есть много примеров, на которые было бы полезно обратить внимание, но пытаться подражать им не очень-то стоит.
Подобный подход свидетельствует о здравомыслии. Если вы хотите чего-нибудь добиться в диалоге, то избегайте аргументов, задевающих чувства; приводите примеры, которые не бьют по больному месту; высказывайтесь так, чтобы не вынуждать собеседника уходить в глухую оборону. Другими словами, ведите себя достойно. Выражать сложную точку зрения так, чтобы не задеть ничьих чувств, – целое искусство, которое и обсуждается в настоящей главе. Необходимо тщательно подбирать слова и примеры, чтобы подчеркивать уважение к личности собеседника. А если спор накаляется, то нет ничего плохого в том, чтобы указать на это и дать понять, что вы имеете в виду X, а не Y. Именно так поступал Сократ.
Итак, Сократ старается не обижать собеседников. Но у этой проблемы две стороны. Если вы добиваетесь аргументированного обсуждения, то не обижаться самому столь же важно, как и не обидеть