“дядя” такой?
Он поставил поднос на пол, подвинул журналы, чтобы освободить место, и попросил подождать, пока чай заварится. Рози спросила, как они познакомились, и он присел на край кровати, чтобы присоединиться к беседе.
– Я знаю Лулу с самого детства, да, милая? Она дочка моей сестры и моя крестная дочь.
Окей, значит, все‑таки дядя. Очевидно, их связывали близкие отношения – это было ясно по тому, как они перебивали друг друга и хором заканчивали шутки.
– Мы всю жизнь живем душа в душу, да? – сказал он.
Лулу согласилась.
– Никогда не видела дяди круче Макса! Это он научил меня танцевать.
– Ты не знала, Рози? – отозвался он с края кровати. – Линди-хоп, слышала про такой танец? Писк моды в сороковые! Но для него нужна хорошая растяжка. Эх, видела бы ты нас! Я в брюках-клеш и ботинках с гамашами, Лулу в юбке-солнце. Правда, для нее этот танец довольно травмоопасный, да, милая?
– Вечно себя калечу, – сказала Лулу с ухмылкой. – Уж не знаю, как я так увлекаюсь. Да и не только себя. Помнишь, как месяц назад я тебе фингал поставила? Так заплясалась, что врезалась в тебя пару раз, помнишь, дядя Макс?
– Далеко не пару раз! Эй, Рози, расскажи‑ка мне о дворце. От Лулу я уже наслушался. Что там новенького?
Лулу засмеялась.
– Дядя Макс там работал дворецким, я тебе не рассказывала? Потому‑то я и подала резюме.
– Правда я уже лет десять как не в строю, – с тоской добавил он.
С полчаса они обсуждали, что изменилось во дворце с тех пор, как он ушел. У дяди Макса глаза были на мокром месте.
– Как же я скучаю.
Рози засмеялась.
– Вот уж не верю! Вам там наверняка спуску не давали.
– О, это точно! Во дворце все работают на износ, и Лулу тоже. Да, дорогая? Зато какая честь! – Глаза дяди Макса заблестели. – Чудесная команда, все друг другу доверяют. Где еще найдешь такую работу, а?
Рози была с ним не согласна, но все равно кивнула.
– И вдруг такая ужасная смерть, – продолжал он. – Даже две: одна в Виндзоре, и одна в Букингеме. Уверен, вы знаете о них гораздо больше, чем кто‑либо.
– На самом деле нет, – ответила Рози.
Дядя Макс и бровью не повел.
– Был бы я в курсе, сказал бы то же самое. Но настаивать не стану. Я ведь знавал Синтию. Не скажу, что она мне нравилась, но все равно очень жаль ее.
– Вы были знакомы?! – воскликнула Рози, вспомнив об ужасной старухе, сидевшей с Мэри ван Ренен в тот день.
Дядя Макс кивнул.
– Очень обидно, что ее понизили. Представляете, каково работать в хозяйственной службе после Королевской коллекции? По-моему, она занималась реставрацией картин или вроде того – у нее было искусствоведческое образование. Потом ее перевели в отдел обустройства, она даже была помолвлена со своим начальником, правда недолго. Как там его звали? Эх, не припомню. Не имел ни удовольствия, ни времени с ним познакомиться. Но, стоит отдать ей должное, она не отчаялась. Перевелась в хозяйственную службу, не лезла на рожон, училась помаленьку и преуспела в новом деле. Она всегда так работала – комар носу не подточит. Но, знаешь, характер у нее был прескверный.
– Да она сука полная! – решительно вмешалась Лулу со своей больничной койки. – Настоящая тварина, и мне все равно, что она там понарассказывала. Могла бы смириться и жить дальше!
Рози заметила, что они оба смотрят на нее и ждут какого‑то комментария, но не нашлась, что сказать. От неожиданных открытий пухла голова, и нужно было побыть одной, чтобы как следует в них разобраться.
– Мне… Мне очень жаль, но пора идти. По-моему, мы чудесно посидели. Рада знакомству, дядя Макс. Лулу, прости, что засиделась.
Действительно, засиделась. Хотя ее подруга и говорила обратное, но тени под глазами становились все глубже, плечи опали. Дядя Макс пообещал вечером подогреть суп, когда она выспится. Рози ушла, чувствуя, что зря переживала, однако теперь у нее появилась новая причина для беспокойства.
Глава 18
Грейс Ошоди стояла у плиты. Как всегда в воскресенье. И как обычно, хотя Грейс и не ждала Рози в гости, еды для нее было более чем достаточно. Ей нужно было пораскинуть мозгами, а на пустой желудок думать трудновато. По крайней мере, Рози себя в этом убедила. До дома далеко, а мамин воскресный обед после похода в церковь – это что‑то.
Позвонив заранее и сообщив о своем приезде, Рози решила совместить прогулку до Ланкастер-роуд с тренировкой устного счета. Если верить досье, Синтии Харрис было шестьдесят три года. Скажем, на службу она поступила в двадцать два, получив диплом искусствоведа (предположим, что дядя Макс знает, о чем говорит). Получается, самое раннее, когда она могла попасть во дворец – Рози подсчитала в уме, – 1975 год. Звучит логично. Все правильно. Но почему голова продолжает гудеть, а по телу бегают мурашки?
“Когда она попала в отдел обустройства? – крутилось у нее в мозгу. – Почему никто об этом не рассказывал?”
Но Рози проигнорировала этот вопрос, купила еще один яркий букет, на этот раз для мамы, и бутылку хорошего красного вина.
Первые – просто волшебные – сорок минут ей казалось, что она никуда и не уезжала.
В столовой, служившей пристанищем пианино, трем гитарам, двум высоким книжным шкафам и телевизору с малюсеньким экраном, а еще столу, где свободно помещались шесть человек или восемь, если потесниться, семья готовилась к пиршеству. Аромат красного перца доносился из крохотной кухни, где каждое воскресенье мама готовила блюда, которыми можно накормить пять тысяч человек. Они с тетушкой Би, ее сестрой, готовили по очереди. Вместе с ней живут ее муж Джефф и сыновья, Ральф и Мики, с которыми Рози и Флисс росли вместе, как с родными братьями. Джо, отец Рози, сидел во главе стола, не отрывая взгляда от матча по регби, который шел по телевизору с выключенным звуком. Справа от него сидела молодая женщина, которую Рози видела впервые.
В ее присутствии не было ничего необычного. Пока ее отец собирал гитары, виниловые пластинки с танцевальной музыкой из пятидесятых и старинные карты лондонского метро – словом, все, что захламляет квартиру, – мама собирала людей. Воскресный обед без присутствия хотя бы одного старого друга или нового знакомого был, по мнению Грейс Ошоди, пустой тратой времени и оскорблением Божьей воли. Рози считала, что ее мать в некотором смысле напоминает королеву в Виндзоре или Балморале: она тоже делает все ради