* "Ночные мотыльки" - секретное подразделение японской армии.
Утро высветило всё.
Кабаляй Шингалиев завалился на спину за колесо пушки под броневой щиток, и потому ночью его не нашли. Обоюдоострый нож вошел в его горло спереди и вышел на сантиметр сзади. Перебитый позвоночник лишил его движения и дыхания, но мимика ещё жила и широко открытый рот застыл в безмолвном крике. Поняв, что его никто не слышит, перед тем как умереть, Кабаляй заплакал от бессилия, и лужицы слёз в полуоткрытых глазах придавали им живой блеск. На нижней губе висела прилипшая папироса. Коробок и три сгоревшие спички, которые он для верности зажег одновременно, валялись рядом. Чиркнув, он даже не успел затянуться. Папироса висела, не тронутая огнем.
Командир долго думал, как поступить, и велел всем без исключения молча пройти мимо него, а затем начальнику караула забрать спички с папиросой без занесения в протокол…
Радист, выбросив телескопическую антенну, с трудом нащупал связь со штабом полка и доложил обстановку.
Заместитель командира полка прибыл на удивление быстро. Ожидая разноса, Михаил нервничал и готовился сдать дела своему заму, старлею оронину. Но реакция оказалась иной. Майор Федотов хмуро выслушал сообщение о потерях: десять погибших, четверо раненых, включая Сашку-водителя, оставшегося на всю жизнь с кривой шеей и хриплым голосом. Затем вместе прошли на место лагеря диверсантов, где ночью рванули под пулями Ша-рипова запасы взрывчатки, разбросав тела еще двоих мелкими кусочками так, что нашли три руки и две головы.
Недолго поговорив с офицерами, майор отвел капитана Уварова в сторону.
- Ты не представляешь, что творилось сегодня ночью. Первого батальона нет. Кого не вырезали, тех взорвали. Третий понес серьезные потери. Дивизия встала. Да, главное, как тени… "Языки" только у тебя. общем, готовь дырку на кителе. К "ладимир Ильичу" представлять будем.
Забрав раненых и "языков", майор укатил.
Когда растаскивали квадрат лагеря, стволом пушки пробили радиатор машины связи. Пришлось выделять один "студер" для доставки её в рембат. На нём же увезли тела погибших.
А Орден Ленина капитан не получил. Пока ходили наградные бумаги, бесшабашный Мирошниченко, "призывник Рокоссовского", застрелил майора Особого отдела, не выдержав оскорблений "тыловой крысы". Товарища никто не выдал, но в несчастный случай следователь не поверил. от так капитан-артиллерист Михаил Алексеевич Уваров превратился в техника-лейтенанта и за войну с Японией получил медаль. Как все. Ну и что? ойна есть война. На ней всё бывает.
ДОКТОР, ОСТАНЬТЕСЬ…
Рассказ-быль I
Дома постепенно растворялись в маслянисто-сизом тумане. Мороз соединял здания, машины, поезд, заставляя людей, покинув одно теплое помещение, торопиться к другому. агоны промерзли настолько, что, казалось, иней, покрывающий сцепку, держит весь состав. Холод не думал выискивать лазейки, напрямую проникая сквозь теплую одежду и обувь, покусывал тело.
ыйдя на платформу, Нина почувствовала, что начинает застывать. "И чего не открывают вагон?" - спросила-пожаловалась Косте, стоявшему рядом, и беспокойно оглянулась, ища глазами Максима с Олечкой.
- Дети, вы не замерзли?
Два колобка, даже здесь затеявшие свою обычную возню - смесь из догонялок и пряток, катались по перрону. Пар, вылетая из пещерок для глаз и носа, висел сам по себе, безнадёжно отставая от них. "Не-е-а", - дружно крикнули, пробегая рядом.
Скрипучий треск промерзших дверей тамбура еще больше уплотнил пассажиров перед ступеньками. "Дайте, пожалуйста, пройти!" - раздалось сзади, и все, как по команде, повернулись. Молодая женщина в пушистой шубе до пят и большой мохнатой шапке плыла, неся впереди себя свой живот. Муж бережно поддерживал ее под руку. "Недель тридцать шесть", - профессионально прикинула Нина, делая шаг в сторону. ся очередь повторила движение. Понимая, что держит людей на холоде, беременная торопилась. Остановившись перед входом, шепнула мужу, и он поднял ее ногу на нижнюю ступеньку. "олодя, Оля!" - раздавшийся крик заставил их резко повернуться на зов. Мгновенья, на которое он отпустил жену, оказалось достаточно, чтобы она медленно завалилась на бок.
Двое мужчин помогли олоде поднять ее, и она забралась в вагон. Следом поднялась их мама с пакетом в дорогу, расстроенная больше всех за свой несвоевременный оклик. Маленькая толпа перед входом, не мешкая, потянулась к спасительному теплу.
олодя, муж беременной женщины, вышел из вагона последним, прыгнув с поднятой площадки тамбура к ожидавшей на перроне матери. Ольга что-то написала пальцем на стекле и со спокойной улыбкой вернулась в купе. "Кажется, все обошлось", - подумала про себя Нина, ехавшая по соседству, через стенку, и забыла о происшествии. Предотпускные хлопоты последних дней, сменившиеся обычными дорожными мелочами, постоянная возня детей, предстоящая встреча с родными овладели ее мыслями.
II
Поезд отстукивал станцию за станцией. Замерзшие окна едва пропускали свет. Набегавшиеся дети под вагонный полумрак утихомирились каждый на своей полке. Уснула и Нина в тишине большой сургутской стоянки. незапно резкий толчок впрягшегося в поезд нового локомотива разбудил ее. Где-то испуганно заплакал ребенок. Дочка, как анька-встанька, села на своей полке и сонно огляделась вокруг: "Мы уже приехали? Мам, мы уже приехали?". Один Максим невозмутимо повернулся на бок, не открывая глаз: "Нет. Еще долго. Спи, Оля". Мать улыбнулась и подтвердила слова сына: "Спи, спи. Мы только в Сургуте".
Состав набирал ход. Забитый под завязку вагон, переваливаясь с рельса на рельс, как объевшаяся утка, был заполнен обычным дорожным шумом. За часовую остановку все успели разложить постели, переодеться и приобщиться к неизбежно долгой монотонности пути.
Шелест книг и газет под негромкие разговоры вплетался в синтетический треск разворачиваемых пакетов с едой и звяканье ложек. Шорох домашних тапочек в проходе удивительно гармонировал с приглушенным скрежетом промерзшего металла, доносившимся снаружи. дальнем купе шумела компания вахтовиков.
Разорванный сон не хотел склеиваться. Летая кусками, он ненадолго овладевал Ниной и вновь возвращался в купе. один из промежутков послышался звук - очень странный, совсем из другого места, другой жизни. Его здесь не могло и не должно быть вовсе. Он, как выключатель бестеневой лампы, щелкнул и зажег холодно-волнительный свет операционной. Его тревожный блеск, идущий из глубины сознания, заставил открыть глаза и прислушаться.
Ослышалась, что ли? - и, закрыв глаза, стала поворачиваться. Но звук повторился. Сомнений почти не осталось. Хоть очень тихо, но рядом, за стенкой купе, она уловила стон. Наружу рвались необычные страдания человека. Стон-вдох, стон-выдох, полный ожидания, надежды, стеснительности, страха и уверенности одновременно. Его приглушенность и сдержанность обмануть не могли - так стонут только женщины в родах. Тихий, не слыш-
ный другим, звук за перегородкой сквозняком выдул плавающие вокруг остатки сна. Она села, обхватив руками колени, и огляделась. Притушенный свет размывал силуэты ходивших людей, делая их почти невесомыми. Нина поймала себя на мысли, что не может вспомнить, какие тени бывают в род-зале, почти сразу догадавшись, что их там просто нет.
Движение за стенкой заставило насторожиться еще больше. Одна из пассажирок, почти бегом, стараясь не шуметь, скользнула мимо и так же быстро вернулась. след за ней пробежал проводник. Отдельные слова не различались, но тревожный тон, их суетливая ходьба в обоих направлениях выдавали явную обеспокоенность. Нервный поворот головы проводника, растерянные его жесты шепотом что-то объяснявшего взволнованной женщине, окончательно убедили, что стон не причудился.
- Эх, был бы доктор! - Долетевшая фраза из обсуждения заставила подняться с полки. - Да-а, весело начинается отпуск, - глубоко вздохнула, обуваясь, Нина.
На открывшуюся дверь в служебное купе обернулись оба, и её поразило бледное, осунувшееся лицо проводника.
- Что вы хотели? - с досадой человека, занятого крайне важным делом, спросил он.
- Я врач.
- Какой врач?
- Гинеколог.
Не веря до конца в такое везение, проводник покачал головой, расплываясь в улыбке, развел руки в стороны. - от это да! Как вас зовут?
- Нина Михайловна.
- Меня - Азам. Понимаете, у нас в вагоне женщина. Беременная. У нее там что-то не то… - и, помолчав, растерянно добавил: - А я вот не знаю, не разобрался…
- Да и не стоит. Давайте уж лучше я попробую, - усмехнулась Нина и спросила стоящую рядом женщину: - А вы кто?
- Нурия Ахатовна, фельдшер, но в роддоме не работала никогда.
- А свои дети есть?
- Трое.
- училище в родзале бывала?
- Конечно. И роды принимать помогала.
- Ну, вот и ладно. Прорвемся, - и повернулась к проводнику. - вагоне аптечка есть?