Читать интересную книгу Непойманный дождь - Надежда Зорина

Я наклонился к покойнице, воспользовавшись очередным толчком автобуса, сделал вид, что просто меня отбросило вперед. Втянул воздух — пахла она как вполне живая женщина: немного духами, немного кожей и не очень чистыми волосами — да ведь разве я сомневался, что она живая?

Незаметно я похлопал себя по карману, в который положил деньги, — деньги на месте — да ведь разве я сомневался, что был в банке и обналичил чек?

Провел ладонью по лицу жестом, каким вытирают пот, слегка щипнул себя за ухо: я — это я и вполне себя ощущаю — да разве я в этом сомневался?

Сомневался. И сомневаюсь. И буду сомневаться дальше, пока все не закончится. Они говорят, что скоро моя остановка, — значит, ждать осталось недолго.

Надо экономить силы — вдруг они все же понадобятся, вдруг борьба будет иметь смысл? — и что-нибудь еще вспомнить безобидное.

Когда-то, очень давно, в глубоком детстве, еще до рождения Тони, мы втроем — мама, папа и я — отправились в поход. Был конец лета. В лесу пахло грибами и хвоей. Мы собирались в поход с ночевкой, даже специально для этого купили палатку. И взяли множество съестных припасов. Но ничего этого не понадобилось, потому что к вечеру пошел дождь и мама испугалась, как бы я не простудился. Мы повернули назад и уже не пешком, а на обыкновенном автобусе вернулись в город. На обыкновенном автобусе — вроде этого, — и настроение было испорчено. И на следующий день не улучшилось, как не улучшилась погода. Дождь не прекращался до самого первого сентября, пока я не пошел в школу, а в учебное время ни о каких длительных походах, конечно, не могло быть и речи. А потом родилась Тоня…

— Остановка для Ефима Долинина! — прогремел голос с небес — из обыкновенного динамика.

Я вздрогнул, вскочил, испуганно огляделся — все пассажиры повернулись ко мне, все как один смотрели с сочувствующим любопытством. Автобус остановился, открылась передняя дверь.

— Что же вы ждете? — Женщина из бара подтолкнула меня к двери. — Идите. Пора.

Я вышел, вернее, вывалился из автобуса, как будто ноги отсидел и они затекли. Осмотрелся — центр города, прямо передо мною — концертный зал. Как странно! Я был уверен, что этот заблудившийся автобус завезет меня в преисподнюю или во всяком случае в такое место, из которого самостоятельно не выбраться. А это всего лишь концертный зал. До моего дома — пять остановок троллейбусом, да и от банка, в котором я обналичивал чек, не больше пяти остановок, только в другую сторону — почему же мы так долго ехали? И зачем было так долго, так таинственно ехать, чтобы приехать сюда? Чтобы меня испугать? Но здесь мне совсем не страшно — реальная улица, по которой ходят реальные люди — много людей, обычных, незнакомых — не выходцы из неизвестного мне прошлого, а просто прохожие. Вон и на крыльце концертного зала толпа…

— Ефим!

Я вскрикнул и дернулся, хотя был совершенно спокоен — расслабился и не ожидал, что меня окликнут.

— Ефим! Ну чего ты застрял?

Я повернул голову на оклик, сжавшись от страха. Приготовился сорваться и убежать, прямотаки взял старт. Но это оказался Алекс. Всего лишь Алекс, мой единственный и безопасный друг. Он стоял на крыльце с букетом хризантем. Немного странно, зачем ему букет, зачем он сам оказался здесь, но ведь это всего лишь Алекс, безопасный мой друг. И я пошел на его зов, я улыбнулся ему — даже ему обрадовался и хотел спросить: что ты здесь делаешь, как если бы это было раньше, когда со мной еще ничего не происходило. И подошел совсем близко, и открыл рот, чтобы спросить… Но он схватил меня за руку и поволок куда-то.

— Скорее! Мы опаздываем! Да, кстати, это тебе. — Алекс на ходу вручил мне букет и вволок в дверь концертного зала.

— Да разве… Зачем мне букет?

Алекс сунул контролеру билеты и потащил меня дальше.

— Подаришь артистам.

— Да почему? Я ничего не понимаю!

— Что тут понимать? — Он все так же держал меня за руку, мы вбегали по лестнице вверх. — Концерт начнется с минуты на минуту, мы во сколько договаривались с тобой встретиться?

— Разве мы договаривались? — Я попытался выдернуть руку, но он держал крепко.

— Ну ты даешь! — Алекс засмеялся. — В пятницу, когда мы с тобой причащались, договорились. Забыл, что ли? Это когда я баб стал тебе предлагать, ты изъявил желание послушать классическую музыку. Немного странное желание, я удивился и вообще… Но на что не пойдешь ради друга? Еле достал билеты, а он вздумал опаздывать! Идем. — Он втолкнул меня в дверь — мы оказались в ложе. Кроме нас, здесь никого не было. — Садись, вот наши места. Между прочим, те самые, — добавил Алекс серьезно и многозначительно подмигнул.

— Какие те самые? — У меня закружилась голова, и голос Алекса стал казаться каким-то плывущим, а сам он не Алексом, которого я знаю тысячу лет, а кем-то совсем незнакомым.

— Что?

— Ты говорил, места — те самые. Какие — те самые?

— Я ничего такого не говорил.

— Говорил! Только что.

— Не понимаю, о чем ты. — Он нетерпеливо махнул рукой. — Ладно, проехали. Смотри, начинается.

Я не стал с ним спорить и себя тоже не стал ни в чем убеждать, а как тогда, в автобусе в окно, уставился на сцену. Концерт действительно должен был вот-вот начаться: музыканты в оркестре закончили обычную возню с настройкой инструментов, органист поклонился и занял свое место. Женщина — диктор программы «Время» из моего раннего детства — объявила номер: Антонио Вивальди, Stabat mater. И ушла, а ее место заняла другая женщина, совершенно не похожая на первую, ни на кого не похожая, с таким одухотворенным лицом, каких не бывает у живущих. Я не мог отвести от нее взгляда. Оркестр заиграл, женщина затуманилась, расплылась, mater dolorosa[4] смотрела на меня, а потом все слилось, и я понял, что плачу, громко, навзрыд, и сейчас умру. Алекс обнял меня за плечи, что-то сказал, кажется, хотел утешить, но я услышал:

— Это тот самый концерт.

Я не спорил, я знал, что тот самый. И как хорошо, что тот самый. Невероятная музыка. И эта женщина, ее все понимающий голос… Наслаждаясь страданием, ничего не стыдясь, я растворился в нем, полюбив предсмертной любовью. И ослеп, и оглох в этой любви, понял, что жил для того, чтобы вот так в конце изойти любовью, а она вдруг петь перестала. Внезапно, ужасно. И оркестр замолк, так же внезапно. Душа моя с размаху хлопнулась о землю, выдворенная из рая. Я проник туда незаконно. Вор, безбилетник! Но как же теперь?…

Алекс вскочил. И только тогда я понял, что катастрофа всеобщая. Там, внизу, в партере, что-то случилось. Зал заполнили черные люди из кошмара безумца и быстро окружили его по периметру. Черные люди вбежали на сцену, направили автоматы на оркестр. Женщина… я больше ее не видел, я не знал, что с ней стало. На том самом месте, где стояла она, сейчас находился один из черных. В зале поднялась страшная паника. С этой паникой он справился в два счета. Как дирижер палочкой, он взмахнул автоматом и громко выкрикнул:

— Всем оставаться на своих местах! Зал заминирован. Это захват заложников.

Я не понял смысла его слов, как и никто в зале не понял: люди внизу подергивались нервными точками, я, здесь, наверху, тоже подергивался. Зал заминирован, заминирован зал — что это значит, господи? Почему не звучит больше музыка? Люди подергивались, я тоже подергивался. Он, этот страшный, страшнее, чем тот, что когда-то жил в моем зеркале, убил музыку, ту невероятную музыку, и теперь сам дирижирует своим Stabat mater автоматом. Он дирижирует смертью, то, что предчувствовала dolorosa, свершилось. Зал заминирован. Это захват заложников. Лучшего дирижера этим кошмаром найти невозможно.

Сзади меня происходит движение. Алекс. Я забыл, что мы вместе, совершенно забыл, прости меня, Алекс. Оборачиваюсь, чтобы это сказать, — и натыкаюсь на черный силуэт без лица. Меня накрывает кошмар, земля расступается под ногами, я проваливаюсь в черную бездну.

— Алекс! — пытаюсь укоротить свое безумие. — Алекс!

Он, этот монстр в черной маске, не может быть Алексом. В ложе мы были вдвоем, только вдвоем, но это не Алекс. Монстр качнулся ко мне и начал движение рукой… Все повторяется, все повторится, только спастись на этот раз не удастся. Я знаю, что у него окажется в руке, когда он закончит движение. Он не левша, как тот, что однажды вот так же пытался меня убить. Он не левша, от его пистолета мне не скрыться в спасительной темноте парка. Он не левша, не Алекс…

Монстр довершил движение — вытянул руку. Пистолет наткнулся на меня и замер. Не Алекс, монстр качнул головой, словно извиняясь, и голосом Алекса произнес:

— Прости! У меня не было выбора!

Выстрела я не услышал — его заглушили литавры. Боли и ужаса перехода не ощутил: тихо, нестрашно умер.

Глава 13. Виртуальный преступник

Сама смерть тоже оказалась совсем не страшной и состояла из трех этапов: короткий полет в бессознание, пробуждение нового, посмертного сознания в виде неясного сна и, наконец, достижение цели — рождение в загробном мире. Я лежал, новорожденный, спокойный, немного сонный, и тихо радовался, что самое страшное испытание для всех живущих — смерть — уже позади, что ощущения в этом новом мире ничем не отличаются от наших, что душа телесна — я чувствую свое тело и даже небольшую головную боль, что здесь довольно тепло, сквозь сомкнутые веки различаю свет, вроде электрического, нережущий, неяркий. И звуки имеются, я давно уже слышу какой-то хорошо знакомый, приятный воспоминаниям звук. Открываю глаза — потолок с тенью люстры, ну да, я не ошибся: здесь электричество, поворачиваю голову — шкаф, книжный, знакомый. Звуки там, дальше, чтобы узнать их источник, нужно подняться, так не увидеть. Приподнимаюсь, сажусь, спускаю ноги с дивана — подо мною диван. Человек за столом, за компьютером — я его знаю! Алекс. Тот, кто меня убил, превратившись в черного монстра.