— Вполне.
Вчерашний хлеб, вкус ветчины на языке. Терпкий кофе, крепче, чем я обычно готовила для себя. Еще один штрих мужского характера, и оттого голова плывет… плывет в прострации, на чужой кухне, в запахе лосьона для бритья, в мельтешении светлых пепельных волос и тугих мускулов на руках.
— У нас пятнадцать минут до выхода. Нужно ехать.
Не хочу.
— Я буду готова.
И близкий конец сказки, который завершится пахнущим кожей салоном, утонувшими в утреннем свете незнакомыми улицами, привычным звуком мотора и словами «Ну, все. Приехали. Созвонимся позже».
Дурь… не хочу. Но разве жизнь послушает?
А пока еще вкус хлеба и терпкого кофе. И серо-голубые глаза напротив. Беспричинно довольные глаза.
Все еще яркие, будто летом, цветы в клумбах, незнакомые названия магазинов и кафе — я смотрела на них с нежностью, как на родного человека, принадлежащего другой — «я буду помнить, я не забуду, я вернусь. И ты помни…» Через час эти улицы и кафе заполнят совсем другие люди, и на них уже не наткнется взглядом девушка, сидящая в темном автомобиле. Автомобиль довезет ее до места и уедет; совсем другие машины будут стоять по светофором с налипшим на столб сухим желтым листиком. Кто-то зайдет в книжный, кто-то пронесет в руке мороженое, ровно выстукивая каблуками по булыжной мостовой, кто-то назначит встречу у веселого фонтана и будет жаловаться на излишнюю сырость, грозящую испортить прическу.
Бывает, встретишь на улице незнакомца — всего лишь секунда, зацепившиеся взгляды, удивление, радостная растерянность — и оставишь позади. Сотни не прозвучавших слов, миллионы не случившихся возможностей, куча спиралей, из которых выберешь лишь одну…
Точно так же я оставляла позади Нордейл — город, где могло многое произойти или же не произойти никогда, но колеса Неофара, уносящие прочь, лишали возможности спирали налиться светом и стать новой дорогой, на которую могла бы ступить подошва.
Город — даже не зная тебя, мне было хорошо с тобой, спасибо.
— Привези меня сюда еще раз.
Дэлл проводил взглядом пешехода в пальто, пересекающего улицу и посмотрел на меня.
— Привези, ладно? Хочу увидеть это место. И еще раз твой дом… увидеть лабораторию, где ты мастеришь взрывчатку…
— Кто сказал, что в моем доме есть такое место?
Он улыбался прохладно — мол, все-то ты знаешь. И иногда зря лезешь.
— Не показывай, если не хочешь. Только возьми меня сюда еще раз.
Его глаза внезапно потеплели. Вновь беспричинно — загадка, притаившаяся в них с утра, не исчезла.
Проплыл мимо бок высокого автобуса. Мелькнули белые на желтом буквы «Norline».
— Возьму.
Я отвернулась и стала смотреть в сторону. А потом вдруг почувствовала чувственный шлейф — будто в последнем сказанном слове крылся двойной смысл. Застыла, но посмотреть на водителя не решилась.
Наверное, показалось.
Как же мало времени… Успеть бы впитать этот неповторимый запах незнакомых улиц, обласкать взглядом прохожих, облизнуть вывески шоколадных кофеен, постучать сердцем в такт чужим каблучкам, покачать головой вместе с цветочными бутонами под ласковым ветерком, застыть под синим прозрачным небом осеннего дня.
Его взгляд я почувствовала кожей.
— Тебе здесь нравится.
Не вопрос — утверждение.
Ответить я не смогла из-за возникшего в горле кома — душа вдруг сделалась непривычно чувствительной, уязвимой, без единой защитной заслонки. Голой, и оттого светлой и легкой, воспарившей к солнечным бликам на стеклах за витиеватыми балконами.
— Мы вернемся.
Глядя в сторону, я благодарно кивнула.
* * *
Тони нервничал.
Он то бесцельно расхаживал по тесному офису взад-вперед, то вдруг застывал, погрузившись в мысли, то неожиданно выходил из забытья и принимался перебирать на собственном столе бумаги. Следом за его несвежей рубашкой волочился стойкий запах пота.
Вид шефа наводил на неприятные мысли, привычный некогда офис отчего-то сделался непривычным: тихим и, несмотря на яркий солнечный день за окном, почти зловещим. В воздухе витало иррациональное ощущение надвигающейся беды.
Сначала не пришел Фрэнк — обычно он являлся на работу раньше меня, но сегодня безбожно опаздывал. Затем стало ясно, что и Рик Заппа составил ему компанию прогульщиков. К обеду не появился ни тот, ни другой.
Я медленно, постоянно забывая на каком месте остановилась, перечитывала один и тот же договор и краем глаза следила за шефом. Тот, вопреки обыкновению, не просил сбегать ему за кофе, не шутил, не язвил, не командовал и не ворчал. В общем, совершенно не был собой.
Отрывистый звук нажимаемых мной клавиш казался слишком непристойно громким. Хотелось приглушить его, как хрусткую обертку от чипсов в притихшем филармоническом зале.
— Где Ларс?… Почему не приехал Ларс? — бубнил Тони себе под нос, глядя на экран мобильного с таким отчаянием, будто тот обязался выдать нужный ответ, но в последний момент отказался. — Почему не позвонил?
В душу закралось нехорошее предчувствие: именно те, кто вчера побывал на неудачном задании, сегодня не появились на работе без объяснений. Был ли Дэлл прав? Неужели охранники выследили всех троих? А если так, то не я ли на очереди?
В позвоночник будто вставили ржавую пружину. Возник ощутимый дискомфорт.
Этим утром Дэлл высадил меня на проспекте неподалеку от офиса — заходить в квартиру не было ни времени, ни необходимости. Может, и хорошо? А если там ждали?
Оттолкнув пугающие мысли, я вновь принялась за договор.
Тони то приходил, то вновь скрывался в коридоре, хлопая дверью. С каждым новым посещением его лицо становилось заметно бледнее.
Через час его мясистые руки легли на мой стол, а взгляд карих глаз-бусинок впился в мое лицо. Шеф придвинулся и хрипло спросил:
— Ты же говорила, что вчера все успели уйти, никого не взяли?
Из его рта пахло недавно съеденным гамбургером с луком и чем-то еще… Валерьянкой?
— Насколько я знаю, все.
— Тогда почему ты здесь, а другие не пришли?
— А я что, за ними слежу? — огрызнулась я, стараясь не морщиться от неприятной близости блестящего от пота лица Балато.
— Ты была этой ночью дома?
— Нет.
— А где?
— На свидании.
— Ты еще и на свидания ходишь?
Я удержалась от комментариев.
Тони смотрел долго, будто пытался увидеть на моем лице скрытые ответы на его вопросы, как до этого пытался их прочесть на экране собственного мобильника. Затем отошел, так ничего и не сказав.
Через час его телефон завибрировал, и, прежде чем ответить, шеф почти пятнадцать секунд хмуро смотрел на имя вызывающего абонента.