Скоро раздался топот копыт и недовольные голоса двух мужчин, говоривших по-татарски:
— Вот шайтан!.. Девка не удержалась в седле и упала в пропасть. Кажется, ее прибило камнями.
— Да, вижу, там ее покрывало в крови. А может, она еще жива? Надо бы ее вытащить, красивая девка.
— Ты полезешь за ней в пропасть? Я — нет. Гроза начинается, надо возвращаться в хижину. А девка если и жива, то от нее мало что осталось.
— Ладно, у нас сегодня есть и другая добыча.
— Смотри, вон ее лошадь мечется, надо забрать, пригодится.
Скоро голоса и топот копыт смолкли, но зато раздались новые раскаты грома. Гроза приближалась. Марина, немного успокоенная тем, что ей удалось обмануть преследователей, перевязала содранную ладонь платком и стала осторожно осматривать свое укрытие. Узкая у входа, пещера затем расширялась, в ней можно было даже встать во весь рост. Следовать вглубь пещеры, туда, где было темно, девушка не решилась, опасаясь провалиться в яму или наткнуться на острые камни.
В пещере не было ни хвороста, ни сухих листьев; Марине удалось найти лишь обломок бревна, на который она и села, наблюдая за входом, куда проникала полоса света, огражденная с одной стороны выступом скалы. Скоро свет померк под натиском тяжелых туч. Из укрытия девушке был виден край горной тропы и лоскуток свинцового неба. Вспышка молнии на миг озарила предгрозовую тьму, следом раздался раскат грома, и первые дождевые капли забарабанили по камням. Через несколько мгновений дождь набрал силу и обрушился на землю неудержимым водопадом. Яростные порывы ветра забрасывали дождевые капли прямо в пещеру, и возле входа образовалась небольшая лужица. Марина отодвинулась подальше, чтобы не замочить ноги, и зябко поежилась, чувствуя, что скоро дорожное платье не сможет защитить ее от наползающего холода.
Но постепенно ветер утих и ливень немного ослабел. Теперь шум дождя стал размеренным, монотонным, и под этот шум Марина горько задумалась над своей судьбой. Она тысячу раз корила себя за то, что не послушалась совета монахинь и, поехав по опасной дороге, навлекла беду на себя и своих спутников. Теперь ее верные слуги Филипп и Чугай, наверное, погибли или попали в рабство, а сама она оказалась в ловушке, из которой еще неизвестно как выберется. «А все твое проклятое любопытство», — мысленно ругала она саму себя и яростно терла руками озябшие плечи. В глубине души Марина сознавала, что не только любопытство и желание посмотреть новые места были причиной ее непослушания, но также вкрадчивая мысль оказаться возле домика таинственного отшельника Симоне, к которому поехал не менее таинственный римлянин Донато. И этот беспричинный интерес к приезжему итальянцу был досаднее всего, и в нем она не хотела даже сама себе признаваться.
Вскоре Мариной овладело что-то вроде дремотного оцепенения, она прикрыла глаза и на миг увидела образ, похожий на сон: прекрасную темноволосую девушку в старинном белом одеянии и с золотой чашей в руках. Вздрогнув, Марина очнулась, огляделась вокруг. Наверное, она дремала не одно мгновение, а дольше, потому что дождь уже утих и небо посветлело. Теперь лучи проникали даже в глубину грота, и Марина убедилась, что пещера хоть и с высоким сводом, но не длинная и не извилистая, можно через десять шагов упереться в ее противоположную стену.
Пора было выбираться наружу и искать путь к людскому жилью. Осторожно выглянув из своего укрытия и убедившись, что поблизости никого нет, девушка наконец решилась покинуть спасительные своды пещеры. Воздух после дождя был свежим и хрустально-чистым, тучи ушли за горизонт, и сквозь редеющие белые облака просвечивало солнце. Незнакомые места пугали, но одновременно и завораживали своей торжественной красотой. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шумом ручья, который после ливня превратился в настоящую горную реку. Глянув с высоты на стремительный поток, Марина невольно содрогнулась: ведь она сегодня могла упасть в эту пропасть и тогда ее жизнь оборвалась бы нелепо и бессмысленно, и близкие даже не знали бы, где искать тело глупой девчонки, которая ввергла в опасность и себя, и других.
Девушка оглянулась на каменистую гору, в недрах которой нашла спасительное пристанище, и вдруг замерла, пораженная странным явлением: на ровном участке скалы возле входа в пещеру был прочерчен крупный, в аршин, старинный знак, похожий на те, которые она видела в книге о первых христианах. От отца Панкратия она знала, что такой знак называется хризмой.
Марина готова была поклясться, что, когда первый раз взглянула на эту скалу, ничего подобного здесь не было. Но, может быть, в ту минуту, спасаясь от преследователей, она была слишком испугана и просто не заметила таинственного знака?
Девушка подошла ближе к скале, потрогала гладкую поверхность. Хризма не была нарисована краской или высечена резцом. Но тогда каким чудом здесь появилось это изображение, да еще столь отчетливое?
Поверхность камня была мокрой после дождя, но солнце, выглянув из-за облака, светило прямо на скалу и быстро высушивало влагу. И, пока Марина стояла и оторопело разглядывала загадочный рисунок, он вдруг стал понемногу исчезать. Девушка не в силах была оторваться от удивительного зрелища и скоро поняла, что линии знака исчезают в тех местах, с которых испаряется влага. Она понимала, что надо уходить, спешить, чтобы до темноты найти человеческое жилье, но изображение на скале словно притягивало ее, и Марина не тронулась с места, пока рисунок хризмы окончательно не исчез, словно затаившись в камне, откуда его могла вызвать лишь небесная вода.
Марина вспомнила рассказы старых людей о том, что в горах Таврики существуют места силы, и подумала, что, может быть, сейчас оказалась в одном из этих мест. Недаром же ей привиделась девушка в старинной тунике и с золотой чашей, напоминающей ту, что была изображена на фреске в церкви Святого Стефана.
Она еще раз притронулась к скале, в которой был спрятан древний знак, словно хотела вобрать в себя часть его таинственной силы, и внимательно огляделась вокруг, стараясь запомнить местность, чтобы когда-нибудь еще раз сюда вернуться.
Всюду возвышались вершины — то каменные, то поросшие лесом, и лишь со стороны ущелья в горной гряде был просвет, через который Марина разглядела далекую и туманную полосу моря. Она знала, что путь к Кафе лежит на восток, значит, надо двигаться так, чтобы море все время было по правую руку. А ближайшим отсюда селением, возможно, и будут те самые Отузы, близ которых находится дом Симоне. Знахарь и его сыновья были единственными в этой местности людьми, которых она хоть немного знала и могла обратиться к ним за помощью. Что же касается Донато, то теперь ей бы хотелось, чтоб его вовсе не было в доме отшельника, куда она добредет, скорей всего, в самом жалком и потрепанном виде.