– Я никуда вас не поведу, только в теплую постель. – Спохватившись, что леди Джейнос может усмотреть в его словах намек, Ник покраснел. – Разумеется, вы ляжете в нее одна, – добавил он, готовый откусить себе язык.
Лилиан смутилась. Неужели он заметил ее нескромный туалет? Впрочем, он видел ее и вовсе без одежды. И не только видел, но и пробовал на вкус…
– Вы дрожите, – заметил он. Он снял плащ и набросил ей на плечи.
Плащ был тяжелым, но Лилиан с облегчением вздохнула. Теперь по крайней мере она больше не чувствовала себя голой.
– Благодарю вас, – пробормотала она. Плащ волочился по земле, поскольку оказался слишком длинным для нее, и Лилиан сказала: – Мистер Редфорд, набросьте ваш плащ на нас обоих.
– Отличная идея!
Когда они оказались под одним плащом, Ник привлек ее к себе, и Лилиан почувствовала невыразимое блаженство.
– Как ваша голова? – поинтересовался Ник. – Легче стало?
– Все в порядке, – солгала Лилиан.
Голова на самом деле чертовски болела, но она не могла думать о своей голове в то время, как при каждом шаге его мускулистое бедро прикасалось к ее телу. Крепкая рука прижимала ее к себе, и если на пути попадалась выбоина, Ник чуть приподнимал Лилиан, заставляя вставать на цыпочки.
Повернув за угол, они столкнулись с небольшой группой мужчин довольно неприглядного вида, с грубыми лицами, очевидно, простолюдинов, которые искали укрытия от дождя в подъезде. Редфорд попытался загородить ее от них своим телом.
Его галантность тронула ее до глубины души. Николас Редфорд хоть и не был джентльменом по рождению, зато был им по сути. Его благородство не знало границ.
Как бесстрашно он защищал ее в беседке, когда на нее напал какой-то негодяй, а сейчас заслонил ее от взглядов этих мужланов! Впервые в жизни Лилиан почувствовала себя защищенной и в то же время соблазнительной.
Впервые с тех пор как умер дед, ей захотелось, чтобы кто-то взял на себя управление неустойчивой колесницей ее жизни. Она не представляла в этой роли Диллона. Он замечательный человек, но совершенно непрактичный. Отдаться во власть Фанни тоже не хотелось бы. Одному Господу известно, к чему бы это могло привести. Нику она позволила бы распоряжаться ее жизнью, пусть всего несколько прекрасных драгоценных минут.
Лилиан промокла, озябла, голова буквально раскалывалась, но на душе было светло и радостно.
Глава 15
Она едва подняла голову, когда Редфорд окликнул наемный экипаж и помог ей сесть в него. Он дал указания кеб-мену, сел рядом с ней и захлопнул дверцу. После чего снова накинул на них свой плащ. Только сейчас Лилиан почувствовала смертельную усталость и тяжесть во всем теле.
Исходивший от него запах миндаля будоражил ее чувства.
– Почему от вас всегда пахнет миндалем?
Он водил по ее руке ладонью, растирая и согревая ее.
– Мало кто это замечает.
– У меня особая чувствительность к запахам, – ответила Лилиан, сгибая и разгибая закоченевшие в промокших ботинках пальцы и морщась от боли.
– Только, пожалуйста, не раскрывайте мою тайну джентльменам с Боу-стрит, – отшутился он. – Это подмочит мою репутацию плута, которому сам черт не брат.
– Не беспокойтесь. Ваша тайна умрет вместе со мной. Но должна признаться, никогда не встречала мужчины, пользующегося духами.
– Каким вы меня представляете?
– Не знаю. Самодостаточным. Не склонным заниматься пустяками.
– Вы хотите сказать, не склонным кривляться и манерничать?
– Пожалуй, так.
– Это душистое мыло, и выбирал я его не сам. Мне подарили.
Воображение нарисовало ей красавиц кокеток с кроваво-красными волосами, и где-то внутри появилось неприятное чувство.
– Не женщина, – быстро добавил Ник.
Она вскинула бровь.
– Мне их подарил мистер Эванс.
– Старый парфюмер?
– Да.
– А по какому случаю, позвольте спросить? – поинтересовалась Лилиан, чувствуя, что этот подарок имеет свою историю.
Он вздохнул, уселся поудобнее и привлек ее поближе к себе.
– Когда я рос в приюте, кое-кого из нас посылали в лавку мистера Эванса помогать ему. Обычно это бывало перед Святками, в самое горячее для него время, и мы зарабатывали у него несколько пенсов на праздники. Когда я работал у него второй раз…
– Прошу прощения, а сколько вам было лет? – перебила Лилиан.
– Десять. Остальные мальчики были старше, но Данн позволял мне ходить туда вместе с ними.
– Похоже, он был удивительным человеком, – в раздумье произнесла Лилиан, вспомнив их разговор на эту тему и стараясь загладить свою бестактность.
Он словно оцепенел и умолк.
– Право же, мне очень жаль. Я вовсе не хотела копаться в вашей жизни и чувствах.
На самом деле все было иначе. Она хотела знать о нем как можно больше. Все до мельчайших подробностей. Описание его подвигов в газетах не позволяло проникнуть в суть его натуры, понять, что он за личность, каковы мотивы его поступков и устремления. И Лилиан подчас не знала, как себя с ним вести.
– Едва ли это тайна, – заметил Ник, пожав плечами. – Данн заменил мне отца. Собственный сын не оправдал его надежд.
– Именно это вас и сблизило с Данном.
– Вне всякого сомнения. Данн высоко ценил нашу дружбу. И все же я не был его родным сыном.
– И вас это печалило?
– В основном я огорчался из-за Данна. Разлад между ним и Маркусом причинял ему невыносимую душевную боль.
– А какова была причина разлада?
– Умный и ловкий, Маркус не отличался серьезностью и даже смахивал на повесу. Данн пытался воздействовать на сына, дисциплинировать его, выбить из него склонность к бесшабашности, заставлял его заниматься домашней работой, наказывал за малейшую оплошность. В общем, он заслуживал хорошей порки, но всегда старался отомстить отцу. Маркус напоминал дикого жеребца, и Данн пытался его обуздать. Так долго не могло продолжаться.
– И что же случилось?
– Не знаю. Данн не хотел об этом говорить. Маркус уехал на Пиренеи. С тех пор Данн сильно изменился. Он старался скрыть свои чувства, но тщетно, как мы все понимали.
В голосе Ника звучала горечь. Но в следующее мгновение он овладел собой.
– Я отвлекся. Я ведь начал рассказывать о парфюмерном деле мистера Эванса и его лавке. Вам не скучно меня слушать?
– Нет, пожалуйста, продолжайте.
Она жаждала узнать о его детстве, столь отличном от ее собственного, буквально все.
– Итак, эта лавка на Святках была настоящим бедламом, но мистер Эванс всегда держал ухо востро и заметил, что кто-то приворовывает из кассы.
– И обвинил вас?
– Нет, Джона Уильяма, моего друга. Джон был хвастунишкой и много болтал. Вероятно, намекнул, что поблизости есть местечко, где можно поживиться, но не настолько он был нагл или глуп, чтобы стянуть хотя бы фартинг.