— Вот она — яма.
Алиса присела рядом с углублением, тронула пальцами округлые края.
— Большой был крест.
— Почти два метра. Возможно, ветер свалил.
— Глыбу весом в несколько тонн? — сомневалась Алиса.
Кристина подошла к самому краю скалы и заглянула вниз.
— Представляете, как мощно булькнул? — Она всматривалась в воду. — Проломил каменный крестик верхние ёлки-палки и ушел искать второе дно. — Щурилась от слепящего солнца и разочарованно тянула: — Не вижу ничего-о.
Графин встал рядом с ней и тоже уставился в воду. Их совместное разглядывание не нарушило покой синей глади. Казалось, озеро застыло во времени: птицы не летали, лягушки не квакали, водные обитатели не бороздили воду. Кристина подхватила со скалы кусок щебня, размахнулась, и в этот момент раздался счастливый женский визг, сопровождающийся мужским воплем:
— Йа-а!
Филимон и Даша прыгнули в воду. Вечный покой был нарушен хохотом, криками и мощными шлепками по воде.
— Вот, безбашенные! — выругался Графин. — Ведь говорил им, — не надо купаться в Шайтанколе.
— Что такого?! — ощетинилась Кристина, отшвыривая камень. — Жарко. Я сейчас тоже искупаюсь.
— Не советую. Примета плохая.
— Так помашите им. Пусть вылезают, а то и мне хочется.
Они прыгали вдоль обрыва, причём Графин энергично свистел, орал и размахивал руками.
— Э-эй! Вылезайте!
— Не слышат ничего, — радовалась Кристина. — Орите громче. Филимону глубоко наплевать на эти ваши суеверия. Смотрите, рыжий присоединился. Ему тоже круто не повезёт? Это хорошо.
Алиса заняла освободившееся место. Она сняла солнечные очки, присела на краю и заглянула вниз. Вода суматошно рябила и искрилась. Когда рябь успокоилась, Алиса увидела в глубине нечто большое и тёмное, которое в прошествии минуты обрело знакомые очертания.
— Крест, — прошептала она и растерянно поморгала.
Неожиданно в центре креста появился слабый огонек, который разгорался всё ярче, приобретая алый оттенок. Алиса наклонилась: ей показалось, что крест меняет очертания и цвет. Поверхность озера пошла кругами, а когда вода разгладилась, на месте креста лежал огромных размеров Золотой Конь с горящим рубиновым глазом. Сверкающий глаз гипнотизировал и притягивал: она склонялась всё ниже…
— Проснись! — Бесцеремонный толчок в грудь. — Алиса, проснись!
Она открыла глаза и непонимающе уставилась на Графина. Он держал её за плечи, заставляя подняться на ноги. Сон-морок нехотя отпускал свою жертву.
— Где Конь? — спросила она Графина и дернулась к краю скалы: Коня-креста не было. Синяя вода приветливо подмигивала золотыми искрами.
— О чём ты? — удивился спаситель и обернулся к Кристине. — Сморило от жары. Смотрю, глаза закрыла и в воду клонится.
— Булькнула бы, как тот крест. Без следов, — сожалела об упущенной возможности свирепая товарка.
Алиса подумала, что первый раз в жизни встретила столь недоброго человека. Злоба, ревность и зависть — пугающий набор чувств для девушки восемнадцати лет. Казалось, их угрюмая владелица отказывалась радоваться жизни. Интересно было бы услышать смех молодой гарпии, или ей при рождении отказали в такой божьей милости?
Графин махнул рукой на озеро.
— Там эти купаются. Пока беды не случилось, надо из воды их вытащить. Ты как? Проснулась?
— Пошли вытаскивать. — Алиса возглавила процессию спасения.
Глава восемнадцатая,
в которой виновата ягода малина
Шаг за шагом они уходили всё дальше от озера. Графин шел в паре с Дашей и ворчливо нудил:
— Дёрнул вас чёрт. Ведь предупреждал! — С неодобрением покосился на мокрые коричневые кудряшки. — Почему меня никто не слушает?
— Это я накосячил, — встрял позади идущий Филимонов. — Соблазнил!
Даша легкомысленно хихикнула, а Шуйская удивилась: не в характере бодрячка с топором брать вину на себя.
— От меня ни на шаг!
— Как скажешь, Графинчик. — Даша прижала руку к сердцу. — Только не сердись, пожалуйста.
И, сморщив нос, покосилась на Филимона. Тот забавно скривился и закатил глаза к небу. Даша с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. Шею свернула, дабы раздосадованный Графинчик не заметил улыбки до ушей.
А проводник с недовольным видом изучал бронзовую кору сосен, тщательно рассматривал покрытую рыжей хвоей тропинку у себя под ногами, в конечном итоге задрал голову к недосягаемым верхушкам.
— Предчувствую недоброе.
— Забодали ваши легенды! — сорвалась Кристина. — Самое обыкновенное вулканическое озеро. Из истории с крестом такую небылицу сочинили, а объяснение наверняка простое до тупости. Какие-нибудь местные казаки-селяне решили разобраться с воображаемым чёртом и с кувалдой припёрлись на озеро. Но вследствие белой горячки или от страха, смахнули в воду каменюку. Вот и вся разгадка утонувшего креста.
— Сто двадцать лет назад? — сомневалась Алиса. — В то время селяне были покорные и набожные.
— Или так: перепуганные бурей попы халтурно установили крест и, не выдержав собственной тяжести, в один голимый…
— …ужасный, — перевел Эдик.
— …голимый день он свалился в воду.
Даша радостно закивала:
— Так и было. Кстати, искупалась, и нога перестала болеть.
Она отстала от Графина и пристроилась рядом с Филимоном.
— Чудо! Чудесное исцеление! — радостно выкрикнул тот.
Все, кроме Алисы рассмеялись.
— Подобралась парочка! — фыркнул Графин, невольно поддерживая общее веселье.
— Всё-таки я жалею, что мы не взяли «Аську». Вдруг бы клад нашли.
После купания в запретном озере Даша пребывала в эйфории. Глаза ее сверкали, она с истинно-южным темпераментом жестикулировала и громко хохотала, мечтая раскрутить фортуну на полную катушку.
— Сегодня ничего искать не надо, — осадила ее Алиса.
Филимон развернулся на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к лицу с Шуйской.
— Почему не надо? — спросил он, пятясь по тропинке.
— Иван Купала, — коротко ответила она, невольно укорачивая шаг.
— И что?
Алиса опустила глаза: сейчас она нечаянно наступит этому качку на ногу или специально врежет ему по лодыжке. Потом они подерутся. Таким образом, сбудутся худшие опасения Графина.
— Праздник такой языческий. Можешь идти нормально? Сегодня ночью клады сами выходят на поверхность. Везучие находят.
— На поверхность? Сами? — весело хмыкнул Филимонов и, отвернувшись, догнал Графина.
— Легенды говорят, что там, где зарыты клады, в полночь загораются синие огоньки.
Филимонов снова развернулся, оттачивая ходьбу спиной.
— Вроде не девочка, — хохотнул он, — а в сказки веришь.
— Девочка?! — влезла Кристина. — Двадцать четыре года скоро исполнится. Дева старая!
— Ух, ты! Практически четвертак. Хорошо сохранилась.
«Специально хамят. Опробовано сочетание грубого примитивизма и тупой стервозности».
Громова догнала подружку, стараясь приладиться к её широкому шагу:
— Может огоньки и загораются. Только в двенадцать ночи здесь никого не будет.
Еще одна ходячая смесь досады и претензий. Шуйскую клады совсем не волновали. Её основной заботой стала духота, покрывалом окутавшее тело. Она с завистью покосилась на влажные кудряшки подруги. Вредный Графин, должно быть, специально не позволил искупаться: хотел, чтобы страдала от жары больше остальных. Футболка прилипла к спине, бриджи — к ногам, перед глазами прыгали солнечные зайчики.
— …слышала, клад достанется тому, кто станцует голым в Купальскую ночь, — донеслась реплика Кристины.
Похоже, девицу тоже мучилась от жары: одной рукой скручивала волосы в жгут и старалась закрепить тяжёлый узел на макушке.
— Тогда Дашке перепадёт, — гоготнул Филимон. — Купальник у неё — одно название.
— Угу, — поддержал Эдик. — Считай, голая.
Громова взбрыкнула от удовольствия и хромающим галопом оббежала образчик примитивизма, получив в качестве бонуса одобрительное подмигивание: