Девушки сидели на каменной плите и с увлеченным видом плели венки. Между ними развалилась огромная раздёрганная охапка полевых цветов, в зелени которых преобладали жёлтые, белые и голубые оттенки. Две женские судьбы стояли на кону, а потому их хозяйкам пришлось вдохновенно потрудиться. Оранжевые отблески костра уютно разбавляли тёмно-розовые сумерки и придавали озеру и гостьям оттенок сказочности.
— Красавец!
Громова повертела в руках пышный венок и критичным взором оценила творчество Алисы.
— Закругляйся, Шуйская, — приказала она. — Через двадцать минут темно станет. Сама пугала.
Алиса ничего не ответила, а водрузила венок на голову. В отличие от творения подруги, которая любила жёлтые и бордовые цветы, в её плетении преобладали ромашки и мелкие розовые цветочки в зонтиках, не поддающиеся точному определению. Однако Громова с умным видом угадывала в них валерьяну.
— Как тебе? — Алиса повертела шеей.
— Всё равно, мой венок лучше.
По примеру Алисы она тоже нацепила расхристанный венок на макушку. Один особо свободолюбивый цветок отогнулся от собратьев и склонился к кончику хозяйского носа. Громова замотала головой и чихнула. Венок мягко приземлился на плиту.
— Куда? — возмутилась Даша и потянулась за беглецом. — Ой! Я как то разбитое корыто из сказки Пушкина. — Держась за поясницу, она поднялась с плиты. — Что дальше делать?
— Загадывай на жениха. Потом кидай воду, — очертила фронт работ Алиса.
Подружка озадаченно почесала измазанный цветочной пыльцой нос, громко чихнула, снова выронила многострадальный венок и занялась брюками. Она тщательно и последовательно закатала штанины выше колен, после чего отважно полезла в воду.
— Чего уж там! Плавали, знаем, — бормотала она.
Алиса только покачала головой. Она не собиралась купаться в неблагополучном водоеме. Хватит на её голову приключений!
— Кидай первая! — скомандовала подружка.
— Сама кидай. Я подумаю немножко.
— Физиономию Витюши подзабыла? — ухмыльнулась Громова. — После Даньки, ясен пень, не вспомнишь.
Алиса неинтеллигентно фыркнула и постаралась бросить венок подальше от берега. Он лёг на воду с тихим всплеском, странно задергался и очень медленно распрямился, покачиваясь на поверхности длинной лохматой змеей.
— Не любишь ты саксофониста, Шуйская.
— Он дирижёр.
— Один фиг. Дирижёра ты тоже не любишь.
Даша коротко выдохнула и бросила свой венок. Он бесшумно коснулся воды, проплыл целый метр и торжественно застыл на месте.
— Мой-то целехонький плавает! — радовалась Громова. — Будущее — зашибись.
Алиса не отрывала взгляда от своего венка. С ним происходило что-то странное: он быстро разбухал и расплетался, выдавая исходные растения. Довольно скоро на месте венка покачивалась широкая полоса помятых цветов.
— Не умеешь крепко плести, — отчитала её подружка. — Расплёлся веночек. Замуж не выйдешь.
— В этом году не выйду, — не расстроилась Алиса. — Вот и хорошо.
— А пора бы. В вашем оркестре уже сидят две старые жабы. Хочешь третьей стать?
Далеко в соснах громко захохотал филин, от озера потянуло сыростью. Алиса обняла плечи руками, унимая невольную дрожь. Как-то неприятно смотреть на распавшийся венок, хотя развалившегося союза не жалко. Права Даша: не любит она Виктора. Любила ли? Зачем тогда два года встречалась? Ах, да, чтобы не остаться старой жабой в оркестре. Печальная история. Сыграть бы сейчас…
— Тебе что? Маслом там намазано? — раздался за спиной голос Эдика. — Лезет, дуреха, в поганое озеро, хоть стреляй!
Даша обернулась и разразилась бурными воплями восторга:
— Эдька! Чудовище! Вы нашлись?!
Алиса тоже обернулась и обнаружила в десяти метрах от себя Данилу с большим рюкзаком и Эдика. Следом за ребятами из елового сумрака вынырнули Филимон с Кристиной. Девица выглядела раздраженной и какой-то желтоватой. Алисе мельком подумалось, что излишняя желчность портит цвет кожи, или, возможно, закатные лучи окрасили… но как удачно!
— Оказывается, это мы нашлись! — радостно возмущался Эдик. — Кто из нас потерялся?!
Даша подпрыгивала в воде, стараясь выложить всё и сразу.
— Мы долго звали, громко кричали, ждали вас на полянке и даже уснули от расстройства, а потом Блуд пришёл и отвёл нас к озеру. Смотрите, у Шуйской венок потонул, а мой плывёт!
Она ударила ладонями по воде. Брызги полетели в разные стороны, и в эпицентре водяного буйства стояла счастливая и ликующая Даша.
— Где плывёт? — спросила Кристина, подходя ближе и всматриваясь в воду.
— По воде мой красавец плывёт.
Даша подмигнула Филимону, обернулась полюбоваться на плавающий венок и заморгала в растерянности. По воде плавали посеревшие ромашки подруги и мятая блёкло-розовая трава. Её чудесного венка не было!
— Где? — удивилась она. — Уплыл? Шуйская, куда он делся?
— Так вы на женихов гадали! — сообразил Филимон и расхохотался. — Твой, Дашка, походу, сбежал.
Невеста никак не могла успокоиться. Она металась по воде, норовя влезть глубже. От плавания девицу останавливали штаны и остальная сухая амуниция.
— Утонул. И что теперь?
— Венок утонул — милый обманул, — раздался с берега комментарий Алисы.
Это было уже слишком для несчастной Громовой. Мало того, что она бедная, хромая, бр-р, примёрзшая, так вдобавок и нелюбимая! Она не на шутку разъярилась, привычно оторвавшись на подруге:
— Фигня всё! И не надо тут эрудицией блистать! Ещё на скрипке сыграй.
Продолжая выступать в том же духе, негодующая Громова вылезла из воды. Напоследок озеро издало истошный всхлип, покрываясь дрожащей рябью. Алиса предусмотрительно ушла с пути скандалистки, спрятавшись за спиной у Данилы.
Зато Эдик с удовольствием кинулся в словесный бой, желая высказать накипевшее:
— Графин приказал держаться рядом. Рядом! Тебя куда понесло?
— В малинник, — поведала правду мстительная Шуйская.
— Малина была нереально огромная, — оправдывалась Дашуня. — Ты никогда такой не видел. Я ему не собачонка — рядом трусить! Сам убежал…от господ туристов. Правильно Шуйская говорила: хреновый он проводник.
— Я такое не говорила.
— Графин рассердился. Говорит, что вы специально потерялись, и в наказание вечером должны мыть посуду.
— Что?! — в унисон возмутились подружки.
Эдик рассмеялся. Остальные присутствующие не вступали в родственную перепалку, а занимались обычными делами. Филимон рубил ветки и подбрасывал их в костёр. Данила доставал из рюкзака кружки, пакеты, отвязывал маленький котелок. Кристина разворачивала на плите коврик-каремат, желая отдыхать с удобствами.
Громова отмахнулась от брата, выдав более насущное:
— Поесть бы. Мы тут оголодали.
И склонилась над подвернутыми брюками, возвращая штанины на прежнее место.
— Графин — паразит. Сделал нас виноватыми, — бурчала она, вздрагивая от прикосновения влажной ткани. Хорошее настроение никак не желало возвращаться. — Холодно как!
— Не бухти, Дашунь. Сейчас согреемся, — хохотнул Филимон, накидывая ей на плечи сброшенную ветровку. — Есть классное кофе и рижский бальзам.
Последнее слово он произнес шёпотом. Расслышать его могла только Громова.
— Супер! — вдохновилась та и нахмурилась. — Но если Шуйская просечёт, может психануть.
Они вдвоем уставились на потенциальный источник скандала.
— Лично займусь перевоспитанием. — Филимон подмигнул воспрянувшей духом подружке. — Маленькими порциями подливать буду. Не заметит.
Глава двадцатая,
в которой всякая нечисть из воды вылезает
Летняя ночь чёрным одеялом накрыла каменные плиты, выгоревшую траву, морщинистые скалы, завуалировала озеро и спрятала разлапистый можжевельник с соснами. Тускло-жёлтый диск луны кривился на небе, совершенно не разгоняя темноту. Далёкие голубые звёзды мерцали холодным светом, не согревая и не обнадёживая.
В пику отстранённому небу костёр на берегу жарко полыхал, стреляя в воздух громкими залпами красных искр. Настроение у господ туристов было замечательным.