А что же крестьяне? Неужели они вообще не принимали участия в войне? Нет, принимали, но вот каким образом?
Классические партизаны были, но в основном лишь в Смоленской губернии. Здесь крестьяне очень быстро расстались с надеждами на то, что Наполеон освободит их от крепостного права. Впрочем, все говорит о том, что Наполеон и не собирался этого делать. С другой стороны, крестьянам страшно досаждали фуражиры и мародеры Великой армии. И им, естественно, оказывали активное сопротивление.
Еще многие крестьяне убегали в леса при приближении французской армии зачастую просто со страху, а не от какого-то великого патриотизма.
Французский генерал Арман де Коленкур после войны написал в своих «Мемуарах»:
«Армия могла питаться лишь тем, что добывали мародеры, организованные в целые отряды; казаки и крестьяне ежедневно убивали наших людей, которые отваживались отправиться на поиски».
Но вот можно ли это назвать полноценной партизанской войной, направленной против захватчиков? Ведь если быть предельно честными, то надо упомянуть обо всех мародерах, а не только о французских. Естественно, что с подачи советских и российских историков в русской армии якобы мародеров не было. Оказывается, были, да порой и побольше, чем во французской.
Происходило это, в частности, по причине того, что продовольственные службы русской армии работали из рук вон плохо, а посему солдаты часто голодали, и это приводило к грабежам.
Историк М. Н. Покровский пишет:
«Грабежи не прекращались; грабили и около Вильны, и около Витебска, и под Смоленском, и под Москвой: и не грабить было нельзя, ибо солдатам надо было что-нибудь есть. Надо прибавить, что если солдаты грабили просто под непосредственным давлением голода, то высшие чины грабили не меньше, но с большим комфортом и с меньшей опасностью».
В качестве примера приведем запись в дневнике шефа 13-го егерского полка генерал-майора В. В. Вяземского:
«Снабжали себя посредством чрезвычайной фуражировки – то есть без всяких раскладок, а что кто где нашел, то и берет. Сверх того выгоняли мужиков жать, молотить и молоть, и таким образом армия снабдила себя на десять дней».
Естественно, крестьяне возмущались подобными грабежами, но в первое время не решались вооружаться: боялись, как бы их потом не привлекли к ответственности. Но позже осмелели, тем более что получали от российской армии добро и даже командиров с оружием. Естественно, для действий против французов.
Именно так, кстати, прославилась Василиса Кожина, именем которой также названа одна из московских улиц. Ее портрет украшал и продолжает украшать учебники по истории.
Советский историк Н. Ф. Гарнич пишет:
«Бессмертную славу приобрела простая русская женщина Василиса Кожина – крестьянка Сычевского уезда Смоленской губернии, жена убитого французами старосты одной из деревень. Когда наступающие от Смоленска на Москву французы появились в Сычевском уезде, Василиса Кожина создала целый отряд из женщин, девушек и подростков».
И что характерно, толком описать, что же именно героического сотворил отряд Кожиной, никто никогда не мог. Просто писали, что, мол, героическая женщина создала отряд партизан из детей и женщин, нападала на отступающих французов, брала пленных и сдавала их в русскую армию. Безоружные женщины и дети против вооруженных солдат?! Что же там за солдаты были? Скорее всего замерзшие и больные, отставшие от обозов?
Ю. А. Дубов по этому поводу иронизирует, говоря о Наполеоне:
«По-настоящему его могла бы напугать разве что Василиса Кожина, но очевидная малочисленность ее боевой единицы вряд ли серьезно повлияла на поведение победителя при Маренго и Аустерлице».
Скорее всего «партизанка Василиса Кожина» – это обычная легенда, приумноженная пропагандистскими мифами. И «нет никаких документов, подтверждающих посещение Кожиной Кутузова, который якобы лично наградил ее медалью. Ну, а брать в плен замерзших, голодных и больных наполеоновских солдат во время их отступления через Смоленск в самом деле могли и дети с женщинами, вооруженные вилами и косами; возможно, что этим они и занимались. Скорее отряд Кожиной был „Армией спасения“, ибо обмороженных и больных солдат „партизаны“ спасали от неминуемой смерти на русском морозе. Такой отряд вряд ли можно назвать партизанским, но образ женщины-героя как нельзя лучше подходил для заметок в газетах» [56] .
Безусловно, отдельные партизанские отряды, составленные из крестьян, были, но они защищали только свои деревни от фуражиров и мародеров всех национальностей. Однако «партизанское движение в войне 1812 года никак нельзя было назвать массовым. Если сравнить эту войну с войной 1654–1667 годов Речи Посполитой с Московией, то разница тут же бросается в глаза. Тогда 300-тысячная армия Алексея Михайловича Романова вторглась в земли Великого княжества Литовского, где ее встретило регулярное войско Литвы в 11 000 человек. Понятно, что литвины быстро потерпели поражение, их села, города подверглись уничтожению, щадили лишь тех, кто соглашался принять веру Москвы, но и таковым доставалось. Половина населения княжества была либо убита, либо угнана в плен, либо бежала. Но партизаны спасли свою страну. Они образовывали целые зоны, куда захватчики боялись даже нос сунуть. Ситуация была похожа на ситуацию 1944 года, когда в Беларуси действовали до 700 000 партизан. Именно такими были истинно отечественные войны. В 1812 году такого, увы, не наблюдалось» [57] .
* * *
Итак, в 1812 году настоящих партизан-повстанцев было очень мало. Да, они тревожили французские обозы и были великолепными разведчиками, но не они «сломили хребет» захватчикам. Зато потом вовсю потрудились некоторые участники войны и историки-пропагандисты.
Мягко скажем, «преувеличения», допущенные некоторыми партизанами при описании своих собственных подвигов, вызвали суровую оценку со стороны будущего декабриста князя С. Г. Волконского, который и сам некоторое время командовал армейским партизанским отрядом. В своих «Записках» он, в частности, написал:
«Описывая партизанские действия своего отряда, я не буду морочить читателя, как это многие партизаны делают, рассказами о многих небывалых стычках и опасностях; и, по крайней мере, добросовестностью моей, в сравнении с преувеличенными рассказами других партизанов, приобрету доверие к моим запискам».
Даже советский историк Е. В. Тарле, много писавший о партизанской войне 1812 года, вынужден был признать, что «были преувеличения», и «умел при случае прихвастнуть» даже сам Денис Давыдов.
Кстати сказать, этот видный ученый, работавший в известное время и под влиянием известной политической конъюнктуры, описывая народную войну, предельно честно констатировал:
«В России крестьяне никогда не составляли целых больших отрядов, как это было в Испании, где случалось так, что крестьяне без помощи испанской армии сами окружали и принуждали к сдаче французские батальоны <…>
Французы видели, что если в России против них не ведется та самая народная борьба, как в Испании, то это прежде всего потому, что испанская армия была вконец уничтожена Наполеоном, и были долгие месяцы, когда только крестьяне-добровольцы и могли сражаться. А в России ни одного дня не было такого, когда была бы совсем уничтожена русская армия. И народное чувство ненависти к завоевателю и желание выгнать его из России могли проявляться организованнее всего в рядах регулярной армии».
«Оцените логику! – недоумевает журналист А. П. Никонов. – Крестьяне, мол, знали: где-то там существует русская армия, вот пусть она и разбирается с оккупантами, а наше дело маленькое. Вот если бы нам донесли, что армии нет, мы бы, конечно, тут же сорганизовались».
* * *
На самом деле сейчас гораздо честнее было бы сказать, что Наполеону нанесли поражение главным образом три русских «партизана»: Мороз, Дороги и Болезни.
В самом деле, ни регулярные войска, ни тем более партизаны так и не смогли что-то противопоставить гению Наполеона, а вот его Великая армия словно бы сама собой растворилась в бескрайних российских заснеженных просторах.
Для всех, кто сейчас скептически усмехнулся, советуем вдуматься в следующие слова А. П. Никонова: «Обыватели часто не верят, что какой-то там мороз может убить закаленную в боях армию, полагая это дешевой отмазкой проигравших. Просто привыкли люди, что армии уничтожаются другими армиями. Для тех, кто сомневается в том, что именно мороз уничтожил наполеоновскую армию, рекомендую зимой максимально возможно утеплиться, в двадцатиградусный мороз выйти из дома и пройти пешком хотя бы сто километров <…>
Если мне не изменяет память, полярный исследователь Амундсен говорил: „Ко всему можно привыкнуть. Только к холоду привыкнуть нельзя“. Холод деморализует и убивает быстрее, чем голод. А иногда и быстрее, чем пуля… Представьте такую фантастическую картину: температура вдруг упала до абсолютного нуля, то есть до минус 273 градусов по Цельсию. За сколько времени умрет армия? Численность армии в данном случае не важна: какова бы она ни была – хоть миллион, весь этот миллион народу перестанет существовать через считаные мгновения.