таять на глазах, грязь со дна поползла в стороны и вверх по стенам,
затем, добравшись к краю, проплыла параллельно земле тонким слоем по
воздуху, сомкнувшись в центре. На месте закрытого дефекта в мгновение
ока выросла трава, сливая поверхность западни с окружающим ландшафтом.
— Ни фига себе, — выдавил я в конце концов и посмотрел на свою
перепачканную спутницу.
— Мы живы! — Лицо Арлеты сияло от счастья.
— Ты знаешь, мы еще и богаты, — добавил я, похлопывая по краям
штанов. Оказывается, та горсть драгоценностей, которой я крутил перед
носом девушки, в суматохе незаметно перекочевала в карман. Таков
рефлекс, ничего не поделаешь.
Эмоции переполняли организм до краев, я радостно схватил Арлету на
руки и принялся кружиться, напевая: «Мы живы и богаты, мы живы и
богаты!» Когда карусель закончилась, охотница, все еще находясь у меня
на руках, украдкой спросила:
— Так, значит, все то, что ты говорил, — это правда?
Вместо ответа я просто поцеловал ее нежные губы. Ответного
сопротивления не последовало, поэтому поцелуй продолжался очень долго.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, охотница, наполовину
прикрыв глаза веками, пребывала в блаженстве.
Эта девушка вызывала у меня странные чувства, к которым раньше я
относился крайне скептически. Ведь что мне, по сути, до этого нужно
было от любой красивой женщины? Форсированным образом добиться ее
согласия перейти в горизонтальное положение, натереть свои специальные
рецепторы, получить удовольствие и сквозануть по делам. А всяких
альтруистов, которые утверждали, будто главное для них — это доставить
наслаждение девушке, — я откровенно не понимал. Для кого стараемся, в
конце концов? Но сейчас, при виде счастливого лица моей спутницы,
что-то в мозгу переклинило, и я испытывал истинный кайф, близкий к
эйфории, — просто от того, что ей приятно.
Девушка положила голову мне на плечо и мило улыбнулась. В эти
мгновения мы начисто забыли, что находимся далеко не в ботаническом
саду. Идиллию прервал раздавшийся прямо за спиной дикий смех. От
неожиданности я чуть не выронил Арлету на землю. В следующую же
секунду мы настороженно всматривались в рощу, откуда донесся этот
странный звук. Лезвия уже были выпущены, а охотница водила по сторонам
натянутым луком.
— Ничего страшного — это кикиморы, — шепотом произнесла девушка. —
Их, главное, не бояться. Если увидят, что мы не убегаем, — сами
отстанут.
Ничего себе лесок! Даже полста метров не прошел вглубь, а уже
столько живности повстречалось. Что ж там чуток дальше творится? Как
недавно волчара говорил, «еще встретимся»? Ага, раскатал губу! Меня
теперь сюда не то что калачом — золотом партии не заманишь.
Смех повторился, но уже в другом месте, откуда-то сбоку, а перед
нами в кустах зашумели ветки. Омрачало сложившуюся обстановку еще одно
немаловажное обстоятельство: на темный и без того лес начали
спускаться сумерки.
— Может, если мы начнем с гордостью отступать, — они все-таки
отстанут? — предположил я. — Вечереет уже.
— Давай, но только медленно, потихоньку, — согласилась Арлета.
Мы дружно принялись пятиться назад, по очереди озираясь, чтобы не
навернуться в какую-нибудь яму. Попеременно с разных сторон раздавался
жуткий хохот.
— Сколько их там? — спросил я.
— Три, не меньше.
— А мне почему-то представлялось, что кикиморы охотятся в
одиночку.
— Все так думают. Но я за ними наблюдала. Одна кикимора нипочем не
смогла бы загнать человека в трясину — надо, чтобы по бокам от жертвы
бежала еще пара тварей: поддерживать направление, — объяснила
охотница.
— А как они хоть выглядят?
— Как большие жабы, только ходят на двух лапах.
— Сильно большие?
— Ну, с человека... — Девушка ослабила тетиву, поправила
свесившийся на лицо локон и вновь перешла в боевое положение. — Ни
разу не видела, чтобы они открыто нападали на людей.
— Тогда, чего мы так их боимся? Пускай себе гогочут — неужто
карательного отряда лягушек не раскромсаем?
— Да тут пару саженей осталось, потерпи.
А мы уже и вправду выходили к опушке. Нечистые, видать, почуяли,
что упускают добычу, поэтому стали шерудить по кустам гораздо
активнее. Когда меж деревьев стали виднеться бревна частокола, из
зарослей прямо перед нашими носами с истошным воплем вылезла здоровая
лягушечья голова, но тут же поймала стрелу между глаз, мигом
заткнулась и отлетела в гущу.
— Трофей брать будешь? — поинтересовался я.
— Они несъедобные.
Мы вышли как раз в том месте, где днем работали дровосеки. Сейчас
вокруг было безлюдно, вышки за забором тоже пустовали, а ворота
закрыть никто не догадался. Называется, заходите, гости дорогие: и
нечистый, и волк пушистый. Издалека, со стороны полей доносилась песня
— женщины, возвращаясь с плантаций, затянули протяжный, заунывный, но
удивительно красивый мотив. Солнце недавно закатилось, окрасив небо
над лесом багровыми тонами. Закрывая за собой створку ворот, я
заметил:
— Хорошо у вас тут, когда никто из уродов не жаждет человечины.
Арлета хмуро смотрела по сторонам.
— Странно, — наконец произнесла она, — почему никто не встречает,
как обычно? Где вообще дозорные?
— Разберемся, не волнуйся, — успокоил я ее. — Ты сейчас чем
думаешь заниматься?
— Надо зайцев одной женщине отнести, — Арлета слегка приподняла
заплечную котомку, на которую раньше даже некогда было обратить
внимание. — Она очень хорошо снимает с них шкуры — ее Велес талантом
одарил.
— А потом?
— Потом в трактир. Надеюсь, у папы хорошее настроение. — Арлета
провела по волосам ладонью, стряхнула налипшие комки грязи, потом
глянула на меня. — Помыться нам еще надо.
— А где вы моетесь? — Я изначально скептически относился к
сантехническим наворотам Прилесья, вспомнив про чудесный местный
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});