Роберт находился в большой, плохо освещенной комнате. Засевшие в его плоти крюки терзали его немилосердно, так что переживаемая им мучительная агония казалась бесконечной. Он двигался в ту сторону, куда тянул крюк, засевший в его теле. В его лопатки были воткнуты сверкающие стальные спицы, и он чувствовал, как они постепенно погружались в его тело, раскалывая кости.
Он ощутил, как что-то царапает ему грудь. Это был металлический рот, он был холоден на ощупь, словно лед, и тем походил на впивающиеся ему в спину острые спицы. Неожиданно он почувствовал поверхностью кожи на груди дуновение легкого теплого ветерка, который быстро усиливался и через мгновение достиг силы урагана. Ветер пронзил его грудную клетку в самой середине с такой легкостью, с какой луч лазера прожигает рисовую бумагу. Когда холодные стальные челюсти проникли к нему под ребра, напряженные нервы не выдержали, и Роберт принялся кричать.
Он с усилием открыл глаза и увидел Рейчел, которая склонилась над ним, держа его за плечи. При этом она безостановочно повторяла:
- Роберт, Роберт...
Роберт ощутил тупую, ноющую боль. Он вырвался из ее рук и, пошатываясь словно пьяный, направился в ванную комнату. Каждая клеточка его тела буквально вопила от боли, зрение отказывало, и все окружающие предметы представлялись ему размытыми, мутными, как если бы они были изготовлены из матового стекла. Оказавшись в ванной комнате, он упал на колени перед унитазом и ухватился пальцами за его белые фаянсовые края. Потом его стошнило. Рвотные спазмы долго не прекращались. Клейкая слюна, образовавшаяся у него во рту, свисала нитками по краям искривившихся от отвращения и муки губ. Их было много, этих липких влажных ниток, и они напоминали свисающие с потолка пещеры сталактиты. Силы окончательно оставили его, и он упал рядом с унитазом на пол. Он настолько обессилел, что не мог даже стоять на коленях. В истерзанном желудке эхом отдавалась боль.
Рейчел подошла к двери и некоторое время довольно хладнокровно изучала открывшуюся перед ней картину. Затем она присела рядом с ним на корточки и откинула мокрые пряди с его лица.
- Возвращайся в постель, - сказала она.
- Мне необходимо попить, - прошептал Роберт. - Дай мне воды, хотя бы чуть-чуть.
- Нет, - отказала ему Рейчел. - Тебя сразу же вытошнит снова.
- Но...
- Доверься мне, Роберт.
Рейчел выключила свет в ванной, потом подхватила Роберта, помогла ему подняться и отвела назад в спальню, где и уложила на кровать поверх скомканных влажных простыней. Когда же он потянулся к выключателю настольной лампы, стоявшей рядом с ним на тумбочке, чтобы зажечь свет она перехватила его руку не позволив сделать это.
- Нет, никакого света. Постарайся расслабиться, Роберт, - шепотом скомандовала она.
Напряжение постепенно оставляло Роберта, и даже боль стала исчезать. Пить уже не хотелось.
- Как это все у тебя получается? - бессвязно произнес Роберт, словно продолжая некий внутренний диалог, в то время как Рейчел продолжала успокаивать его.
Лепет Роберта вызвал у женщины улыбку, которую сторонний наблюдатель назвал бы, пожалуй, материнской.
- Я чувствую... я чувствую...
Она приложила пальчик к его губам и проследила за тем, как он погружается в сон. Теперь она могла бы и уйти, поскольку знала, что он проспит несколько часов, но решила не уходить. Она уселась рядом с ним на кровати и с любопытством и удивлением стала всматриваться в его лицо, и это, казалось, ей никогда не надоест. Прошло два часа, и, когда выбившийся из-за шторы узкий лучик солнца отразился в позолоте стоявшей на ее прикроватном столике вазочки, она наконец очнулась от этой своеобразной летаргии.
Рейчел приняла душ, приготовила себе чашечку кофе и вышла на балкон оглядеть окрестности. Так она поступала каждый день, если позволяла погода.
Лондон готовился встретить очередной невыносимо жаркий и влажный день. Но это ничуть не повлияло на настроение Рейчел. Она была просто пьяна от огромного, переполнявшего ее счастья.
Когда Роберт очнулся, первое, что он услышал, была музыка. Нежная, негромкая и чарующая. Пока его глаза привыкали к свету, он лежал на спине. Впрочем, нельзя сказать, что в комнате было слишком светло - шторы на окнах были по-прежнему опущены. Обезумевшая от жары муха надрывно жужжала под потолком. Роберт ее не видел. Он оглянулся в надежде обнаружить Рейчел рядом на постели, но ее не было.
Зато он увидел что-то темное на своей и ее подушках. Темные пятна крови виднелись и на скомканных простынях. Там, где струйки пота смешались с кровью, пятна имели более светлый, розоватый тон, но большей частью кровать была испачкана засохшей кровью. Такие же пятна были и на абажуре лампы, стоявшей на прикроватном столике, и даже на полу. Он оглядел себя и убедился, что засохшая кровь покрывала все его тело. Ногтем правой руки он поскреб пятнышко на бедре. Засохшие чешуйки отшелушивались, но с трудом.
Роберт попытался вспомнить, что с ним случилось ночью, и провел рукой по горлу и ключице. Его пальцы сразу обнаружили место пореза. Оно отзывалось легкой болью и окрашивало пальцы розоватой сукровицей. Порез все еще был свеж.
Роберт вылез из кровати. Мышцы на руках и ногах ныли, да и все тело побаливало. Он прошел в ванную комнату и некоторое время изучал себя в зеркале. Потом он поплескал на себя холодной водой и принялся оттирать испачканную кровью кожу. Прополоскав рот; он вернулся в спальню. Кровать Рейчел после вчерашнего стала походить на жертвенный алтарь. На столике, стоявшем рядом, он обнаружил цепочку. Роберт взял ее в руку и осмотрел. Она была серебряной, а к одному из ее звеньев было приклепано колечко, с которого свисало острое как бритва лезвие, выполненное в форме крошечного креста. Рядом лежали миниатюрные ножны. Полированная поверхность крестика тоже была замарана кровью.
Роберт натянул брюки и отправился на поиски Рейчел, зажав крохотное лезвие в кулаке. Рейчел он нашел в гостиной. Она сидела на антикварном стуле у одного из растворенных окон и держала между ногами массивный корпус виолончели. В правой руке она сжимала смычок, а левой водила по грифу. Когда Роберт пробудился, он, естественно, решил, что слышит магнитофонную запись.
Кожа Рейчел отливала сливочной белизной, а великолепные, чистые и ухоженные волосы переливались в лучах солнца, заливавшего комнату через высокие стрельчатые французские окна. Рейчел заметила, что он наблюдает за ней, прекратила музицировать и улыбнулась. На ней было темно-синее платье в крупный белый горох, а шею окутывал белоснежный газовый шарфик.
- А я-то думал, что ты начинающий музыкант, - заметил Роберт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});