Читать интересную книгу Социология права - Андрей Медушевский

Сделанные наблюдения показывают, что национализм, в отличие от других идеологий, обладает гораздо большей жизнеспособностью. Если другие классические идеологии во многом исчерпали свой потенциал к настоящему времени, то национализм, напротив, – единственная идеология, перешедшая в чистом виде в XXI в. Кризис коммунизма и распад государств в современном мире связаны с возрождением национализма. Чем объяснить такую устойчивость данной идеологии? Во-первых, тем, что в условиях глобализации она дает возможность сохранить национальную идентичность, которая является более устойчивой формой идентичности по сравнению со всеми остальными, представляя собой их синтез (историческое прошлое, язык, культура и проч.). Во-вторых, эта идеология всегда легко находит образ врага, необходимый для консолидации сообщества (в виде национальных меньшинств); в-третьих, идеология национализма оказывается чрезвычайно гибкой и легко вступает в сочетание со всеми другими идеологиями, которые не могут найти точек соприкосновения между собой. В европейской истории, как было показано, национализм сочетался с консерватизмом, либерализмом и даже коммунизмом (в виде сталинизма и маоизма). В настоящее время, в условиях кризиса национальной идентичности в объединенной Европе, национализм получает широкую социальную базу, а представляющие его партии заявили о себе как о серьезной силе, способной прийти к власти демократическим путем. Так возникают чрезвычайно мощные формы идеологического синтеза, опирающиеся на традиционные архетипы сознания аграрного общества – национальный социализм или социальный национализм, соединяющие в разных комбинациях архетип национальной (племенной, расовой) идентичности, с одной стороны, и социальной (классовой) – с другой. Именно поэтому данный синтез лежит в основе разных модификаций тоталитарных идеологий – фашизма, сталинизма, исламского фундаментализма, которые, при всех принципиальных содержательных различиях, имеют то общее, что подчеркивают единство национальной и социальной идентичности. С этим связано и постоянное воспроизводство данного синтеза в истории различных стран вплоть до новейших модификаций «социализма национального типа» и «черного расизма», представляющих собой своего рода «апартеид наоборот».

Исламский фундаментализм. Исламское возрождение, несмотря на свою активность и агрессивный характер, представляется по преимуществу защитным движением, направленным против модернизации. Оно является главным образом культурным и социальным феноменом, хотя включает и политическую составляющую. Сила воздействия ислама как идеологии определяется именно союзом политического и культурного протеста. Некоторые исследователи полагают, что ислам означает отрицание модерна. Очевидна связь ислама и национализма (поиска национальной идентификации) с критикой империализма и колониализма. Эта ситуация создает предпосылки для революционной трактовки ислама и создания на этой основе нового авторитарного режима. Возникает идея «чистого государства», освобожденного от коллаборационизма и воплощающего исламскую доктрину в полном объеме (т. е. доктрину исламского возрождения). Модернизация – столкновение традиционных обществ с западной цивилизацией (прежде всего с техникой) – порождает стремление элиты копировать западный образ жизни. Но это ведет к большему, чем ранее расслоению общества, противопоставлению культурной элиты и плебса, росту богатства на одном полюсе и бедности на другом. Отсюда реакция – стремление к возврату традиционных ценностей. В этом ключ к пониманию возрождения ислама в ходе революций и роста роли проповедников. В то время как либерализм становится идеологией новых привилегированных слоев, традиционализм – уделом нищих масс.

Возврат к традиционным ценностям в этих условиях выступает как следствие противоречий переходного периода. В своей нищете плебс остается верным этой исконной культуре, ее нормам, которые ориентируют на сохранение образа жизни в неизменном виде. Это население поворачивается к своим собственным идеологам – религиозным проповедникам, традиционно составляющим интеллектуальную сеть, близкую к народу. В странах, где на вершине иерархии существует мощная, независимая и богатая церковь (как в шиитском Иране), она располагает широкими кадровыми ресурсами (более близкими к народу, чем государственные чиновники), идеологической доктриной и ритуалом, который всегда оставался неизменным и не обновлялся. Это позволяет осуществлять сакрализацию культуры верующих масс в рамках традиционных норм. Традиционалистские слои общества остались враждебны к нравам европеизированных высших слоев и всему, что их символизирует. Сам ислам также трансформируется в ходе социальных изменений и борьбы: отсюда историческая возможность осуществления модернизации в традиционных формах. Если модернизация объективно выдвигает западнически ориентированных людей, то возрождение ислама – консервативные элементы, дает им возможность сохранить свои традиционные привилегии и статус в обществе. Эти силы объединяются в противодействии Западу. У Хомейни не было необходимых или даже иллюзорных рецептов, чтобы стать Робеспьером или Лениным, – говорит Родинсон. Они не были духовными иерархами. Скорее, здесь уместно сравнение с Савонароллой или, в случае некоторых практических идей, касающихся власти, – с Кальвиным или Кромвелем, но возможно также и с Торквемадой.

Для понимания вклада ислама как политической идеологии целесообразно отметить некоторые его особенности в качестве религии. В отличие от христианства ислам предстает не только как ассоциация верующих, признающих одну истину, но и как «тотальное общество» (186). Христианство возникло и существовало в государстве, осуществляло идеологическую власть параллельно с государством, стремилось доминировать над ним, но не подменять ею. В сравнительной перспективе, предложенной современными исследователями, политические идеологии двух религий (христианства и ислама) оказываются весьма различны. Идеальная цель христианства – конституция Церкви, т. е. структурированная организация общины верующих, обеспечивающая каждому верующему возможность осуществить свое спасение, воспользоваться божественной благодатью. Церковь требует от государства как минимум обеспечить защиту и помощь, которые помогут ей выполнить ее собственную миссию. Напротив, мусульманская община, родившаяся в племенном обществе, где не существовало государства, была (как видно из биографии Пророка) вынуждена обстоятельствами самоорганизоваться в государство практически со времени своего возникновения. Община верующих была в то же время политической структурой – государством. Стать мусульманином означало в одно время принадлежность к религии, движению и организации политического типа, т. е. стать одновременно верующим и подданным. Глава общины Пророк и его преемники – халифы были вождями, соединявшими в одних руках решение вопросов веры, внутреннего управления общиной-нацией и внешними отношениями любого рода. Отсюда – тенденция к реализации идеального государства в виде всемирной империи, где религиозная и светская власть неразделимы. В этом смысле ислам, по мнению некоторых исследователей, имеет сходство с коммунистической идеологией, подавляя личность и заставляя ее верить в то, что это лучшее общество из всех возможных, не замечая его недостатки. С тоталитарными идеологиями ислам сближает закрытость общества, теократический характер государства, недопущение сект и инакомыслия, соединение морали и религии (морально то, что угодно Богу). Достаточно, следовательно, жестко следовать Корану и традиции (однажды очищенной критической работой от неаутентичных элементов), чтобы установить, или лучше сказать, восстановить в мусульманском обществе гармонию и справедливость, существовавшие ранее. Высший глава общины – имам или халиф, на которого возложена обязанность следить за четким применением принципов, в то же время делегирует часть своих функций назначенным администраторам, но призван сохранять личный контроль и наблюдение за ними. В качестве легитимного наследника Пророка имам имеет огромную легитимность, а его власть приобретает харизматический характер. Все концентрируется, следовательно, в личных качествах имама, от которого зависит хорошее руководство общиной, назначение компетентных агентов, справедливых и почтенных, отстранение их в случае невыполнения ими своего долга. Таким образом, оказывается, что имам на практике является подлинным главой общины, располагает властью, что отнюдь не всегда было так. Согласно традиции имаму следует повиноваться, причем какой-либо механизм контроля над ним отсутствует. Теоретически возможно отрешение имама от власти, если он неправеден (прежде всего, с точки зрения религиозных догматов), но фактически это всегда происходит уже после переворота, чтобы легитимировать власть нового имама. На практике, отрешение от власти никогда не было ни чем иным, нежели теоретической легитимацией, сделанной a posteriori, уже после переворота, восстания претендента, свержения имама с помощью силы. Всегда находились религиозные теоретики, способные с помощью религиозных догматов освятить любую подобную политическую акцию. Если свергнутый имам оказывает сопротивление, то, очевидно, что восставшая сторона найдет способы обоснования и поддержки конкурирующего имама. Однако речь не идет об оправдании восстания в принципе, которое всегда осуждается. Речь идет о необходимости повиновения единственному легитимному имаму. Таким образом, как система религиозных догматов, ислам, в отличие от христианства, не включает в себя таких принципов, как конфликтность естественного и позитивною права, учение о легитимной власти и тирании, из которого в западной средневековой христианской философии выводились идеи договорной природы общества, прав личности в отношении государства, концепции легитимного сопротивления тирании. Ислам обосновывает такое теократическое государство, которое не знает правовых ограничений власти.