Грустно, что Сашка остался без машины и инструмента, но это было его решение. К тому же он не знал, что тут случилось, когда продавал. А значит всё равно бы продал.
Замираю у своей квартиры, прислушиваясь к крикам за Саниной дверью. Танька с кем-то скандалит. И непохоже что по телефону. На её агрессивные реплики отвечает мужской голос. У Татьяны гость. Но это не моё дело.
Захожу домой, разуваюсь, снимаю верхнюю одежду и понимаю, что моё или не моё, а слушать придётся. Так орут, что даже бируши не спасут.
— …Папа, ты совсем свихнулся под старость лет? — кричит Таня.
— Ты как с отцом разговариваешь?! — возмущается ей в ответ мужской голос.
О-о, так это Танька с папашей-юристом что-то не поделила! Интересно.
Сую ноги в тапки и иду в кухню чай пить. Оттуда лучше слышно.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь?! Эта девка младше меня!
— Не смей называть мою женщину девкой!
— Кого-кого?! Женщину?! Ей восемнадцать-то есть?!
— Конечно, есть! Лидочке больше, чем восемнадцать! Ты за кого меня принимаешь, Таня?!
— За старого болвана, которого одурачила молодая аферистка!
— Лида не аферистка! Я на ней женюсь!
— Вот именно! И всё наше имущество на неё перепишешь, а я после твоей смерти останусь с голой задницей!
— Не рановато отца хоронишь, доченька? — мужчина убавляет громкость, в его тоне слышатся ноты горечи. — Умирать ближайшие лет двадцать я не собираюсь. Мы с Лидочкой ещё брата или сестру тебе родим.
— Ещё круче, блин! — Танька окончательно срывается — разбивает что-то из посуды. — Детей с ней настругай! Давай, папа!
— А знаешь, Санёк оказался прав, — отец совсем сникает, — ты ни о чём, кроме денег, не думаешь.
— Если бы я о деньгах думала, я бы попросила тебя всё у Орлова забрать при разводе. А я семью сохранить хочу. Нормальную семью, папочка! А не то, что ты с этой аферисткой замутить собираешься!
— Плевать тебе на семью, Танечка. Ты деньгами сорить привыкла, а зарабатывать не привыкла. Кто-то должен твою карточку пополнять. Я уже давно отказался это делать, вот ты Орлова и душишь.
— Это мужская солидарность или что? — хмыкает Татьяна. — Я не понимаю.
— Это горькая правда. Не таким человеком я хотел тебя воспитать, но, видимо, где-то недоглядел. И сильно.
— Отлично! Вот уже дочь — враг!
— Я не хотел с тобой ругаться. Пригласил тебя и Лиду в ресторан, чтобы вы познакомились. Надеялся, что она тебе понравится. А ты что?
— Что? — фыркает Таня. — Мало я ей шампанского на голову вылила, надо было ещё бутылкой по темечку приложить.
— Вижу, ты не готова к конструктивному диалогу.
— Почему же? Готова. Только условия буду ставить я. Отпиши мне свой дом и фирму.
— Тебе мало завещания?
— Завещание можно переписать или оспорить. Значит так, перепишешь на меня дом и фирму, и я больше слова плохого Лидочке твоей не скажу. И, конечно, никаких детей ты с ней делать не должен, папа.
— Это уже слишком, — выдыхает мужчина.
Тяжёлые шаги из кухни в прихожую. Не выдержала отцовская душа — уходить собрался. Я почти бегом несусь в коридор и замираю у глазка. Таня с папой на лестничной клетке.
— И что, ты вот так уйдёшь? — дочь вцепилась в руку отца. — Мы не договорили.
— Я услышал от тебя всё что нужно, чтобы сделать выводы, — холодно отрезает юрист.
— Какие выводы?
— Ты моя дочь, Таня, и я люблю тебя. Всегда буду любить. Но и Лидочку я очень люблю. Никто не может указывать кому, что и сколько я оставлю после смерти. Даже ты, Таня. И уж тем более не тебе решать будут у нас с Лидой дети или нет.
— Папа, она тебя кинет!
— Мы с Лидой теперь живём вместе. У меня. Надумаешь помириться с нами — приходи. Адрес знаешь.
Юрист освобождает свою конечность и спускается по лестнице.
— Папа!
— А, да… — возвращается. — Чуть не забыл сказать, что я больше не собираюсь помогать тебе изводить Саню. Если он хочет с тобой развестись — пусть разводится.
На этой фразе у меня сердце ухает вниз. Только бы юрист не передумал!
Сжав кулаки, зажмуриваюсь и тихонько пищу. А Танька кроет матом вслед отцу. Так его проклинает, что даже мне становится страшно. Он давно вышел из подъезда, а Таня всё орёт и орёт на площадке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты тут не одна живёшь, — не выдержав, открываю дверь.
Увидев меня, Татьяна багровеет от злости.
— А-а, слышала всё, да? — её потряхивает. — Обрадовалась, небось? Зря. Я и без отца Орлову жизнь испорчу. Будешь с ним на воде и хлебе сидеть, поняла? — брызжет ядом.
— Без тебя разберёмся, — отзываюсь спокойно. — Кстати, за паркет я тебе платить не собираюсь. Спокойной ночи, — закрываю дверь.
— Коза оборзевшая! Да чтоб ты сдохла! И козёл твой тоже пусть сдохнет!
Пусть порет. Может, Ашот или баба Вера не выдержат и вызовут полицию.
Беру телефон, иду в ванную и, включив воду в кране, устраиваюсь на бортике.
— Кис, ты чего? — сонным голосом отвечает мой Орлик. — Поздно уже.
— Саша, тебе срочно надо подавать на развод, — не могу сдержать улыбку.
Глава 45
До полночи мы с Сашей болтали по телефону, а потом ещё переписывались часа полтора. Он, когда узнал, чем закончилась ссора Таньки с отцом, чуть в пижаме и тапках из больницы к мировым судьям не стартанул. И это не шутка. Товарищ следователь только на лестнице опомнился — дошло, что на дворе ночь, а он пациент травматологии.
Я вот всё думаю: это кем надо быть, чтобы мужчина до такой степени хотел с тобой развестись? Впрочем, ответ очевиден — надо быть Таней.
Утром просыпаюсь от трели смартфона. Одним глазом смотрю на экран, а там Настин номер и время девять часов пятнадцать минут.
— Да… — хриплю в трубку.
— Что — да? Ты спускаешься уже?
— Нет, я сплю, — зеваю. — Я вчера тебе в мессенджер сообщение скинула. Ты прочитала?
— Прочитала, блин! — Настя злится. — И ответила. Целую простыню тебе там накатала.
— Извини, я не видела, — сажусь на диване.
Мы с Орликом вчера активно общались, мне было не до левых смсок.
— Ник, очень надо, чтобы ты со мной поехала квартиру убирать.
— Зачем?
— Затем! — нервничает. — Говорю же — надо. Очень, — добавляет с нажимом.
Я Настю уважаю как коллегу и ценю как хорошую знакомую, которая помогла мне в трудную минуту, но я не её рабыня.
— Извини, но я не поеду. Если хочешь — поднимайся, я тебе деньги отдам.
— Да, я сейчас поднимусь, — зло выпаливает Настя и сбрасывает звонок.
Зевая, тянусь за халатом. Одеться толком не успеваю, а Настя уже звонит в дверь.
— Доброе у-у… — открываю, но договорить не удаётся.
Настя ураганом врывается в квартиру. Чуть с ног меня не сбила!
— Ника, ты не можешь меня кинуть! — стоит в прихожей, руки в боки.
— Успокойся, пожалуйста, — растеряно моргаю. — Я не собираюсь тебя кидать. Деньги за сервиз сейчас отдам, — роюсь в сумочке. — Могу и за паркет сразу рассчитаться. Хочешь?
— Я вообще не об этом, Ника! — у Насти едва не истерика. — Ту хату генералить надо! Я одна, блин, не справлюсь!
— Попроси кого-нибудь из знакомых помочь.
— Рождество, утро. Кого я попрошу?
— Васю, — пожимаю плечами.
— Он вообще не в курсе. Если Вася узнает, где я подрабатываю, он такого напридумывает! Ты же знаешь, он капец ревнивый!
— Блин, Насть, я тебе в сообщении вчера всё подробно объяснила. Сашка в больнице. Мне бы сегодня свои дела разгрести и к нему бежать.
— Вот как ты со мной, да? Я тебе помогла, когда надо было, а ты меня посылаешь?!
— Я не посылаю!
— Тогда поехали со мной, — хватает меня за руки и заглядывает в глаза. — Никусь, хотя бы до обеда. Мебель поможешь отодвинуть… Пожалуйста.
Не хочется мне в эту квартиру снова ехать. Нехорошая она какая-то. Но Насте фиг откажешь. Прицепилась же.
— В обед я сваливаю. Ясно?
— Спасибо!
Настя за рулём, а я рядом со стаканчиком кофе. Пытаюсь проснуться.