— Жена? — доктор сдвигает очки к кончику носа и изучает меня внимательным взглядом.
— Да-да, — киваю, — я жена, — и дёргаю дверь. — Орлова я.
— Тогда подождите минуточку, — заходит за мной. — Я дежурный врач. Осматривал вашего мужа при поступлении.
— Как он? — замираю.
В полумраке больничного коридора витает запах лекарств, из палат доносится храп, а где-то в умывальнике капает кран. Атмосфера давящая, а нервы у меня шалят.
— В целом ничего страшного. Но я советовал ему остаться под наблюдением врачей ещё несколько дней, а он домой рвётся. Утром, говорит, после обхода напишу отказ и прощайте. Вы поговорите с ним, — кладёт руку мне на плечо, — попробуйте убедить. Иногда последствия травм видны не сразу. Лучше пусть побудет у нас денёчка три-четыре.
Дядечка-врач старой закалки — это сразу видно. На пациента ему не плевать.
— Да, спасибо. Я обязательно поговорю с ним.
Доктор идёт по своим делам, а я шагаю в палату номер пять. Дверь открыта, внутри темно, но свет уличного фонаря пробивается в окно, и я могу разглядеть на одной из двух кроватей моего Орлика.
— Сань… — зову шёпотом.
— Котёна, какого хрена?! — пытается встать, но у него не получается.
— Куда ты рвёшься, боже мой! — быстро иду к нему. — Успокойся, пожалуйста, — присаживаюсь на край кровати. — Ох, ё-моё… — замечаю швы на лбу.
— Попросил же Витька отвезти тебя на новую хату, — перехватывает моё запястье, когда я пытаюсь погладить его по голове. — Что началось-то?
— Отвезёт, — от волнения кусаю губы. — Потом.
У меня не хватает смелости «обрадовать» Орлика новостями. Он тут после аварии со швами на голове, а я ещё добавить собираюсь…
— Не надо было тебе приезжать, котён. Зачем, ну? — сжимает мои пальцы в огромной лапе.
— Затем, что это я виновата, — отворачиваю голову. — Позвонила тебе в панике и вот…
— Глупости перестала говорить, — товарищ мент переходит на привычный приказной тон. — Дорога — каток. Я мог вляпаться и в другое время. Ты лучше расскажи, что там с батареей?
— Прорвало батарею, — сглатываю тугую недоговорку, которая стоит комом поперёк горла. — Но уже всё нормально, — улыбаюсь нервно.
— Ох, котёна, у тебя всегда всё в порядке, — Орлик прижимает меня к себе.
Не уверена. Точнее, уверена, что не в порядке, но поговорить об этом с Саней я не могу. Не сейчас точно. Вид у него, конечно…
— Что врачи говорят? — шепчу в крепкое мужское плечо, стараясь не заплакать.
— Да их не понять! — товарищ следователь возмущён. — Сотрясение у меня, ушибы. Ничего смертельного, но в больнице надо остаться. Я до утра тут побуду. Дождёшься меня? — слабая улыбка мелькает на бледных губах.
— Сань, давай без геройств, — отстраняюсь и заглядываю ему в глаза. — Тебе лучше подольше остаться в стационаре под наблюдением.
— Ты от меня избавиться хочешь, я не понял?! — в шутку наезжает.
— Конечно, — киваю. — Я любовника завтра в гости пригласила.
— А-а, ну тогда я останусь здесь ещё на пару дней. Не люблю мешать людям, — щипает меня за попу.
— Ой! — вскрикнув, прижимаю ладонь к губам. — Мы сейчас в отделении всех перебудим, — шепчу.
— Да фиг бы с ними, — вздыхает и удобнее устраивается на скрипучей кровати. — Но у меня башка болит, да… Машину жалко. В ремонт кучу бабла влить придётся.
— Ну какая машина, а? — глажу моего Орлика по руке. — О себе подумай. Останься в больнице, пусть тебя обследуют, полечат.
— А ты одна будешь? В чужом районе на отшибе города? — хмурится. — Не, котён, так не пойдёт.
— Что я маленькая? — делаю большие глаза. — Справлюсь.
— Мне эта идея не нравится.
А мне не нравится давать ложные показания товарищу следователю. Только других вариантов я пока не вижу. Вид и состояние у него не самые бодрые, ещё и машину разбил. Язык не поворачивается добить Орлика «хорошими» новостями.
— Не останешься в больнице — я никуда с тобой не перееду. Понял? — ставлю ультиматум.
— Кто тебя спрашивать будет? — Саня гнёт бровь. — Через плечо перевалю и утащу, куда захочу.
Захотеть — не проблема, было бы куда. Но по факту некуда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мне приходится долго и упорно уговаривать Сашу остаться в больнице. На языке, кажется, мозоль появилась. Но в конце концов мой Орлик сдаётся с формулировкой «Ладно. На отшибе города по-любому лучше, чем с Танькой за стенкой». Победа! Я обещаю Сане звонить и писать, как только телефон высохнет. А завтра в приёмные часы принесу ему покушать и вещи всякие нужные. Один камень с моей души падает.
И вроде всё более-менее, но… на сердце гадко. Я ничего не рассказала Саше. Больше того, я ему соврала. Но иначе бы он точно рванул со мной. И не утром, а прямо сейчас. Этого я допустить не могу.
Расскажу товарищу следователю всё, но только перед выпиской. К тому времени я хоть какую-то часть проблем улажу, а остальное мы решим вместе. Сейчас пусть лечится и ни о чём не думает.
— Как Саня? — спрашивает Витя, как только я сажусь к нему в машину.
— Сотрясение мозга, ушибы и швы на лоб наложили, — вздыхаю.
— Кости целые — уже неплохо, — прагматично замечает следователь. — Что по поводу хаты сказал? Сильно расстроился?
— М-м… — поджав губы, поворачиваю голову к Вите. — Я ничего Саше не сказала. И тебя прошу помолчать пока.
— Врать Орлову? — смотрит на меня как на душевнобольную. — Он меня потом закапает на фиг!
— Вить, послушай, — делаю глубокий вдох, — Сашка рвался из больницы скорее выписаться, а ему нельзя скорее. Я с врачом говорила.
— Ты же сказала, у него ничего серьёзного.
— Да, я сказала! — нервничаю. — Но есть травмы, которые аппаратура сразу не видит, а через несколько дней они проявляются. Короче, Сашке надо остаться под наблюдением врачей, а если ему сказать, что я с той квартиры не съеду… — выдыхаю плавно.
— Понял-понял, — Витя заводит мотор. — Буду молчать.
Глава 41
Эта ночь была длинной. Я губы в кровь искусала, отвечая на смски Орлика. «Как тебе квартира? С Фомой подружилась?» На Фоме я едва не прокололась. Фома оказался тем самым котом, за которым надо было ухаживать. Кто бы мог подумать, что Витин друг назвал котика Фомой! Вывод: врать Сане ужасно сложно. А потом меня мучила совесть.
В общем, поспать не удалось — в семь утра пришла Вера Иванна.
— Ашотик в гараж за сварочным аппаратом поехал, — соседка пьёт горячий чай у меня в зале. — Скоро вернётся и всё починит.
Оказывается, наш сосед снизу пять лет в ЖЭКе сантехником работал. Он давно оттуда уволился, но руки всё помнят.
— Спасибо, Вера Ивановна, — кручу пустую чашку в руках. — Сильно я вас затопила?
— Ай, да ну сильно, — бабуля отмахивается. — Потолок белить — не паркет менять, знаешь ли.
— Это точно, — вздыхаю. — Простите, что так вышло. Потолок я у вас побелю обязательно.
— Танька должна прощения просить и потолок мне белить, — фыркает бабуля. — Только от неё не дождёшься.
— Ну да, — улыбаюсь грустно, — не дождёшься. — Она с хозяев этой квартиры за паркет деньги требует. Знает, что они с меня возьмут.
— Не вздумай ей платить, — Вера Ивановна грозит мне пальцем. — Ни копеечки. Поняла?
— Не знаю как правильнее поступить, — вздохнув, наливаю себе чай. — С одной стороны, не стоит ей платить. Она потоп устроила, а не я. Но не отстанет ведь. У неё отец юрист.
— Хренист! — фыркает старушка. — Не взду-май, — снова грозит мне пальцем. — О! Слышишь?
Дверь Саниной квартиры хлопает, и по лестнице цокают каблучки.
— Пошла куда-то, — пожимаю плечами.
Вера Ивановна кряхтит, встаёт и ковыляет к окну. Стоит в полуметре от тюля, наблюдает.
— Вспомнили папашу — вот и он, — ворчит. — Танька с ним куда-то уехала, — поворачивается ко мне.
— Ну и что?
— Что-что?! — всплеснув руками, соседка идёт ко мне. — Вставай и беги на рынок, — тянет меня за руку. — Он сегодня до двенадцати работает — успеешь.
— Зачем на рынок? — растерянно хлопаю ресницами.