После разговора с Бакшеевым Фист-кых вернулась в океанариум и немедленно информировала Фаситора.
Фаситор подумал, что все его неясные предчувствия оправдались, но не стал сообщать эту мысль Фист-кых, и без того подавленной и растерянной.
Он предложил поставить в известность Совет Старших Матерей, но Фист-кых и большая часть содержавшихся в океанариуме дельфинов считали, что до тех пор, пока нет полной ясности во взаимоотношениях между обитателями лаборатории, тревожить Совет преждевременно. Необходимо разобраться в обстановке, окончательно уточнить, соответствуют ли действительности слова Большого Человека, как условно называли они Бакшеева, выделявшегося среди малорослых японцев.
Тем не менее был разработан план, предусматривающий возвращение дельфинов в Океан. Он строился на использовании второго подводного хода. Его начало, замаскированное среди обломков базальта и водорослей на дне бухты, уводило в толщу острова, а затем туннель выходил непосредственно в океан. О существовании этого естественного туннеля охрана острова не подозревала.
Сложная часть плана состояла в необходимости открыть в нужный момент шлюзы бассейнов океанариума, чтобы дельфины получили возможность выйти в бухту, откуда начинался туннель. У Фист-кых были свои соображения по этому поводу, но она пока не торопилась высказать их.
Фаситор предложил форсировать барьеры, прыгая через них, и дельфины поскучнели: не каждому из них был под силу такой прыжок. Поскольку другого выхода не было — остановились пока на предложении Фаситора.
Как оптимальный вариант рассматривался возможный выпуск дельфинов в бухту для прогулки. Это практиковалось в лаборатории. Фаситор сказал, что в этом случае надо будет немедленно уходить, но Фист-кых отказалась принять такое предложение для будущей возможности. Она сообщила всем, и Фаситор с ней согласился тоже, что они не имеют права уйти, не закончив исследования над людьми и не выполнив тем самым задание Совета Старших Матерей.
На второй день после разговора Фист-кых с Большим Человеком из бассейна забрали молодого дельфина Фукиса, большого приятеля Фтириса. Все решили, что с ним будет проведена беседа: его будут убеждать выполнить волю Старшего Самурая. Поэтому Фукис заявил, что он поначалу согласится, а в океане попытается освободиться от страшного груза, уничтожающего корабли, и уйти от тех, кто убивает своих сородичей.
Фист-кых считала, что ему не следует даже соглашаться служить Старшему Самураю, но молодежь поддержала Фукиса, молодые дельфины считали, что для борьбы с профессором Накамура этот метод вполне годится.
Фукис не вернулся. Он погиб в операционной, когда профессор Накамура и Косаку Хироси вторглись в его мозг, устанавливая в нем электроды.
После Фукиса взяли еще двоих. Смерть первого из них видел Степан Бакшеев — операция на мозге второго прошла успешно. Теперь дельфин слепо подчинялся сигналам особого передатчика. Их принимали вживленные в мозг антенны-электроды и управляли поведением лишенного разума дельфина.
Профессор Накамура сдержал свое слово. Он превращал мыслящих обитателей океана в слепое орудие убийства.
После первой удачной операции профессор Накамура распорядился подготовить Фаситора.
2.
— И ты, дочь самурая, можешь защищать того, кто хотел поколебать могущество нашего государства?! Мои уши отказываются слышать это…
— Я не верю, чтоб этот человек мог сделать что-нибудь дурное людям.
— Каким людям?! О чем ты говоришь? Да, он собирался сделать «добро». Но он — коммунист, Тиэми Тода, а для них не существует ни высокого рода, ни сана. Я хотел использовать его знания на пользу Японии, а он пошел против меня. И потому должен умереть.
— Я прошу тебя, отец…
— Нет, нет! Он наш враг! И мне непонятно, почему тебя так волнует судьба этого русского.
— Я люблю его, отец.
3.
«Крепко меня ударили, — подумал Бакшеев. — Ну и приемы у них…»
Голова кружилась, ныла шея, он поднялся и подошел к двери, прислушался. Тихо.
Бакшеев ощупал дверь, пытаясь определить хоть какое-то подобие запора. Но поверхность всюду была гладкой.
Степан отошел, вернулся на татами и машинально сунул руку в карман. Его пальцы нащупали сложенную бумажку.
«Записка?» — мелькнула мысль.
Бакшеев осторожно оглянулся на дверь и с удовольствием отметил, что европейский обычай делать в дверях «волчки» не распространился в Японии, или, по крайней мере, на этом проклятом острове.
Он поднялся, чтобы быть поближе к тусклой лампочке на потолке, развернул записку и прочитал текст, написанный печатными буквами по-английски:
«Calm! Prepare and wait! Friend».
4.
Яркое кимоно Тиэми Тода исчезло за дверью, и профессор Накамура продолжал сидеть неподвижно. Он словно оцепенел и, казалось, перенесся в другой мир и жил в том мире, оставив здесь, в кабинете, свою лишенную жизни оболочку.
Но так только казалось. Мозг Накамура лихорадочно искал выхода из создавшегося положения.
Наконец он шевельнулся, сжал губы, натянулась кожа на скулах, профессор Дзиро Накамура принял решение. Он был готов к действию.
Его палец лег на одну из кнопок.
Через минуту в кабинет профессора Накамура проскользнул майор Масаси Кэндо.
— Что угодно господину профессору? — спросил он.
— Мне хотелось, чтобы вы, майор, позаботились о следующем. Нужно сделать так, чтоб моя дочь Тиэми Тода не покидала своей комнаты в течение нескольких дней. Служанка Табэ пусть постоянно находится в ее распоряжении, но обе они не должны выходить за пределы отведенных им помещений. Вы поняли?
— Да, господин профессор, я все понял.
— Хорошо, идите, майор.
Профессор Накамура проводил глазами майора Масаси Кэндо и вновь погрузился в оцепенение.
5.
Полученная записка вот уже сутки не давала Степану покоя.
Спокойно! Приготовься и жди! Друг.
«Это, конечно, Аритомо Ямада, — думал он. — Но как записка попала в карман моей куртки?»
«Может быть, один из охранников — человек Аритомо Ямада? Он мог сунуть записку в мой карман, когда меня, бесчувственного, несли в камеру из операционной…»
Ему почудилось вдруг, будто он слышит слабый отзвук далекого выстрела.
«Показалось», — решил Степан и лег на спину, положив голову на жесткий валик.
Степан Бакшеев знал, что за дверью стоит часовой. Он слышал, как тот беспокойно топчется там, в коридоре, и вспомнил об отзвуке выстрела. Может быть, и не почудилось. Наверное, и часовой слышал выстрел. Шаги в коридоре. Нет, это не часовой, это не его шаги, нет, не его… Степан приподнялся, опершись на локоть.