епископства. Эта почесть меня также привлекает и прельщает, как если бы меня приговорили бросить на съедение диким зверям. Дело в том, что лучшими силами своей души я ненавижу митры, саккосы, жезлы, свечники, кадильницы и т. п. утехи. Прибавь к тому же весьма жирных и огромных рыб. Если я люблю эти предметы, если ищу их, пусть Бог покарает меня чем-нибудь еще худшим. Я люблю дело епископства и желал бы быть епископом, если бы мне вместо епископства не пришлось быть комедиантом, ибо к тому влечет епископская в высшей степени неблагоприятная обстановка, если не исправит ее Божественная Мудрость. Поэтому я намерен употребить все усилия, чтобы отклонить от себя эту чрезвычайную почесть и лететь обратно к вам»[137].
И снова нужны пояснения.
Митрополит Феофан Прокопович рассматривал епископское служение как служение административное. Архиерей – это человек, хорошо управляющий Церковью, понимающий то, что от нее хочет государство, и укрепляющий ее как организацию. Если принять во внимание эту оговорку, то Феофан Прокопович, при всех его недостатках и увлеченностью протестантизмом, был очень хорошим архиереем, соответствовавшим по духу тому времени, в котором он жил.
Вторым недостатком царева любимца было то, то этот человек обладал в высшей степени рациональным, сильным «протестантским» мышлением. Он видел в Церкви лишь средство, с помощью которого можно построить идеальное государство на основе «естественного права», на основе юридических формулировок и человеческой мудрости. Иногда митрополит Феофан так увлекался, полемизируя со своими оппонентами, что начинал говорить о Церкви лишь как о земной организации.
Феофан Прокопович был человеком, влюбленным в Просвещение, превозносившим силу человеческого разума. Он был оптимистом и полагал, что Церковь может помочь императору построить такое государство, в котором каждому из его жителей было бы хорошо.
В одном из своих слов Феофан прямо говорит, что задача епископа или священника – борьба с суевериями. При этом он встраивает церковнослужителей в своеобразную «табель о рангах», в которой у каждого, от императора до крестьянина, есть свои конкретные задачи, исполняемые ради общего блага. Разговорам о сакральности служения священника или епископа здесь нет места. Немыслимые ранее сочетания – «священник-чиновник» или «епископ-губернатор» – постепенно сделались частью реальности: к священнослужителям стали относиться, с одной стороны, как к представителям власти, с другой – как к любым другим исполнителям. Например, почтальонам[138].
Петру I очень понравился трезвый и утилитарный взгляд митрополита Феофана на Церковь, и он просит епископа подготовить грандиозную реформу: упразднение патриаршества. Фигуру Предстоятеля Русской Церкви должна заменить коллегия (иначе – Синод), куда войдут епископы, священники и светские чиновники. Коллегия будет подчиняться императору и сообща с ним решать организационные, богословские и иные вопросы, связанные с духовной жизнью подданных империи. Управлять этой организацией будет сам император через назначенного человека – обер-прокурора. Взамен Церковь получит финансирование от государства.
Даже в теоретическом плане у этой концепции есть недостатки. Император не может быть главой Церкви по той простой причине, что у всех Православных Поместных Церквей только одна Глава, один Создатель – Сам Христос (о христианах других конфессий мы не упоминаем, чтобы не вдаваться в богословские споры. Но общий принцип именно таков: одна Церковь, Глава которой – Спаситель. Патриарх, Папа Римский или коллегия во главе с обер-прокурором – лишь Его представители, люди, которым Христос на какое-то время доверил Свою Церковь). Над всеми этими «заместителями» Христа стоят Поместные и Вселенские Соборы, то есть полнота власти в Православной Церкви никогда не сосредотачивалась в руках одного человека. Патриарха могут поправить и даже осудить Предстоятели других Поместных Церквей; Вселенский Собор или Собор епископов может не согласиться с мнением Папы. Но когда император получает в Церкви единоличную власть, ситуация меняется. Например, абсолютно непонятно, как можно обжаловать постановления Синода, одобренные императором? В условиях абсолютной монархии решения самодержца могут быть отменены лишь им самим…
Лубок. Россия. Вторая пол. XIX в.
В концепции же митрополита Феофана Прокоповича, которую тот описал в «Духовном регламенте» (большом документе, описывающем основы петровской церковной реформы), именно император становится «епископом епископов», человеком, способным назначать и убирать архиереев, утверждать или отклонять решение о канонизации святых и даже – в теории! – менять православные догматы.
На практике все было… еще хуже. В начале XX века митрополит Сергий (Страгородский) говорил, что синодальное правление лишило епископат даже номинальной возможности влиять на то, что происходит в Церкви:
«Синод… поставил себя прямо в качестве безусловной, почти безапелляционной власти над каждым представителем русской иерархии. Епархиальный архиерей может быть в Синоде только тогда, когда его позовут. Могут у него иногда спросить и его мнение, могут прислать для отзыва какое-нибудь запутанное дело. Об участии во власти, о праве на это участие уже не может быть и речи. Центральная власть, таким образом, выделилась от епархиальной в совершенно особый орган, действующий безапелляционно по государеву указу. Как видим, перемена произошла радикальная, изменился, можно сказать, самый дух церковного правительства»[139].
Сказано это было во время всесильного обер-прокурора Константина Победоносцева. К слову, во главе Синода в Российской империи становились разные обер-прокуроры – некоторые из них открыто говорили о своем неверии в Бога…
Впрочем, при Петре I обер-прокурор еще был скромным чиновником, кем-то вроде секретаря, а ведущую роль в Синоде играл один из епископов. Разумеется, первым таким архиереем был митрополит Феофан Прокопович.
Первое заседание Синода (который тогда еще назывался «коллегией») прошло в Петербурге 14 февраля 1721 года. Собравшиеся епископы сразу задали вопрос, который не пришел в голову ни митрополиту Феофану, ни Петру I: «Как молиться в Церкви за это учреждение?» По уставу в каждом храме на каждой службе поминают Патриарха и правящего архиерея. Это поминовение имеет огромное значение и свидетельствует о единстве Поместной Церкви.
К чести императора, он мгновенно понял проблему (возможно, ему помог митрополит Феофан) и приказал молиться о новом органе как «о Святейшем Синоде или о Святейшем Правительствующем Синоде». Под этим названием детище Петра и вошло в историю Церкви.
Оставалось решить еще один вопрос: Святейший Синод как форма управления не был согласован ни с одной из Поместных Православных Церквей… Русская Церковь оказалась в канонически очень непростой ситуации. А ведь что-то подобное происходило столетие назад, в самом конце XVI века, когда Россия добилась от Константинопольского Патриарха церковной автокефалии, но затем должна была ждать утверждения этого решения всеми Поместными Православными Церквами.
Кроме того, была еще одна трудность. На патриарших богослужениях поминались все православные Первосвятители, учреждение же Синода разрушало